Расплата

1.(Страдания). — Вы свободны, Мистер Поттер! Я прихожу в себя от этих слов. Медленно разворачиваюсь, весь дрожа, по направлению к двери, все еще не веря в происходящее. « Неужели все?». Мне кажется, лишь только приближусь к выходу, он разразится безудержным хохотом и сквозь пожелтевшие зубы процедит: — Глупец. Все только начинается! — Все же неуверенно оказываюсь у двери. Мне страшно оборачиваться к нему спиной, хотя мои глаза все равно прикованы к полу. Я в слепую нащупываю ручку. Лицо горит от недавно пролитых слез и тяжести минувшего позора, не говоря уже о спине, коленях и ягодицах, которые перестал чувствовать полчаса назад. Оказавшись за дверью, я предельно ускорил шаг, желая как можно скорее покинуть пределы моего ада. Я так спешил, что на одной из ступенек нога соскользнула, и я грудой повалился на лестницу, больно ударившись ребрами о каменную, ледяную поверхность. Это освежило мой ум. Пелена, до сей поры пластом застилавшая глаза, немного рассеялась, я поднялся и продолжил свой путь. Шагаю в женский туалет, тот самый, в котором год назад мы варили зелье, не могу вспомнить какое именно, так давно это было. По дороге повезло не столкнуться ни с одной живой душой, не живой тоже не повстречал. Не знаю, чтобы я сказал, если бы попался кому-нибудь на пути в растерзанном виде в столь поздний час. Добравшись до туалета, первым делом бегу к ближайшей кабинке, в которой меня протяжно рвет, живот сводит судорогой, а язык жжет прегорькая желчь. На силу откашлявшись, я вытираю влажный рот, но тут на меня накатывает вторая волна памяти, о том, что так недавно в нем побывало. Воспоминание о том, что я сделал. О том, что сделали со мной. Снова надрывно кашляю, выплевывая всю ненависть и боль, пока не чувствую, что желудок настолько пуст, что дальше нависать над унитазом просто не имеет смысла. Иду к раковинам, кругом расположившимся справа от двери. Подставляю сложенные лодочкой ладони под струю ледяной воды и умываюсь ею, аккуратно стягиваю рубашку, размачиваю край рукава и медленно подношу к перебитой спине. Жидкость покалывает разодранную кожу. Пару раз отер рану, тем самым смыл засохшие кровяные тропинки, но все было тщетно: едва исчезли старые следы, из багряных полос вновь засочились гранатовые капли. Кожу нестерпимо защипало, от боли я сильно замотал головой, но внезапно остановился. Мой беглый взгляд уперся в висящее над раковиной зеркало. Поверхность его была мутная, вся в мелких царапинах, однако не настолько, чтобы искажать реальность. Если бы не уверенность на задворках сознания, что здесь я в полном одиночестве, ни за что бы ни признал в отражении самого себя. У того парня глаза опухли и покраснели, рот неестественно красный, с губы сочиться кровь. Это я растер ее рукавом, пытаясь смыть ненавистный поцелуй. Лучше бы он забил меня до смерти, чем стал первым, кто прикоснулся ко мне. Теперь я грязный. Из последней кабинки раздалось протяжное завывание. — Уууу, кто это у нас не спит? Ах, это ты, Гарри! Почему ты здесь? Тебя кто-то обидел? — визгливо поинтересовалось приведение. Я глупо смотрю на нее, а потом напяливаю мокрую рубашку и выхожу. Наверно, уже очень поздно. Я потерял счет времени. Портрет неохотно пускает внутрь, только переступив родной порог, мое сердце начинает биться ровнее. Зайдя в спальню, тихонько крадусь к своей постели. Нет сил, чтобы скинуть испачканную одежду, только достаю из кармана пуговицу, которая оторвалась, когда я раздевался в кабинете. Это теперь не просто вещь. Я сжимал ее в ладони, когда очередной удар обрушивался на меня со страшной силой. Весь центр боли вместил в нее, может быть, это и помогло мне вернуться. Разместившись на кровати, заворачиваюсь в покрывало, меня так и колотит от озноба. Спустя какое-то время проваливаюсь без чувств в глубокий, беспокойный сон. * * * Утро нового дня оказалось солнечным и ясным. Весна нагрянула в этом году раньше положенного, и уже в конце января зазвенела капель. На раскатистой крыше Гриффиндорской башни, одна из первых растаяла увесистая снежная шапка, слезами разлившись по водосточным трубам и черепичной кромке. Повернувшись на правый бок, желая поменять позу затекшего тела, я резко приставил руку к лицу, закрываясь от потока солнечного света. Вчера я не задернул полог, вследствие чего и стал жертвой этой атаки. Приоткрываю один глаз, осматриваю спальню. В комнате только Рон, поспешно запрыгивающий в форменные брюки (явно второй свежести), на ходу завязывая алый галстук. — Доброе утро! Опять мы с тобой последние. Если сейчас отскребешь себя от койки, еще успеем на чай. — Я не голоден, Рон. Иди без меня, — хриплю со сна в ответ, пытаясь придать лицу беззаботный вид. — В чем дело дружище? Что-то произошло? Это из-за Снейпа! — поспешно заключает Рон. — Нет! Снейп здесь не причем, — качаю головой и в подтверждение своих слов невозмутимо смотрю на Рона. — Все в порядке, — пытаюсь улыбнуться, не думаю, что получилось убедительно. Вот и Рон не верит. — Странно это все, — хмурится рыжий, почесывая затылок. — Тогда встретимся на уроке? — Да, конечно, — уже не пробуя улыбнуться, отвечаю я. Пару секунд поразмыслив, он хватает сумку и удаляется из спальни. Я остаюсь один, если не считать смоляных мыслей, вихрем кружащих в моей голове. Не помню вчерашний день, кажется, он начался с вечера. Мне нужно понять, за что он меня так ненавидит. Неужели моя минутная вспышка могла стоить так дорого? Допустим, ему давно хотелось расквитаться за мою проклятую удачу, за преследование на первом курсе... за все, но зачем понадобилось делать это? Подобное я видел лишь однажды, этим летом, когда Дадли случайно оставил приоткрытой дверь в свою спальню. В ту ночь мой кузен распластался в огромном компьютерном кресле, пухлые руки его врезались в мягкие подлокотники, а прямо перед ним на коленях стоял Пирс, кудрявая голова которого вздымалась вверх и опускалась обратно, придерживаясь определенного ритма. Дадли закатывал глаза, поскуливал, а в конце не выдержав, вцепился в светлую голову, ускоряя его движения. Дольше я не наблюдал за происходящим и вообще в ту ночь не смог уснуть, уже под утро зарекся больше никогда не подсматривать