Алая любовь моей жизни

       Я как и сотни раз прежде иду по этой чертовой улице. Унылые лица бесконечным потоком проплывают мимо меня, они становятся похожими на разлитую по старому пыльному холсту масляную краску. Как, впрочем, и весь мир вокруг.        Сегодня вместо меня плачет небо. Я люблю дождь: он как будто забирает частичку моей грусти и смывает ее налет с души. Нет, не так. Вся моя грусть — это одиночество, вся моя жизнь — театр одного актера, меняющего маски с улыбками на пустом сером лице.        Мне 25 лет. Университет позади, о школе я уже давно не думаю, лишь несколько тёплых воспоминаний, сумевших, кажется, сохраниться где-то глубоко в подсознании не дают мне окончательно забыть то время. Уже тогда одиночество стало спутником моей жизни.        Нет, были и компании, наверное. Смутные образы иногда всплывают в голове, что-то пытаются сказать, но так трудно разобрать их шепот.        Понедельник. Дождь. И эта чертова бесконечная улица. Я все иду и иду, будто не по асфальту, а по всему своему жизненному пути: медленно, бесцельно, безучастно.        Девушка. Странно, обычно я не могу выделить кого-либо из бесконечного потока проносящихся мимо людей, но сейчас все иначе. Она заметила меня и улыбнулась. Не так, как я улыбаюсь людям, вымученно и безразлично, а по-настоящему, тепло и от всей души.        А она довольно красивая. Одетая в длинное синее платье, эта девушка кажется такой хрупкой, будто от любого неловкого движения может разбиться на тысячи осколков. Её аккуратное лицо кажется до боли знакомым, но оттого еще более привлекательным. Но самое яркое ее отличие, благодаря которому она выделяется из этого потока безликих людей, это алые волосы. Ни зеленоватые глаза, ни маленький носик не вызывают во мне таких сильных чувств, как эти локоны, в которых, кажется, танцуют всполохи пламени.        Я не могу отвести взгляд. …        — Саша, когда мы уже поедем?        И снова как в первый раз. Опьяняющая мелодия ее голоса все так же заставляет мое сердце пропускать удары. Вот уже два года этот алый огонёк греет меня свои теплом, дарит мне все, чего я могу желать.        — Потерпи, Кира, машина скоро подъедет.        Не люблю говорить с ней так. Каждую фразу, каждое слово, каждый произнесенный мною звук я стараюсь наполнить любовью к ней, чтобы этот лучик моей серой жизни не угас, не пропал, ведь пути обратно уже нет. Верно? …        — Эй, чего ты так смотришь?       Черт, неужели это она мне? Неловко как-то получается, надо срочно что-то придумать, ответить, отшутится. Но этот голос… Разве такое бывает?        — Эм… Я просто… Прости.        — Хах, за что? Или взгляд теперь считается уголовно наказуемым преступлением? — незнакомка так легко улыбнулась, что все мое смущение моментально сошло на нет.        — Ну… Все равно мне немного стыдно. Я, кстати, Саша.        Девушка снова улыбнулась. Как легко, как просто мне смотреть на ее бледное лицо, какую чистоту и свежесть источает ее голос. Я медленно поднимаю руку и протягиваю этому созданию, успевшему за считанные секунды полностью захватить и окрасить мое сознание яркими теплыми красками.        — А я Кира, очень приятно, — девушка быстро хватается за протянутую ей руку, тянет мое тело на себя, и заключает в некрепкие объятья. — О, ты приятно пахнешь.        Я не чувствую страха, совсем. Как же это непривычно, но откуда-то я точно знаю: Кира не украдёт у меня что-то, не ударит в спину. Я просто могу полностью довериться ей. Довериться и забыться.       Я прижимаюсь немного ближе, как бы отвечая на объятья. Теперь я боюсь. Боюсь, что однажды этот алый огонёк затухнет, и в моей жизни совсем не останется света. …        Уже два дня мы не выходим из дома. Курьер мелькает за дверью, переминаясь на месте с ноги на ногу от нетерпения. Кира в одной ночнушке открывает дверь, я слышу мягкие нотки ее голоса из прихожей. Нет, я никогда не привыкну к этому чарующей песне огня, который жжет меня изо дня в день, но никак не может и, надеюсь, не хочет сжечь.        