Дрейф

Рычание мощного мотора затихает, но Слейн не торопится шевельнуться. Плечо Кайдзуки, о которое он опирается щекой, теплое, а Слейн слишком устал от того холода, что уже третий год окутывает его тесную тюремную каморку. Слейн привык зарываться с головой в одеяло, сворачиваться в клубок, а по утрам слушать стук собственных зубов. Лето ли, зима ли, солнце ли или шторм, Слейн, заключенный в бетонные объятия стен, всегда чувствует только леденящий холод. Поэтому он может сколько угодно продолжать корить и проклинать себя, но для него те крохи тепла, что Кайдзука Инахо всегда приносит с собой - дороже всех чудес на свете. Слейн больше не ненавидит Кайдзуку. Время ненависти давно прошло, выкорчеванное мудреными беседами, необъяснимыми подачками и неизбежным одиночеством. Мысли об Императрице больше не тревожат его. С каждым рассветом, с каждым рассказом Кайдзуки о процветающем мире, о довольных подданных Верса Слейн тоскливо отпускает ее от себя, также как из крошечного окна своей каморки провожает взглядом горделивых птиц в долгий полет. Слейн не знает, зачем еще дышит, если его роль уже отыграна, но Кайдзука Инахо своим незримым присутствием запрещает ему смыкать глаза в те ночи, когда кошмары оказываются сильнее здравого рассудка. Слейн цепляется пальцами за подаренный ему белый шарф или за тонкую книгу с шуршащей обложкой или за деревянную шахматную фигурку и приказывает себе дышать. - Слейн, мы на месте, - вопреки своим словам обычно деловитый Кайдзука не спешит сразу подняться с водительского сиденья. Он чуть поворачивает голову, оставляя одну ладонь лежать на руле, и его щека прижимается к макушке Слейна. Слейн чуть сжимает пальцы, чувствуя, как холод наручников по-прежнему обвивает запястья железными кольцами. Оковы давят змеиной хваткой, впрыскивая в тело вместе с дрожью яд неверия и отчаяния. Ведь так не может быть. Так не бывает с ним - чтобы все, наконец, закончилось? Тишина окутывает джип. Слейн различает шелест бесчисленных деревьев, свист летнего ветра, издалека умиротворенно прилетает шум воды. Ткань синего пиджака обжигает щеку, дыхание Кайдзуки тревожит кончики его светлых волос, а вторая рука осторожно ложится поверх колена Слейна - то ли в мягкой попытке его разбудить, то ли целенаправленно лаская взбудораженное прикосновением бедро. Слейна не спасает даже ткань тонких голубых бриджей, мышцы на ноге предательски напрягаются, выдавая тот факт, что он не спит. Слейн распахивает веки, нехотя отрывая щеку от теплоты подставленного плеча. Кайдзука не смотрит ему в глаза, нет, он вопиюще нагло смотрит на губы Слейна, продолжая сжимать и гладить его колено, и Слейн сейчас бы все отдал за то, чтобы ему хватило духа оттолкнуть этого безмозглого гения, но он совсем не чувствует в себе сил. Однако вместо того, чтобы закончить свой молчаливый натиск, Кайдзука, чуть улыбаясь, отстраняется, звякает ключами и вылезает наружу. Он неспешно обходит машину и открывает перед Слейном дверь, будто Слейн сам не может о себе позаботиться. Все недовольство испаряется с первым глотком прохладного воздуха. Слейн замирает рядом с Кайдзукой, закрывая глаза и вдыхая полной грудью. Запах травы и деревьев и близлежащего залива кружит голову. Слейн опирается бедрами на капот, поднимая лицо к ночному небу. Сотни сверкающих путеводных звезд разливаются ярким морем посреди непроглядной черноты ночи. Где-то среди них прячется отблеск далекого Марса, Слейн пытается найти кругляш раненой Луны, но ночь сегодня безлунна. Звезды неумолимо завораживают, зовут его за собой волшебным мерцанием, обещают даровать вечный покой. Слейн чувствует, как тело расслабляется по своей воле, он поддается неведомому зову, желая сбросить с себя мерзкие путы бытия и груз горького прошлого, но вдруг ощущает на своих плечах обжигающие прикосновения. Кайдзука обнимает его за плечи, прижимая к себе так невесомо, будто держит в руках песочный замок, какие Слейн любил в детстве строить вместе с отцом, пока отцу еще было до него