в чужие двери. Тогда я подумал, что Дадли попросту заставил Пирса это сделать, хотя на завтраке оба выглядели вполне веселыми, я был уверен, что последний притворствует. Возможно ли, что я спровоцировал Снейпа? Вот только чем? У меня не выглядывает нижнее белье из-под брюк, когда наклоняюсь, как у Симуса. Тот не только стаскивает их как можно ниже, но и подшил штаны таким образом, чтобы туго облегали его фигуру. Мои же брюки свободно болтаются, всегда подтянуты. На рубашке расстегиваю не более двух пуговиц, слегка ослабляю узел галстука. Чем я привлек его? Помню его бездонные, черные глаза, словно омут засасывающие меня в себя, больно врезавшиеся в голову стальные пальцы. И еще что-то... В спальню размеренным шагом входит директор. — Доброе утро, профессор Дамблдор, — я спешу поприветствовать его первым, быстрее сажусь на кровать, натянув покрывало до шеи. Пусть лучше думает, что я замерз. — Здравствуй, Гарри, — профессор подходит к моей кровати и присаживается на ее край. — Весьма странная выпала погода в этом году на январь месяц, ты не находишь, мой мальчик? ... Будь я проклят, если директор явился собственной персоной в нашу спальню для созерцания ранней весны. Сердце колотится так сильно, что кажется, прекрати он свое бухтение хоть на минуту, грохот из моей груди заполнил бы тишину. Так волнуются и переживают, пожалуй, только преступники, учуяв момент уличения их проступка. Я не сделал ничего дурного, но и огласки случившегося постараюсь избежать. — ... но хватит о природе. Если я не ошибаюсь, ты должен быть на занятиях, не так ли? — его тон ровен и миролюбив, а глаза пытаются поймать мой взгляд. Я ежусь и, отыскав оптимальную точку, фокусируюсь на его носе. — Да, сэр. — Однако ты все еще в постели, — Дамблдор делает паузу. — Да, сэр. Мне нездоровится. — Я заметил это. Ты весь красный и, по всей видимости, охвачен ознобом, — рассуждает он, переводя взгляд с меня на покрывало. О да. Меня так знобит, что еще немного, и со лба капля за каплей польется предательский пот. Сегодня с растопкой камина явно перестарались. — Да, сэр. — Ты же согласишься, что это очень глупо, отсиживаться в спальне, когда у нас есть мадам Помфри, готовая помочь всем хворающим? — мне неловко еще раз говорить « Да, сэр», я просто киваю. — Я все понял. Сейчас пойду в Больничное Крыло, — отвечаю я, не двигаясь с места. Пока он в комнате, я скован. Стоит только скинуть плотную ткань, как моя тайна станет достоянием его глаз. Пока что я неплохо справляюсь, но если это продлиться еще минут пять — у меня случиться тепловой удар. — Мне тоже пора. Дела Хогвартса не терпят отлагательств, — он поднимается с кровати, матрац при этом прогибается, издает скрип. Уже у двери директор оборачивается и произносит то, что я опасался услышать с момента его появления: — Чуть не забыл, Гарри. Как прошла отработка у профессора Снейпа? «Не забыл», да я уверен, что весь этот спектакль был устроен ради финального выступления. Надеюсь, мое лицо не выражает то, что я чувствую хотя бы в этот момент. Сокрытие эмоционального состояния никогда не было моей сильной стороной, чего нельзя сказать о нем. Сидит, наверное, сейчас в своем змеятнике, и никому невдомек, что он преступник. Меня за мою не сдержанность выгнали бы из школы — его посадили бы в Азкабан. Но для меня важнее забыть о вчерашнем дне. Если засадить его, на меня до конца дней будут показывать пальцем, относиться как к ущербному, а в газете напишут: «Гарри Поттер. Мальчик, которого изнасиловали». — Все прошло... нормально, — небольшая заминка. — Рад, что вы пришли к компромиссу, — старик, наконец, покидает нашу спальню. Едва серебристое одеяние скрывается за дверью, я вскакиваю, как ошпаренный, добрасывая покрывало в дальний угол комнаты. Все тело горит. Я торопливо скидываю вчерашнюю рубашку, роюсь в чемодане, чтобы добыть новую. Если одеть форменную и вдруг просочится кровь, это будет слишком заметно. И как, интересно знать, я буду оправдывать раскромсанную спину. Может, там хоть немного зажило... Подхожу к большому зеркалу рядом с кроватью Рона и через спину смотрю в отражение. — Ох, — громко, сдавленно, досадно. Я не знаю, радоваться мне или паниковать, но моя спина, бедра — все в первозданном виде. Ни царапинки, ни шрамика не осталось от вчерашнего истязания. Поворачиваюсь передом, под правым ребром красуется фиолетовое пятно, величиной в три пальца — следствие моего столкновения с лестницей. Я торопливо отодвигаю волосы с левой щеки, там тоже синяк. Хорошо, что Дамблдор не увидел его, хорошо, что я не стригся месяц. Вернув челку назад, я хватаюсь за недавно сброшенную одежду. На измятой ткани отчетливо видны бурые пятна. Подхожу к оловянному серванту, бросаю в передний, пустой ящик рубаху и произношу: — Latere, — получилось громче, чем я рассчитывал. Моя одежда в мгновение ока оказывается надежно спрятанной. Этот сервант не раз спасал ребят, укрывая их маленькие тайны. Теперь мой черед прятать. Создатели Хогвартса сотворили каждый по секрету, который известен только учащимся их факультета. Гриффиндор наградил нас волшебным сервантом. Если ты оставил там что-то, будь уверен: твоя вещь не выскочит на чужой призыв. Наскоро переодевшись, иду в Больничное Крыло. * * * Больничное Крыло залито сеточным солнцем, ловко просачивающимся сквозь высокие окна, проникая между плетением. Я брел до него достаточно долго, методично передвигая уставшие ноги. Обнаружив меня на пороге госпиталя, Мадам Помфри только покачала головой и побрела до невысокого шкафчика, в середине зала, бормоча под нос что-то вроде «Еще один с простудой». По возвращении она отдала мне хлопчатобумажную пижаму и велела пройти за ширму. Я с радостью скинул жаркие ткани, облачившись в больничный костюм. Когда вылезал из плотно закрытой на все пуговицы рубашки, взлохматил волосы, но тут же вернул отросшие виски на положенное место. Я выбрал предпоследнюю койку, подальше от дверей, расстелил ее и лег. В ту же минуту появилась колдоведьма с большим стеклянным флаконом. Стекло его было плотное, так что я не мог различить какого цвета его содержимое. Протянув руку, она коснулась холодной ладонью моего горящего лба. — Да