Проходит минута и ожидание становится невыносимым: я медленно спускаю ноги с кровати, надеваю тапочки и выхожу в коридор. Моя алая любовь достает из кармана пальто деньги и отсчитывает несколько купюр. Я подхожу к Кире, одновременно обнимая и целуя ее шею, прошу поскорее вернуться в постель. Она просит еще пару минут и протягивает деньги курьеру, ожидая сдачи.        Взгляд этого паренька трудно было бы передать. Он что-то громко говорит, протягивает Кире монетки и скрывается за дверью, наверняка сгорая от любопытства ситуации, свидетелем которой он поневоле явился. …       Ночная дорога всегда кажется более таинственной и загадочной. На заднем сидении, изредка освещаемом фонарями, проносящимися мимо нашего такси, засыпает Кира. Я отстёгиваю ремень безопасности, чтобы она могла удобнее расположиться на моих коленях. От мигающего за окном света ее волосы становятся точь-в-точь похожими на маленький костер, мой маленький оазис лета в этом темном зимнем мире.        Свет. Крик.Удар.Темнота. …       Я нежно касаюсь ее губ. Ах, каждый раз как первый. Я упиваюсь поцелуем, схожу с ума будто вампир, вкусивший человеческой крови. Все галактики, все проблемы существующих и выдуманных измерений отходят на второй план когда я рядом с моей личной сверхновой. Миг кажется бесконечно длинным, но я все-таки нахожу в себе силы оторваться от нее и звоню в дверь.         — Не бойся все будет хорошо, — говорю я ей, не веря в это.       Но верит она. Улыбается, смотря на меня своими чистыми зеленоватыми глазками и верит.        В замке дважды проворачивается ключ, и появившиеся на пороге мужчина и женщина с неохотой пускают нас.        — Кира, познакомься, это мои родители — Степан Алексеевич и Марина Дмитриевна, — я с опаской сморю на свою девочку и не вижу в ней ни капли страха, поэтому продолжаю более спокойно. — Мам, пап, это Кира, моя… девушка.       Отвращение и неприятие — все, что я вижу в глазах стоящих напротив меня людей. Они кричат. …        Хорошо что все тогда обошлось. Никогда еще моя душа так не страдала, как в те месяцы после аварии. Я помню все как сейчас: пустые зеленые глаза, искореженный металл, кровь и локоны красных волос, будто водопады впадающие в это смертельное озеро, моментально превратившееся из дающего ей жизнь в отнимающее.        Не хочу вспоминать. Я вижу счастье на ее лице, и этого мне вполне хватает. Конечно Кира не винит меня в том, что случилось, в том отстёгнутом мной ремне безопасности, но виню себя я.       Мне не по себе. С момента аварии ее взгляд как-то изменился, а меня стали мучить кошмары. Ночь за ночью, будто она тогда погибла, будто я не в силах ничего изменить.        Но утром все проходит. Я просыпаюсь и вижу у себя в постели алую путеводную нить моей жизни, жаль, что Кира всегда так долго спит. Мне не хочется будить ее, поэтому я просто смотрю на локоны ее красных, как кровь, волос. День за днем. День за днем. ------------------\       Эпилог.        — Доктор Ливин, вас ждут на посту.        Черт, как же я не люблю эти моменты. И как вообще можно терпеть эту работу — сообщать такое родителям ребенка, находящегося у тебя на лечении?        — Одну секунду, сейчас я подойду.       Надо собраться, им сейчас в разы труднее, а через несколько минут будет труднее в сотни, тысячи раз. Я беру со стола историю болезни и выхожу из кабинета. …        — Здравствуйте. Скорее всего вы понимаете, зачем вас вызвали сегодня, мне нужна ваша подпись, -говорю я, протягивая женщине средних лет согласие на оперативное вмешательство.        — Больше ничего, доктор? Ничего нельзя сделать?        — Мы перепробовали все методы, но эмоциональное потрясение от потери, кхм, пассии, было слишком сильным. Мне очень жаль.        Я закрыл глаза. Десятки диагнозов, но каждый раз как первый — привыкнуть нереально. Слезы матери. Замешательство отца. Минуты уговоров и объяснений и маленькая закорючка на листе, являющимся почти что смертным приговором.        Забыть, скорее забыть. Отдаю все бумаги сестре и собираюсь уходить. Сегодня я добавил хирургии работы, а мне нужно отдохнуть. Нет, мне необходимо напиться.        Выходя из отделения бросаю последний взгляд на дверь 19-й палаты. Слова на табличке тяжелой кувалдой бьют прямо в душу. Закрываю глаза.        «Лонлева Александра Степановна. Лоботомия.»