Проделки нарглов

Дом Лавгудов стоял на вершине холма, окружённый фруктовым садом и цветочными полями. Это была причудливая башня, довольно высокая, с тремя этажами, а над ней днём и ночью висела, как на нитке, тонкая молодая луна. В небольшом дворике, возле покосившейся калитки были прибиты три самодельные таблички с надписями: «Кс. Лавгуд, главный редактор журнала Придира», «Омела на ваш выбор» и «Не наступайте на сливы-цеппелины!». На верхнем этаже дома была комната Полумны с выходом на крышу и комната её отца, на втором этаже — типография, в которой без остановки печатался журнал «Придира», а на первом этаже — маленькая гостиная с камином и кухня. Поздним утром маленькая гостиная дома Лавгудов была очень светлой, наполненной и живой — всюду валялись разнообразные вещицы, мебель была покрыта причудливыми узорами, на стенах просыпались акриловые звери и птицы, распускались нарисованные цветы, шурша потрескавшейся краской, строчила старомодная швейная машинка, от ветра звенели висящие под потолком украшения, которые, как верят маглы, приносят удачу. Посреди всего этого сидел Ксенофилиус Лавгуд — высокий, худой, слегка косоглазый мужчина с белыми кудрявыми волосами, в пёстром халате до пола, — и курил изящную длинную трубку. Винтовая лестница в центре комнаты протяжно заскрипела — спускалась Полумна. Такая же белокурая и сероглазая, как её отец, она была в тонкой, расписанной красками ночной рубашке с цветами, на её руках и ногах были тонкие браслеты, а на шее висел крупный амулет. Видимо, во всём этом она и спала. — Доброе утро, милая, — сказал Ксенофилиус, тепло улыбнувшись. — Доброе утро, папа, — сонно и ласково ответила Полумна, — смотри, полынь зацвела! — Соберём через пару дней, — предложил отец, посмотрев в окно, — она отпугивает русалок. — Мы варили из неё зелье в школе, — всё так же протяжно и уже немного грустно ответила Полумна, — зелье радости. Но у него есть побочные эффекты: оно вызывает хватание окружающих за носы и пение. — О, этого не стоит бояться! — Ксенофилиус засмеялся, — ты будешь завтракать? Я приготовил карамельный пудинг. — Я люблю пудинг! — Полумна оживилась и заулыбалась. Они завтракали на крохотной кухне с круглыми стенами, вся мебель в которой тоже была округлой: печка, рукомойник, шкафчики, тумбы и полки, цветочные горшки, посуда — не было ни одного прямого угла, и к тому же, всё это было покрыто разнообразными рисунками и узорами, а все стулья, стоящие у стола, были разными. И вдруг в открытое окно кухни влетела сова, такая же белоснежная, как волосы обоих Лавгудов, и села на спинку свободного стула. У неё в клюве было маленькое письмо, в конверте из голубой бумаги. Ксенофилиус протянул руку, взял письмо и рассмотрел его. — Это для тебя, — сказал он и протянул письмо дочери. — Правда? — Полумна выглядела удивлённой. — Ты третий день дома, а твои друзья уже соскучились, — тоже слегка удивлённо, но очень ласково произнёс Ксенофилиус. Полумна в этом сомневалась. В Хогвартсе у неё совсем не было друзей, в основном, ребята смеялись над ней, прятали её вещи, называли «Полоумной Лавгуд». Это никогда сильно её не задевало, она не стремилась к популярности, да и пережив смерть матери, понимала, что в жизни есть вещи поважнее спрятанной обуви и насмешек. Полумна не говорила об этом отцу — с одной стороны, это не казалось важным, а с другой стороны, не хотелось огорчать его лишний раз. Она повертела в руках письмо. Конверт был необычным: вместо обычного жёлтого пергамента была переливающаяся серебристо-голубая бумага, а сбоку тонким красивым почерком было написано: «Полумне Лавгуд» и нарисован месяц, похожий на тот, что висел над её домом. От кого же оно?