у вас жар, Мистер Поттер! — воскликнула она, поспешно опорожняя флакон в столовую ложку, и поднесла к моему рту. Я что маленький? Может она еще и за ручку меня подержит? Пристыженный, я вынимаю ложку из ее пальцев, не задумываясь, глотая зелье. На вкус оно оказалось омерзительно, но все, же лучше, чем «Костерост». Колдоведьма забирает у меня ложку и велит: — Откройте рот, — я подчиняюсь, хотя меня начинает трясти от этой команды. — У вас воспалено горло! Оно ужасно красное. Еще и озноб. Где же вы так простудились? — Я пожимаю плечами. — Постарайтесь ограничить всяческие передвижения, я надеюсь на вашу сознательность, Мистер Поттер. Вам нужен полный покой. — Да, мэм, — соглашаюсь я, и она оставляет меня в долгожданном одиночестве, удалившись в свой кабинет. Я оборачиваюсь в плотный кокон из одеяла, все тело горит огнем, но я озяб. Озноб мелкой дробью сотрясает меня. Знала бы она, что воспалено мое горло не от мороза, а от того, что профессорский член разодрал мне его. Чтобы как-то отвлечься, я наблюдаю за солнечными зайчиками, весело скачущими по потолку и стенам. Меня опять клонит в сон, веки наливаются свинцом, ресницы слипаются. Как бы мне хотелось уснуть и больше никогда не просыпаться, ни здесь, ни где-либо еще. Вообще не просыпаться. Меня накрывает цветной, жутковатый сон, в котором на меня нападает целая куча гадюк. Сначала я пытаюсь бороться с ними, вырывая их зубы из своей кожи, раздирая им пасти на пополам, кровь окропляет мое лицо, руки. Столько мяса я не видел никогда. Но вскоре ослабнув от борьбы, я погрузился с головой в змеиную яму, чувствуя, как они жалят мои щеки, глаза, лоб... Нет сил, терпеть, у меня вырывается крик нестерпимой боли. — Проснитесь, наконец, Мистер Поттер, — я резко открываю глаза, передо мной стоит мадам Помфри с передернутым от ужаса лицом и кувшином воды в руках. Понятно, кому я обязан своими укусами. — У вас сильный жар! Вы бредите! Вы что-то шипели во сне, а потом истошно кричали. Не волнуйтесь, для вас уже готовится специальное лекарство, — колдоведьма окунает в кувшин платок, промачивает им мой горящий лоб. Голова настолько тяжелая, что я едва различаю реальность и очередной приближающийся кошмар. Но я должен еще узнать кое-что. — Кто готовит лекарство? — прохрипел я, тут же закашлявшись. — Тихо, тихо. Вам нужен покой. Если вас это так интересует, то профессор Снейп занят сейчас приготовлением зелья, — больше нет сил, говорить что-либо, собрав остатки сил в кулак, я просовываю непослушные ноги в тапки и бегу к туалету. К счастью, в Больничном Крыле есть своя уборная. Едва добежав, меня выворачивает наизнанку. Снова и снова. Я обтираю рот рукавом и медленно оседаю на пол. * * * Следующие дни прошли в каком-то смутном забытье, беспамятстве, словно меня окружил огромный, вонючий пузырь, прорвать который не представлялось возможным. Я мало что помню о тех днях, и не могу быть до конца уверенным, что мои воспоминания являются достоверными. Помню озабоченное лицо Мадам Помфри, Гермиону, держащую меня за руку. Наверно, она держала. Но любая болезнь не может длиться вечно, человек или умирает, или выздоравливает. Со мной случилось второе. Постепенно, горькие зелья и жгучие примочки сделали свое дело, я пошел на поправку. Сегодня вечером навестили Рон и Гермиона. Мне очень радостно видеть друзей, но волнение, что они могут догадаться о происшедшем не покидает меня. Они сидят на противоположной койке, Гермиона слабо улыбается и теребит бахрому юбки. — Тебе правда легче? — настойчиво спрашивает она — Конечно, — ответом она, разумеется, не довольна, вернее ей этого мало. — Все это очень странно, Гарри. К такой сильной лихорадке не было никаких предпосылок, ты слег меньше чем за день, — рассуждает она и мне ой как не нравится ход ее мыслей. — Могу я тебя кое о чем спросить? — Попробуй, — я проглатываю подступивший ком в горле. — Что произошло на той отработке у Снейпа? — наконец выдает вопрос, мучивший ее явно не один день. — Мало приятного. Я не могу сказать вам всей правды, а врать не буду, — отрезаю я и перевожу взгляд на окно. Пока я болел, опять похолодало. Вновь ударили морозы, запорошив снегом все вокруг. Мне эта погода кажется странной, ненормальной. Как будто весь мир перевернули с ног на голову, и ничего нормального больше не следует ждать даже от погоды. — Как скажешь, Гарри. Только помни: мы твои друзья, ты всегда можешь с нами поделиться наболевшим, — в разговор вступает Рон. Эх, как хотелось бы мне разделить мою тайну на троих, чтобы груз ответственности на мне взял и обмяк, но не сделаю этого. Вы будете мстить ребята, а я не хочу, чтобы вы пострадали за меня, чтобы, не приведи Мерлин, вас ждала такая же плата. — Когда тебя выписывают? — переводит тему Гермиона. — Еще не знаю, но думаю в ближайшие дни, — у Герми поблескивают глаза, заметив это, Рон быстрее сворачивает разговор. — Мы придем завтра, Гарри. Нам пора. — До завтра, — мы прощаемся, они уходят. Хорошо, что Рон увел ее, как бы ни было мне больно, чужие слезы не помогут. Проклятый Снейп. Я уверен, что он гордо держался в тот день, после отработки. А как я буду держаться на его уроках последующие годы, я не думал. Моя болезнь оказалась очень своевременной и отсрочила проблему, однако не решила ее. Скоро мне придется приступить к занятиям, к квиддичу. Нет. Играть дальше я точно не хочу, не вижу смысла. После случившегося я как никогда осознал ценность жизни, целостности души и волю случая. Мое существование имеет смысл лишь для возможного сражения с Воландемортом. Он не мог исчезнуть навсегда, рано или поздно даст о себе знать. Если бы не это, меня бы, наверно, уже не было. А может быть и был. В какой-то момент мысль о Воландеморте стала для меня этакой точкой опоры. — Время принимать лекарство, — мадам Помфри суетливо обходит мою кровать с правой стороны, ставит флакон на тумбу и достает волшебную палочку. Палочка на половину оказывается погружена в мой рот, с непривычки давлюсь. — Воот, — протяжно говорит она. — Температура уже в норме, но лекарство все же лучше принять. Завтра я вас выпишу, и вы сможете смело шагать на уроки, — довольная собой она отходит от постели. — Снадобье примите