дело. Усталость наваливается на плечи, Слейн опускает голову на плечо Кайдзуки, неловко задевая скованными руками чужое бедро. От Кайдзуки едва уловимо пахнет шоколадом, которым он кормил Слейна еще днем в дороге, а его прядки волос щекочут Слейна за ухом. Борясь с предательски накатывающей сонливостью, Слейн всматривается в окружающее пространство, пытаясь хоть за что-то зацепиться взглядом. Звездное небо молчаливо освещает неухоженную тропинку к дому, но из-за ночного мрака ему не удается толком разобрать хоть что-то. - Пойдем, - Кайдзука мягко перехватывает цепочку, соединяющую тюремные браслеты на его запястьях, и тянет его вперед. Трава приятно ластится к ногам, подошвы кед непривычно утопают в чуть влажной земле. Военный джип недвижным силуэтом остается маячить позади, словно верный пес в ожидании хозяина. Слейн послушно идет за Кайдзукой и переступает порог неизвестного дома, которому теперь суждено стать его домом до самого конца жизни, если только военной верхушке не взбредет в голову снова запереть его за стальными прутьями. Кайдзука выпутывается из обуви, и Слейн следует его примеру. В скромной прихожей темно, но Кайдзука проводит его до комнаты так быстро и ловко, будто уже успел наизусть выучить разделяющий помещения путь. Из широкого и приоткрытого окна спальни виднеется кусок ночного неба. Слейн осторожно ступает босыми ступнями по лакированному дощатому полу. В комнате неуловимо пахнет деревом и краской - Слейн думает, что, скорее всего, ремонт здесь был сделан не так уж и давно. Пока Слейн стоит посреди спальни, Кайдзука тихо подкрадывается со спины, прижимается сзади, утыкаясь лбом в его затылок и скользя руками по его груди и ниже. Но вместо прикосновения к бедрам или животу под смявшейся футболкой, Слейн слышит звяканье ключей и чувствует, как ладони Кайдзуки охватывают его руки. Наручники шумно приземляются на пол, а пальцы Кайдзуки долго ласкают его запястья, поглаживают выступающие вены, посылая стайки мурашек бежать вверх по локтям. Слейн судорожно выдыхает, едва сдерживая стон. Он спешно отталкивает руки Кайдзуки и отступает на шаг вперед, разрывая объятья, понимая, что иначе может сломаться здесь и сейчас. У Слейна Троярда много грехов за спиной. Люди любят нашептывать, что в нем не осталось ни толики человечности и невинности, но о своих жалких остатках невинности Слейн знает куда лучше, чем злые языки. На его счету несколько прямых смертей и сотни косвенных, на его счету горящие дома, полыхающая земля и тысячи разбитых катафрактов, на его счету два поцелуя - один с некогда любимой девушкой, а второй - с нелюбимой. И, может быть, страх перед тем, чтобы отдать в руки Кайдзуки последние крохи себя, и покажется кому-то смехотворным, но Слейну не так-то просто преодолеть этот финальный рубеж. Потому что того, что лежит за ним, Слейну знать не дано, а весь лимит прав на ошибку он уже давно исчерпал. - Ты устал. Тебе нужно поспать, - Слейн нервно кивает, соглашаясь с Кайдзукой. В темноте сложно различить очертания комнаты, но даже слепой бы почувствовал, что вокруг совершенно нет мебели. Спальня девственно чиста, только тюли развеваются от слабого ветра. Слейн поворачивается на месте, кидая вопросительный взгляд мерцающим во мраке алым глазам. Кайдзука неторопливо снимает пиджак и развязывает галстук, позволяя обоим предметам одежды приземлиться у двери. Он невозмутимо указывает подбородком за плечо Слейна, и Слейн двигается вперед, пока босые ноги не упираются в матрас. Он приседает, чтобы исследовать ложе, и едва не фыркает. Это даже не футон. Парочка матрасов, поверх которых возлегают застеленные простынями перины и подушки. - Мебель должны привезти только через две недели. Как результат, твою передачу под мою опеку могли задержать еще на месяц. Я подал протест, - поясняет Кайдзука, застывая за спиной в расстегнутой рубашке. Слейн пожимает плечами, забираясь на самодельную постель. На самом деле, он до одури благодарен Кайдзуке, ведь каждый лишний