Прекраснейший закат

На фоне оранжево-розового заката рождается тёмная и хрупкая фигура. Простой карандаш рвано, но точно передаёт тощую фигуру Ворона. Вот его развевающийся плащ. Вот силуэт его извечной шляпы, а вот его изящные кудри. Руки Гилберта расставлены в стороны, разрезая мощные порывы ветра на пополам. Он будто держится за воздух, доверяет ему. Простой карандаш ловко заменяется другим, с более мягким грифилем. Теперь художник обводит его контур и прорисовывает еле видимые складки на одежде. Вот он перешёл на худые ноги и теперь пытается уловить любое движение своей музы, чтобы выбрать лучшее положение. Хотя, если говорить о Гилберте Найтрей, все его положения и позы до ужаса идеальны и изящны. Художник давным-давно осознал эту простую истину, но всё равно впивается взглядом в точёную фигуру на фоне заката. Карандаш благополучно отставлен в сторону, а длинные пальцы мастера хватаются за треугольный ластик. Художник стирает неправильные ноги и продолжает недоумевать. Почему же на бумаге Баскервилль не выходит столь же идеальным и печальным, как в реальности? Движения художника становятся более хаотичными, он наконец отдал свою работу сердцу. Теперь, рисуя парня не руками, а чем-то, что запрятано глубоко внутри, Брейк может отобразить его прекрасные стройные ноги. Гилберт поворачивает голову к Заркису и грустно улыбается. И вот, к чёрту стирается голова нарисованной модели. Надо нарисовать правильно. Надо нарисовать реалестичнее. Кевин улыбается в ответ, только улыбка выходит усталой и замученной. Художник снова обращает своё внимание рисунку. Голова силуэта теперь чуть повёрнута к зрителю. С такого ракурса можно увидеть, как красиво рассыпаются волосы Ворона на ветру, как утончённо смотрится острый край его дорогой шляпы. Заркис уверенно откладывает карандаш и, с чувством выполненного долга, откидывается на спинку мягкого кресла. Приёмный сын дома Найтрей со спокойной душой спускается к своему художнику и уверенно заглядывает в альбом. – Мм! Брейк, это очень красиво. — И Кевин точно знает, что это правда, ведь Гилберт не врёт Кевину. – Спасибо, — сказанно, как всегда мягко и заботливо — я рад, что тебе понравилось. Ворон опять улыбается и быстро целует возлюбленного в лоб. С ним очень уютно. С ним очень хорошо. – А поставь свою роспись – Зачем? – Но ведь так делают все художники! — Гилберт чуть надувает щёки и в целом, продолжает выглядеть, как обиженный ребёнок. – Но я не художник, Гил. Парнишка отчего-то опять грустно улыбается и крепко обнимает Брейка. Так, чтобы было понятно - для Гилберта он самый лучший художник на свете. Найтрей легко отходит и снова завороженно смотрит на бело-жёлтый полукруг солнца. Заркис счастливо улыбается и быстро расписывается в правом углу своей работы. Кевин откладывает альбом в сторону и поднимается по ступенькам к своей музе.