сами. Профессор Снейп усовершенствовал формулу, в результате чего вы выздоровели раньше ожидаемого. Это настоящий прорыв, — ведьма наконец-то убирается восвояси, оставляя меня трястись от злости. Если я еще ложку этой дряни проглочу, меня опять вырвет. Ненавижу все, чего он касался: этот флакон, мои тетради, себя. За то, что не предотвратил это, но что я мог? Если бы делу дали ход, моя палочка весело хрустнула бы в руке министерского работника. Пришлось бы вернуться к Дурслям опять на постоянное проживание. Нет, я не хочу такой судьбы. Что если мне было суждено изнасилование? Вдруг если не Снейп, то Дадли совершил бы это. Кто лучше еще вопрос. Перевожу взгляд на флакон, поблескивающий от свечного пламени, и меня раздирает омерзение. Я замахиваюсь левой рукой и сношу его. Тишина разразилась звоном битого стекла. На полу, чуть поодаль от кровати, образовалась большая зеленая клякса с поблескивающими в середине и по краям крошечными и громоздкими стекляшками. На шум выбежала взъерошенная колдоведьма в халате и бигуди, наспех прикрытых платком. Она подбежала поближе к моей проделке и схватилась за голову. — Великий Мелин! Мистер Поттер, не сочтите за труд объяснить, как это произошло! — Простите. Это вышло случайно. Я поправлял подушку, резко развернулся, задел его рукой, — спокойным тоном выдаю ей только что сочиненное, словно святую истину. — Какой же силы должен быть удар, чтобы склянка так отлетела? — я пожимаю плечами и добавляю. — Мне очень жаль, — она недовольно сжимает губы. — Вашими извинениями зелье не восстановить. Завтра же отправляйтесь к профессору Снейпу, да сообщите, что случилось с его трудами и попросите сварить новое зелье, — она сердито смотрит на меня, не припомню такого взгляда ранее. Мадам Помфри щелкает пальцами, раздается хлопок. Перед ней оказывается престарелый домовой эльф, с обвисшими ушами, подобострастно склонившийся в почтительном поклоне. — Миа, — обращается она к существу. — Убери, да поскорее, — переводит бесстрастный взгляд на меня. — И перестели постель для Мистера Поттера, — она разворачивается и уходит. Миа щелкает пальцами — в правой ручке появляется веник, в левой совок. Она быстренько замела осколки и щелкнула снова. Совок с мусором исчез, ему на смену появилось деревянное ведро, наполненное водой, с тряпкой внутри. Тряпка была очень ветхой и, несомненно, в прошлом составляла предмет одежды. Эльф взяла тряпку и, с силой отжав её длинными пальцами, начала усердно вычищать каменные плиты. Её уши при этом забавно развивались назад, вперед. Благодаря её старательности от моей шалости не осталось и следа. Тем же движением она убрала ведро и подошла ко мне. Синие, словно штормовое море, глаза были полны страха. — Гарри Поттер, сэр. Вы позволите мне перестелить вашу постель? — Да, конечно. Я буду тебе очень признателен, — и без того большие глаза эльфа стали просто громадными, и она лихо бросилась мне в ноги с поклоном. — Что вы, что вы, сэр. Вы не должны благодарить служанку. Это ее обязанность. — Служащие тоже заслуживают хорошего отношения, а теперь застели, пожалуйста, мою кровать, — зря я её шокировал, из синего моря ее глаз выкатилось несколько крупных слезинок, которые она поспешно смахнула краем одетой на нее наволочки. — Как скажете, Гарри Поттер, сэр, — я немного отошел от кровати, чтобы ей не мешать. Миа большим прыжком оказалась на моей лежанке и принялась резво взбивать подушку, затем встряхнула пару раз одеяло, разгладила простынь. — Все готово, сэр. — Большое спасибо, Миа, — влага в больших глазах вновь задрожала, и она в ту же секунду исчезла с хлопком. Неужели все эльфы такие зашуганые? Мне казалось, в Хогвартсе они посмелее. Ложусь на свежепостеленную кровать, мои мысли вновь гуляют по замкнутой цепи. Завтра я увижу его. Я ни морально, ни физически не готов к этой встрече. С момента последней прошла почти неделя. А может, все обойдется только грязными намеками на прошлое. Я не верю, что мне так повезет. Я уже вообще ни во что не верю. * * * Следующее утро выдалось хмурым и пасмурным. Ветер завывал всю ночь, как бродячая собака, ищущая приют. Сейчас в окно бьются мелкие полоски дождя, оставляя мнимые царапины на стекле. Я проснулся очень рано, ворочался с боку на бок, представляя все возможные варианты грядущей встречи. В одном из представлений он привязывал меня к столу и заставлял отсасывать снова и снова. Он никак не мог кончить и от ярости давал мне пощечины, придерживая мою голову одной рукой, чтобы не смел отстраняться. В другом я входил в класс, где все едко смеялись. Я старался не обращать на это внимания, но тут меня окликнул Малфой и грязным жестом напомнил о содеянном. Все кричат мне «Шлюха!», я затыкаю уши подушкой — так отчетливо слышатся их голоса в моей голове. Я лежу уже несколько часов, пытаясь отсрочить момент. Все бока затекли, постель перегрета до невозможности, голова распухает от мыслей. На занятия я уже опоздал, а к нему идти все равно придется. Наконец решившись, медленно поднимаюсь, откидываю нагретое одеяло и сладко потягиваюсь, прогоняя истому. — Доброе утро, Мистер Поттер, — раздается за моей спиной, я оборачиваюсь. — Как вы себя чувствуете? — Хорошо, только голова болит. — Ничего страшного, я дам вам травяной отвар, будете принимать его, и боли пройдут. Вы уже можете отправляться в свою гостиную. Кстати, зелье, которое вы уничтожили, называется «Триполынное». — Да, мэм, — неуверенность так и сквозит в моем голосе, но она не обращает на это никакого внимания и принимается застилать мою, еще не остывшую, кровать. Иду за ширму, где скидываю больничное тряпье, вновь облачаясь в форменные вещи. Одевшись, покидаю больничное крыло. Я иду на второй этаж, чтобы осведомиться, какой факультет сейчас под раздачей ублюдка. Парящая лестница несет меня мимо величественных картин, на которые я смотрю безразлично. На втором этаже висит расписание. Мой палец скользит по строчкам. Ага, вот, третий курс Слизерина. Называется, везет, так во всем. Им мало совместных занятий с Гриффиндором, они еще дополнительно туда сползаются. Хотя змея змею не жалит. Возможно, он наставляет их на предстоящую игру, еще бы! Первый матч сезона: Слизерин — Гриффиндор. Я не сунусь туда до звонка. Бреду по пустынному коридору. Мне не нравится эта тишина. Хочется закричать, чтобы все сбежались, лишь бы прекратить гнетущее чувство отчаяния. Меня даже краешком цепляет мысль не ходить к нему вовсе. Я сползаю по стене, присев на корточки, когда, казалось бы, штаны уже коснулись пола. «Нет, Гарри. Соберись! Ты пойдешь туда, все одно знаешь, что пойдешь. Накануне перед отработкой ты тоже метался, хотя, даже если узнал бы, что тебя ожидает в обозримом будущем, это ничего не изменило бы». Гриффиндорская честь — не простой случай. Главное не то, что я... опасаюсь его, а то, что все равно не отступлю, не включу заднюю. Ручные часы, на которые я бросил мимолетный взгляд, показали, что до конца урока 10 минут. Извилистые коридоры, в которых легко заплутать, холодные, каменные. Невилл до сих пор теряется в них, если вовремя не прибьется к стайке народа, идущей туда же. Я ступаю по каменным ступеням, на которых упал тогда, и каждый мой шаг будто разгоняет слабую пелену, которой я так старался спрятать мою память. Все отчетливее перед моими глазами предстает минувшее событие, с омерзительной четкостью, будто все было записано на пленку. Звенит звонок, оповещающий об окончании урока. Но в этом классе дверь не распахивается сразу после звонка, и веселый гам не заполняет его пространство. Проходит две минуты, прежде чем весомая дверь отворяется, и поток змеенышей медленно, вальяжно покидает класс. Я стою за каменной колонной, ожидая, когда последний из них покинет класс. Вроде бы все, уже двадцать секунд никто не выходил — значит, путь открыт. Иду на эту дверь быстрым шагом, дабы не повернуть в последний момент восвояси и чуть ли не сталкиваюсь с Малфоем. — Смотри куда несешься, Поттер! — злобно прошипел он, отпрыгнув от меня, стал отряхивать свою мантию, будто бы я мог случайно его замарать. Я смотрю на это действо бесцветным взглядом. Приведя в порядок свой туалет, он продолжил. — Что, Снейп тебе прошлый раз крепкую пилюлю в зад вставил? Мадам Помфри так и не вытащила. Теперь всегда как миленький на сведанку будешь бегать, — ухмыляется блондин. — Большие у вас подземелья, да Малфой? — начинаю я издалека. — Да уж не ваша общяжная комнатушка, — гордо продекламировал он, не понимая куда я клоню. — Так вот, больше чем все это владение мне покласть на то, что ты скажешь. — Нахал, Поттер. У нас в подземельях как у себя дома? Не страшно? — Страшно, если ты перестанешь задираться — я буду скучать, — безразлично бросаю я. — Скучать не придется, Поттер. Я думаю, твой рыжий дружок хорошо развлечет тебя в спальне, — ехидно улыбается слизеринец. — На что это ты намекаешь, чистоплюй? — На то, что ты педик, Поттер. Ты и в команду по квиддичу пролез, чтобы на чужие задницы глазеть, — уверенно заявляет он. Кровь гулко стучит в висках, меня потряхивает, но я не промахнусь. Малфой, довольный тем, что отыскал мою болевую точку, не ожидал такой реакции. Удар стирает улыбку блондина. Он хватается за нос и, постанывая, сгибается пополам. — Вошло в привычку, да? Но со мной так нельзя. Если тебе, везучая скотина, подфартило со Снейпом, я такого не спущу. Ты горько пожалеешь об этом, — плачущим голосом хрипит он, из носа хлещет кровь, а из серых глаз струятся слезы. Малфой уходит, а я остаюсь стоять перед дверью класса зельеварения. Почему проблемы в последнее время множатся со страшной силой? Зачем я распускаю руки? Снейп дал мне достаточно четкий урок, как надо себя вести, и я думал, что теперь и муху прихлопнуть не в состоянии, ан нет. Просто меня все достало, каждой шутке свой предел. «Но это были слова, не кулаки. Тот, кто отвечает ударом на слово, слаб духом. Ты слабак, Гарри». Прокляну себя позже, сейчас есть более насущные проблемы. Вздох, в котором помещается целый мир. Я не знаю, что меня ожидает за дверью. Возможно, я лишусь рассудка и последнее, что буду помнить всю оставшуюся жизнь, этот тревожный, блаженный момент. Как прекрасно неведение. Руки мелко дрожат. Мое мгновение затянулось, стучу два раза не слишком громко, но он слышал и после глухого «Войдите» сильно сжимаю дверную ручку так, что едва различимый силуэт остается на ладони. Вхожу. Притворяю за собой дверь, смотрю непосредственно на учительский стол, не в силах поднять отяжелевшие веки чуть выше. — Мистер Поттер, — послышался шорох, он отложил очередное эссе в сторону, уперевшись в меня взглядом. — Если вы намерены стоять и молчать, то уверяю вас, за дверью можно делать то же самое, не отвлекая меня от работы. — Сэр, я прибыл по поручению Мадам Помфри. Она велела сообщить, что запас Треполынного зелья иссяк. — В самом деле? — удивленно спрашивает он. — Весьма странно, учитывая, что последнюю склянку я отнес два дня назад. Не находите? — он встает из-за стола и идет прямо ко мне, остановившись в паре шагов. Могу представить, как я выгляжу со стороны: бледный как жеваная бумага, на лбу проступили капельки пота, щеки горят. — Всякое бывает, сэр. — Действительно, всякое, — медленно проговаривает зельевар. Мой взгляд устремлен в нижний правый угол класса. Словно хищная птица взвиваются полы его мантии, и я в ту же секунду зажмуриваюсь, ожидая удара. Ничего не происходит. Осторожно приподнимаю дрожащие ресницы и замечаю его вновь сидящим за столом. Густые брови почти встретились на переносице, взгляд задумчив и... неужели... Нет, не могу понять. Да и не зачем. Я смотрю на него впервые, как вошел, и ему это явно не нравиться, он нетерпеливо передергивает сложенными на груди руками. — Зелье будет готово после завтра, я сообщу мадам Помфри. Вы можете идти. Я киваю и выхожу. Сегодня обошлось, обойдется ли в следующий раз? * * * На лестнице послышался шум, торопливо задергиваю полог. Нет желания видеть кого бы то ни было. Спальня наполняется голосами Дина, Симуса, Рона, беззаботно болтающих о чем-то. Сейчас пять часов, не лучшее время для сна, когда день медленно угасает, уступая права ночи. Солнце померкло, воздух пронизан прохладой. В это время, если кому не посчастливится задремать, сон его будет беспокойным. Никогда прежде я не спал так много, как в последнюю неделю, причем после каждого пробуждения