день, проведенный в тюремной каморке, это мучение, подобное ледяным иглам, впивающимся под кожу и стремящимся добраться до самого сердца. Слейн утопает в перине, неожиданно понимая, что ложе невероятно комфортное и мягкое. Он устраивается на больших подушках, довольно вздыхая, и скрывается под тонким покрывалом. Неосязаемое пространство вокруг пугает непривычными просторами. Слейн всматривается в темные углы, отгоняя от себя сонливость, но когда Кайдзука опускается на перину рядом и устраивается за его спиной, беспокойство отпускает. Губы едва ощутимо прикасаются к шее Слейна, Кайдзука ныряет под его покрывало и прижимается к спине грудью, опутывая Слейна рукой и позволяя ладони остаться лежать на его животе. Пальцы лениво выводят на его коже неведомые узоры, едва не задевая пояс бриджей. Слейн льнет бедром к колену Кайдзуки и засыпает, убаюканный долгожданным теплом. Когда он распахивает глаза, за окном расплывается рассветное небо, затянутое серыми тучами. Но будят его не капли мороси, врывающиеся в окно вместе с ветром, а теплое дыхание, опаляющее запястья. Кайдзука нависает над ним, удерживая его руки над головой в несильном захвате, и целует запястья, на которых после вчерашней долгой поездки все-таки расцветают синяки от наручников. Кайдзука градом едва ощутимых прикосновений губ целует его пальцы, спускается вдоль локтя и раз за разом возвращается обратно. Слейн, чувствуя, как щеки начинает жечь, пытается не наблюдать за его неуловимо сосредоточенным лицом, но в результате его взгляд падает на грудь, виднеющуюся из белой распахнутой рубашки. Выступающие ключицы Кайдзуки кажутся ему такими соблазнительными, что он не выдерживает и выдыхает, шевельнувшись на постели и выдавая себя. Кайдзука заметно улыбается в его запястье и скользит губами вдоль одного плеча, выпуская его руки из захвата. - Доброе утро, - необычная хрипотца в голосе Кайдзуки нашептывает Слейну о том, что выдержка бывшего врага может отдать концы в любую секунду, и он беспокойно ерзает по лежанке, но Кайдзука тут же успокаивает его, поймав его пальцы в свои. Слейн позволяет сплести их руки, а Кайдзука вдруг скользит вниз по его груди и задирает футболку зубами. Слейн только непонимающе моргает, глядя на то, как Кайдзука упрямо тянет ее вверх. - Кайдзука, прекрати сейчас же! - лихорадочно шепчет Слейн, когда неожиданно цепкие зубы отпускают край футболки в районе его ключиц, и вместо этого их обладатель принимается водить языком вокруг заветной добычи. Губы прихватывают набухший сосок, кончик языка играется с ним, задавая совершенно безумный и неясный ритм ласк. Слейн растерянно стонет, высвобождая одну руку, и отрывает лицо Кайдзуки от своей груди, ухватившись за его растрепанные волосы. - Все в порядке, - полу-утверждает, полу-спрашивает Кайдзука, опуская его футболку обратно. Слейн, ощущая, как лицо пылает от жара, хочет зарычать, но Кайдзука подтягивается на локтях и опрокидывает его обратно на подушки, накрывая его губы своими. Слейн сопротивляется только первые пять секунд, и то по инерции. Они уже целовались несколько раз, в его камере, пока трудолюбивая охрана совершала обход другой части здания. Губы Кайдзуки такие же теплые, как и тогда, но, в отличие от прошлого, поцелуй нетороплив. Нет нужды спешить, пытаясь впитать в себя тепло чужого тела, нет нужды давить прорывающиеся вздохи и стоны, нет нужды дергаться в страхе услышать, как зазвенят в замке ключи, возвещая о внезапном возвращении охраны, нет нужды высматривать глазами, в какую сторону повернута въедливая камера. Слейн почти всхлипывает, задыхаясь, отвечая на поцелуй и зарываясь пальцами в темные прядки волос. - Шшш, - Кайдзука гладит его по плечам и спине, не позволяя врываться языком в свой рот, вместо этого осыпая его губы, подбородок и шею десятками отрывистых, коротких поцелуев. Слейн хватается пальцами за услужливую рубашку, еще больше сминая ее на спине Кайдзуки. Приняв на себя непредсказуемую бурю эмоций, Кайдзука еще долго держит Слейна в