ощущение, будто тролль по всему телу дубиной прошелся. * * * Как и предполагалось, утро нового дня встретило меня головодробительной болью и сонливостью во сто крат сильнее, чем когда мое лицо коснулось подушки прошлым вечером. В комнате тихо. Отодвигаю полог — никого нет. Видимо, они решили не будить меня, сочли слишком уставшим. Я очень благодарен им за это. Всю еду мира я обменял бы сейчас за еще пять минут сна. Наспех переодевшись в форму, сбегаю по лестнице в гостиную, а из нее прямиком в Большой зал. Если поспешу, успею к концу трапезы. Последние дни я почти ничего не ел, да и положа руку на сердце, скажу, что смутно помню последовательность событий, произошедших со мной. Захожу в Большой зал. Рон и Гермиона сидят на привычных местах, мне не составляет труда найти их. Мое появление не остается незамеченным, любопытные взгляды вперлись в спину, но мне все равно, главное на преподавательский стол не смотреть. Друзья счастливо приветствуют меня. Рон хочет о чем-то спросить, но Гермиона останавливает его, пододвигая ко мне тарелку с кашей. Я закидываю в себя полуостывшую еду. Когда завтрак подходит к концу, в животе остается приятная тяжесть. Первый урок — Трансфигурация, напоминает мне Гермиона, когда мы заходим в класс, Макгонагал уже восседает за столом. После звонка все студенты встают возле своих мест в немом приветствии, она тоже встает, обводя класс серьезным взглядом. Декан разрешает нам сесть, и мы охотно подчиняемся. Тема сегодняшнего занятия — превращение животных в растения. Все записывают задание, а я поигрываю с пером вспотевшими пальцами, тихонько поглядывая по сторонам. Никто не рассматривает меня, словно я такой же нормальный, как и они. Что же, тем лучше. Я пытаюсь сосредоточиться на задании и постепенно улавливаю суть урока, делая первые успехи. Макгонагал замечает это и отдает пять баллов нашему факультету, но меня это не радует. Брови сведены вместе, ее что-то тревожит. Урок подходит к концу, ученики, весело болтая, спешат покинуть помещение, я тоже спешу, но не успеваю запихнуть последний учебник в портфель, как над головой раздается. — Задержитесь, Поттер, — я смотрю на Гермиону, хочу сказать, чтобы меня не ждали, но она понимает все без слов: кивает, берет под руку Рона, и они удаляются за закрытую дверь. Профессор сидит за столом, я подхожу ближе. — Как вы себя чувствуете? — участливо спрашивает она. — Все хорошо, профессор. Я здоров, — спешу успокоить ее. — Рада это слышать. Уже почти март, не за горами экзамены, и я порекомендовала бы вам поберечь себя, Мистер Поттер. — Конечно, профессор. Я могу идти? — Идите, — она поджимает губы, а я, получив разрешение, покидаю кабинет. После Трансфигурации у нас по расписанию Заклинания. Урок прошел вполне обыденно, если не считать небольшого взрыва. Палочка Симуса снова бунтует. Такого с ним с первого курса не случалось. Все присутствующие расхохотались, кроме Гермионы конечно, а Флитвик тонким голоском посоветовал отработать заклинание во внеурочное время и, желательно, подальше от живых существ. После этого мы отправились в Большой зал на ланч. Сегодня нам было ниспослано шоколадное печенье и тыквенный сок. Рон мрачно пробормотал «Не густо», я же проглатывал одно за другим сладкие лакомства, запивая их прохладным соком. Гермиона сидела с книгой, уже начав делать домашнее задание, ей не до еды. Далее ланч прошел в молчании, и у меня промелькнула мысль, что это мой первый день привычной жизни. Друзья не имеют представления, до чего странно для меня это действо. Это как человек, в одночасье ставший инвалидом, вновь учится ходить, вспоминая старые навыки. Я и Рон идем на Прорицания, Гермиона в ином направлении на Нумерологию. По лестнице, через люк в потолке, мы оказываемся в прокуренном благовониями помещении. Все здесь пестро и ярко, множество подушек, разбросанных по углам комнаты, буйством красок режут глаза. Сели за стол в первом ряду, от духоты кружилась голова, я потер влажный лоб и ослабил узел галстука. Все собрались в классе и вот, пошатываясь, вышла Трелони. В мареве мне показалось, что если бы она не размахивала столь методично руками и не изъяснялась странным голосом, то ее вполне можно было бы принять за один из предметов обихода. На каждом столе стоит стеклянный шар на подставке — наше сегодняшнее задание: разглядеть в нем ближайшее будущее. Едва ли я что-то увижу, предсказание никогда не было моим коньком, а даже если бы умел, все одно не стал бы. Сейчас у меня есть только сегодня, сейчас. Рон оперся локтями на стол, почти вплотную прислонившись к прохладной поверхности шара длинноватым носом. Я же не слишком стараюсь сделать вид, что пытаюсь приоткрыть завесу грядущего. Все, что предстает передо мной, это густые, серые, кучевые облака, клубящиеся в шаре. Сегодня предсказательница особо сильно жестикулирует, да и хересом от нее несет сильнее, чем обычно. Бусы на ее шее болтаются в разные стороны, шаль того и гляди сползет с худых плеч. Она подходит к каждому столу, узнавая об увиденном нами. Симуса ждет новая встреча, Невилла — незначительная потеря, Дина — находка. Уж не найдет ли он то, что потеряет Невилл? Меня забавляют эти предсказания. Вот очередь доходит до нас, она подходит, к столу, немного покачиваясь. — Не желаете ли поведать о своих результатах, юноша, — усевшись напротив нас, обратилась она к Рону. Тот выпрямился и серьезным тоном сказал: — Я вижу лестницу. По ней летит лист. Вверх, — он посмотрел на Трелони, ожидая расшифровки своего выдуманного знамения. — О, какая радость! — воскликнула профессор. — Поздравляю тебя, дорогой, — похлопала костлявой длиннопалой ладонью по его руке. — Тебя ожидают перемены. Скоро сбудется то, о чем ты мечтал! — Рон сидит довольный. Откуда ей знать, чего он хочет? Шар подсказал? Но я останавливаю себя вовремя, потому что теперь она обращается ко мне. — Расскажите теперь вы об увиденном, — скорее пропела, чем проговорила Трелони. — Я вижу туман. — Естественно вы видите его, — она ставит руки в боки и от этой позы кажется напыщенной. — Суть в том, чтобы увидеть что-то сквозь него. — Извините, но я действительно больше ничего не вижу, — сегодня у меня нет настроения, придумывать небылицы. — Посмотрите еще раз, — наседает профессор. Я приближаюсь к шару так близко, что, кажется, теперь уже мой нос впечатается в него. — Густой, клубящийся туман... постойте! Еще я вижу большую ворону, она кружит в облаках и... маленькая птичка. Они кружат возле друг друга. Птичка клюет ворону, та падает. Я не вижу ее больше, — отрываю взгляд от шара, теперь уже я смотрю с надеждой услышать толкование. Никогда еще мне не приходилось видеть здесь никаких знамений. — О, дорогой, это не есть хорошо. То, что ты увидел, не сулит ничего доброго, а падение одной из птиц и подавно, — она прикрывает рот ладонью, медленно тряся головой. Сейчас я замечаю: Рон потрясенно воззрился на меня, остальные, не отставая от него, тоже глазеют на меня, иные стараются рассмотреть шар на нашем столе. Все привыкли, что не сулит добра мне и другим боком пойдет. Однако я уверен, что в этот раз это касается только меня. Звенит звонок, я чувствую, как невидимые лучи их взглядов потихоньку отпускают меня, следует шорох мантий, сумок, стук каблуков ступивших на лестницу. Я хочу поподробнее узнать от Трелони, чего мне ожидать, но она уже исчезла. Рон ждет меня возле дверей, и я решаю плюнуть на поиски профессора. В конце концов, и так узнал слишком много. Мы покидаем этот кабинет. По дороге Рон задает вопрос: — Ты действительно видел это? — Да. — Невероятно, правда. Вот уж не ожидал, что на ее уроках может быть что-то интересное, — если это попытка подбодрить, то весьма не удачная. — Ты считаешь это интересным? — удивился я. — Брось, она каждый раз, как ты появляешься в ее коморке, предсказывает тебе погибель, в этот раз еще легко отделался. Не бери в голову, друг. — В голову? Она у меня, по крайней мере, имеется. Ты что, не понимаешь, в этот раз все было по-другому! Я описал то, что видел, а не напридумывал. — Не кричи, Гарри. Я верю тебе. В правдоподобие этих предсказаний не очень. Спорим, меня не ждут золотые горы, а тебя неприятности. — Конечно, не ждут, ты ведь все наврал ей, — я не хочу с ним ссориться, а значит продолжать наш разговор, плавно перешедший в перепалку, не имеет смысла. Повисла неловкая пауза. До гриффиндорской гостиной нас отделяет один лестничный пролет. — Могу предсказать тебе самое ближайшее будущее, если желаешь, — прерывает молчание Рон. Его голос приглушен и насторожен. Я согласен на мир. — Только если самое, валяй. — Сегодня вечером будем рубиться в волшебные шахматы. Такое будущее тебя устроит? — он самодовольно складывает руки на груди, и я, улыбнувшись, отвечаю. — Вполне, — он собирается продолжить путь, но я останавливаю его. — Подожди. Могу я тебя кое о чем попросить? — О чем угодно, Гарри, как всегда. — Не рассказывай Гермионе о случившемся. — Почему? — изумился Рон. — Это ведь глупости. Зачем ее попусту тревожить? — Как хочешь, Гарри. Дело твое. Может, уже пойдем? * * * Мои сомнения и размышления не оставляют меня ни на минуту. Они могут бурно гореть в моем разуме, создавая бесчинствующий пожар, или медленно тлеть, как сейчас, по мере того как вражеские фигуры все ближе подбираются, освобождая, клетка за клеткой, доску от моих статуэток. Рон и я сидим в креслах напротив, подначивая друг друга. Подле нас расположилась Гермиона. Маленький столик возле камина завален исчерканными пергаментами и всевозможной зубодробительной литературой. Когда три часа назад Рон отправился за игрой, она не остановила его, не стала сыпать нравоучениями о не рационально потраченном времени, не сказала ни чего. Закусила нижнюю губу и вновь погрузилась в зубрежку. До сих пор она поглощена работой, сгорбившись над учебником так, что отросшая челка неумолимо спадает на глаза, чем немало злит ее. Гермиона методично заправляет волосы за ухо, однако непослушные пряди из раза в раз возвращаются на прежнее место. Изредка она поглядывает на меня, а когда наши взгляды сталкиваются, выжимает тугую улыбку. Герми беспокоится за меня, внимательно следит за малейшими изменениями в поведении, и я стараюсь, как могу, не превращать свое лицо в палитру обуреваемых мною чувств. Я доволен этой видимостью прежней жизни, которую создают Рон, Гермиона, эти шахматы, в которые мой рыжий друг разнес меня в пух и прах. Мы разошлись по комнатам в полпервого, Герми покинула нас на полчаса раньше. В связи с победой, мой друг пребывал в прекрасном настроении, и я радовался, что эти партии настолько вымотали меня, что я едва дошел до кровати. Мы почти бесшумно пробрались в спальню. Я решил не задергивать полог, ночь была тихая и звездная. Едва очки приземлились на тумбочку, как их владелец погрузился в чудаковатый мир сновидений. 2. (Агрессия). 2.Агрессия. Меленькие иголочки покалывают мои ноги, затем живот, пробираясь вверх по телу. Пальцами рук я вцепился в простынь и, приподняв тяжелую голову, заметил Рона, крепко держащего меня за щиколотки, и с силой тянущего на себя. — Что ты делаешь? — недоумеваю я. — Как это что? Тебя бужу! Я тебя звал, звал — он махнул рукой — без толку. Мы даже подумывали окатить тебя водой — Так бы и поступили, если бы не Рон — встревает Симус. Я поднимаюсь на локте, отыскиваю очки под подушкой и начинаю быстро одеваться. Симус взгромоздился на тумбочку и методично размахивает ногами, как маятник часов. Невилл лежит на своей постели, перед ним раскрытая энциклопедия, которую он изучает с неподдельным интересом, почти носом водя по строчкам. Я натягиваю форменные штаны, рубашку, галстук. Выходит немного впопыхах, мне неприятно находиться в пижаме, когда остальные уже оделись. Их внимание, так или иначе, попадает на мою суетливую фигуру. — За тобой не гонятся, Гарри. Мы успеваем точно в срок, я специально пораньше разбудил тебя. — А я и не тороплюсь — все равно есть не хочется, а вот попить чего-нибудь было бы в самый раз. В Большой зал мы вошли как раз в такое время, когда первая волна «ранних пташек» уже позавтракала. Гермиона тоже завершила трапезу и, не покидая места за столом, читала очередной учебник. Уход за магическими существами — первый урок сегодняшнего дня. Сдвоенный со Слизерином, конечно. На повестке дня — разведение акнекрыс. Эти существа по размеру напоминают огромную крысу, ну