руках, позволяя вжиматься виском в свое плечо. Когда Слейн вновь оказывается на подушках, его тело расслаблено и открыто. Он лишь часто дышит, прикрыв глаза и наслаждаясь тем, как мурашки удовольствия расползаются по телу от очередной вереницы поцелуев и прикосновений. Кайдзука стягивает с него футболку через голову, целует шею и ключицы, лижет и осторожно покусывает соски, исследует языком впадинку пупка, спускается все ниже и ниже, просовывая пальцы под спасительную преграду бриджей, впрочем, не скрывающих его нарастающее возбуждение. Слейн выгибается, когда ладонь принимается невесомо гладить его член сквозь тонкую ткань, но у него нет ни сил, ни желания противостоять напору Кайдзуки. Он ловит вопросительный взгляд алых глаз и, прикусывая губу, отворачивается, тем самым давая свое молчаливое согласие, хотя весьма смутно представляет себе, чего на самом деле следует ожидать. Одна рука Инахо возвращается к его лицу и терпеливо проводит по губам, уговаривая выпустить невольницу из плена зубов. Слейн прижимается щекой к теплой ладони. Доверие. Как же сложно по-настоящему довериться, когда вся жизнь окрашена цветами смерти, лжи и предательств, но Слейн целует протянутую ладонь дрожащими губами и прячет в ней горящий лоб, словно выброшенный на улицу щенок в поисках тепла от случайного хозяина. Но Слейн помнит, помнит - знает - Кайдзука Инахо ни разу его не обманул. А если обманет, то Слейн просто перестанет существовать, исчезнет, растворится, подобно падающей, едва заметной глазу, звезде. Инахо тянет его бриджи прочь. Слейн чувствует себя неимоверно глупо под цепким взглядом. Он впервые полностью обнажен перед чужим взором. Худое тело, уродливые шрамы поверх бледной кожи, синяки на запястьях, выступающие ребра, обыкновенный член в обрамлении редких волос. Он будто распят, и от этого хочется выть, но Инахо подхватывает его ноги под коленки и разводит в стороны, спускаясь поцелуями по внутренней стороне бедра. Слейн не понимает, как можно так бережно и ласково прикасаться к его некрасивому телу, но жизнь научила его дорожить теми крупицами волшебства, что по какой-то странной причине судьба все еще швыряет в его сторону. Инахо минует его пах и целует впалый живот, не стесняясь того, что член Слейна чиркает его по подбородку. Слейн стонет, когда ладонь аккуратно опутывает его основание и изучающе проходится вверх и вниз по стволу, слегка оттягивая назад плоть вокруг чувствительной головки. Возбуждение усиливается, Слейн стыдливо прячет лицо в недрах подушки, но остановить то, о чем даже никогда не смел мечтать, он не в силах. Быть кому-то нужным и желанным, получать незаслуженную ласку и внимание, представить хоть на секунду, на минуту, что и в его жизни может быть что-то добровольное и взаимное… крошечная надежда на чуть более светлое будущее, чем то, что так часто грезится ему в кошмарах, сбивает дыхание. К горлу подкатывает ком, но Инахо слишком хорошо отвлекает его дерзкими прикосновениями. Губы играются с головкой члена - Инахо бессовестно исследует неизведанные просторы, успокаивающе поглаживая второй рукой Слейна по бедру, внимательно прислушивается к участившимся вздохам и тихим стонам. Язык скользит по упругому стволу в поисках чувствительных местечек, спускается на мошонку, и Слейн выгибает спину в беззвучном крике. Кто бы мог подумать, Кайдзука Инахо не стыдится вылизывать его яйца. Если бы такое произошло в разгар войны, Слейн бы ликовал, поставив врага на колени, но сейчас он совершенно теряется, и в попытке найти хоть какую-то опору запутывается пальцами в темной шевелюре. - Неприятно? - Слейн бы многое отдал, чтобы лишить Кайдзуку невыносимо спокойного тона голоса, но у него ничего нет. Ничего, кроме безумного удовольствия и жара, которые дарит ему Инахо. - Н-нет, - выдыхает он, подаваясь бедрами навстречу. Собственное тело предает, устремляясь навстречу Кайдзуке. Удерживая руками его бедра, Инахо вбирает в себя головку его члена, и Слейн едва не сходит ума, глядя на то, как плавно и легко исчезает в чужом рту. Губы плотно сжимают головку, язык дразнит уздечку, Слейна подбрасывает на лежанке, но Кайдзука не дает ему пошевелиться, только вырывает стоны с его губ, вбирая его член чуть глубже, а потом снова выпуская на волю, время от времени ускоряя ритм движений. Слейн тонет в мешающихся простынях, тонет в пучинах перины, тонет в руках Кайдзуки, тонет во все застилающих пронзительных вспышках наслаждения, неосознанно тянет темные прядки к себе, желая толкаться во влажное нутро сильнее, чаще, еще и еще. До рези в зажмуренных глазах, до хриплых всхлипов, осеняющих тишину спальни, до поджимающихся на ногах пальцев, до невероятной дрожи, пронизывающей позвоночник и все тело. Стыдно. Неловко. Позорно. Продержаться всего пару минут. Но ведь это его первый опыт. Единственный. У него не было времени и себя-то побаловать, изучить взрослеющее тело. Не тогда, когда Крутео дамокловым мечом зависал за спиной, стремясь сделать из него грушу для битья. Не потом, когда он отчаянно пытался найти и уберечь Ассейлум. И уж точно не тогда, когда он взвалил на себя бремя войны. Удовольствие - такое до боли сладкое, что Слейн не выдерживает. Не может, как бы ни хотел. Он прогибается в спине, когда оргазм прошивает каждую клеточку, даже не осознавая того, что спускает все напряжение в рот Кайдзуки. Бедра еще движутся по инерции, Кайдзука выжимает из него последние капли рукой, Слейн рассеянно всматривается в белый потолок, учась заново дышать. Инахо возвращается поцелуями по его животу и груди, и Слейн послушно укладывается на бок, когда Кайдзука, устроившись рядом, притягивает его в объятия. Небо за окном темнеет вопреки рассвету. Фиолетовые тучи собираются стайкой, собираясь оросить землю армадой дождя. Инахо прижимает его к себе крепче, проталкивая колено между ног. Слейн прячет вновь вспыхнувшие щеки на плече Кайдзуки, но не отодвигается, позволяя Инахо вжаться бедрами в свои. Кайдзука нахально трется пахом о его бедро, но Слейн позволяет ему это, слишком расслабленный, слишком благодарный за то маленькое чудо, что превратило его тело в груду бесполезных мышц и костей. Инахо часто дышит ему в ухо, осторожно покусывает плечо, а на самом пике выгибает шею, впиваясь пальцами в его бедра до синяков, и Слейн слишком заворожен его приоткрытыми губами, чтобы протестовать против легкой грубости. Так необычно видеть Кайдзуку с расфокусированным взглядом и налипшей на лоб челкой и чувствовать, как под ладонями дрожит его подтянутое тело. Так необычно делить тепло на двоих и не дергаться от малейшего шороха. Слейн устраивает макушку под подбородком Инахо, прикрывая глаза и не обращая внимания на то, как Инахо выпутывается из брюк, в которых так и лег спать, и ими же вытирает собственные бедра. Смятая синяя ткань недовольно сворачивается под окном. Слейн знает, что точно так же Кайдзука, взваливая на себя бремя опеки над ним, поступает и с собственным будущим. Отказывается от всего - от карьеры и звания, от свободы и семьи, от друзей и возможности увидеть мир. Но Слейн больше не спорит, не отталкивает чужие плечи и не срывается на бесполезные крики. Он замирает в тишине спальни, слушая шуршащий по крыше дождь, медленно окидывает взглядом пустующие углы и сбитую под их телами перину. На секунду ему даже кажется, что они с Кайдзукой дрейфуют посреди бесконечного моря на видавшем виды плоту, и он не может сдержать неуверенной улыбки, устало натягивая покрывало на босые ступни. Кайдзука помогает ему, а затем обнимает его лицо руками и прижимается лбом к его лбу. Слейн накрывает ладонь Инахо своей и закрывает глаза, все еще не до конца веря, что такое простое прикосновение способно принести небывалый покой. Впрочем, все шторма уже позади, а Инахо хватит упрямства, чтобы их маленький плот никогда не пошел ко дну. Слейн хочет верить в это. Верить в то, что по утрам его будут встречать улыбкой и до бесконечности целовать ноющие шрамы. Ведь - ему же позволено надеяться? Хотя бы чуть-чуть?