или маленькую собаку. Наша задача — пересадить молодняк от взрослых особей, в специально отведенные резервуары, а то за этими тварями водится съедать свое же потомство. Гермиона в начале урока сказала, что они вполне серьезные хищники, поэтому мы одели сразу две пары защитных перчаток. Хагрид с удовольствием наблюдает, как мы заботимся о его зверушках. — Молодцы, ребяты. Аккуратненько работаете. Десять баллов значит и тем и тем - Хагрид опять слишком щедр. На иных уроках мы получаем такое количество баллов за полноценный ответ и то не всегда. Однажды он проговорился нам, что какой-то добродетель доложил об этом директору. Не нужно лично присутствовать, чтобы знать, разговор проходил в режиме чаепития, но я представляю какой осадок остался у бедолаги опосля. Задушевные беседы Дамблдора порой пугают главным образом тем, что ощущаешь себя крохотной букашкой перед ярчайшей лампой. И не скрыться, не спрятаться от этого света ясных глаз. Хагрид даже Слизерину отдал ровно столько, сколько и Гриффиндору. Эта мелочь, естественно, никак не повлияет на их отношение к лесничему. Стоит ему отвернуться — змеюки тут же отпускают ту или иную гнусную шутку в его адрес. Малфой сегодня держится в стороне, странно, что он еще не раструбил о моем покушении на его драгоценную жизнь. К концу урока все зверушки оказываются в отведенном для них месте. Никто не пострадал. После обеда история магии, нудная лекция профессора Бинса. Гермиона единственный человек, кто методично записывает каждое слово профессора. Я занес перо над бумагой. Пока раздумывал, имеет ли смысл записать хотя бы краткий конспект, на девственно чистом листе образовалась клякса. Я подумал, что это недоразумение имеет весьма необычную форму. Подрисовал ей ручки-веточки и пару цветков ниже человечка. Кого-то мне это напоминает. Стал ворочать листок, рассматривая рисунок со всех сторон. Если у меня и имеются зачатки художественного таланта, то это абсолютный мизер. Цветы получились подвядшие, мертвые, а человечек, нарисованный мной, несомненный дементор. В голове тут же возникло воспоминание о моей первой встрече с этими существами. Жуткие твари. Высасывают душу, оставляя тело. Все это мне кажется каким-то неправильным, неестественным. Хотя, любопытно, что из себя представляет человек, лишенный души? Думаю, это печальное зрелище. Гермиона решила, что я писал конспект, и похвалила меня перед Роном. Она также изъявила желание проверить мою писанину на предмет точности, но я отказался, а про себя подумал: « Надо бы уничтожить рисунок». * * * Во время ужина преобладало положительное настроение. Все были в прекрасном расположении духа, чуя приближение выходных. Рон, прикончив почти целиковую курицу, составлял маршрут завтрашнего похода в Хогсмид. — Сначала — Сладкое королевство, потом Зонко, Три метлы… Может, и до Визжащей хижины доберемся… — Ты всегда так говоришь, а потом мы случайно засиживаемся в «Трех метлах» и вновь никуда не попадаем — назидает Гермиона. Я спокойно наблюдаю за ними, сцеживая тыквенный сок через зубы. Уже смирился, что дорога в Хогсмид мне заказана.. Ребята каждый раз приносят мне всевозможные сласти, чтобы как-то подбодрить. Народ вокруг нас постепенно убывает, один за другим отправляясь в факультетские гостиные. Мимо нашего стола проходит несколько ребят. Бросив мимолетный взгляд на их галстуки, мне стало известно — это рейвенкловцы. Среди четверых парней и одной пухленькой девочки, мне в глаза бросилась та, что шла посередине. Кругленькое личико, обрамленное черными блестящими волосами, колышущимися при ходьбе. Высокая, она шла почти вровень мальчишкам. Я смотрел на это приближающееся диво со странным чувством. Мне стало, невыносимо жаль, что под рукой не оказалось колдоаппарата. Больше всего на свете хотелось запечатлеть этот чудесный момент. В сердцах я даже схватил вилку, собираясь, нацарапать на куске остывшего мяса сам не знаю что. Прелестница с каждым шагом становилась все ближе и вот повернула к нашему столу, изящно махнув ручкой своей компании села рядом с Гермионой. — Привет — звонко раздается ее голосок. — Привет! Ребята, познакомьтесь это Чжоу Чанг, третий курс, Рейвенкло — представила нам незнакомку Гермиона. — Очень приятно, Рон — салютует Уизли. Красавица улыбнулась и, повернув головку в мою сторону, выжидательно посмотрела. — Гварри — пробормотал я — то есть Гарри Она улыбнулась и вновь повернулась в сторону Герми. Я чувствую, как жар поднимается откуда-то изнутри, опаляя щеки. Сердце бешено стучит, я рассматриваю оставшиеся от ужина крошки в своей тарелке, не в силах поднять глаза на предмет моего смятения. Но мне нужно взглянуть на нее еще раз, я чувствую острую необходимость в этом. Она как глоток свежего воздуха для меня. Медленно отрываю глаза от тарелки, переправляю их на сидящего подле меня Рона, затем перевожу их на Гермиону, затем молниеносный взгляд на Чжоу, и мои глаза снова опущены в тарелку. За этот краткий миг я успел рассмотреть ее еще лучше. У нее красивейшие миндалевидные глаза, цвета горького шоколада. Я вспомнил, кого она мне напоминает — фею, изображенную на коробке из-под конфет. Так долго я берег картонку с ее прекрасным образом в одной из школьных книг. Каждый вечер, когда вся посуда уже была перемыта, а дом сиял чистотой, я забирался в свой чулан, доставал книгу и подолгу любовался прекрасной феей. В один прекрасный день Дадли ворвался в чулан как раз во время моего любования. Картонка была уничтожена. — Значит завтра в семь. Вот список. То, что вам нужно купить помечено цветочком. Остальное принесем мы — Молодец, Чжоу. Наконец-то еще один ответственный человек — воскликнула Гермиона. Я не уловил суть разговора. Что случится завтра? — Договорились — лучисто улыбнувшись на прощание, моя фея упорхнула. — В чем дело, Гарри? Тебе было неприятно общество Чжоу? — спрашивает Гермиона. Кровь опять приливает к щекам. — С чего ты взяла? — Когда она пришла, ты как-то сразу поник. В тарелку пялился, попробовал взглянуть на нее, но тут же отвел глаза. Гермиона сильна в логике, только она не может предположить, что все совсем на оборот. — Нет, все в порядке. Она — милая, — последнее я произношу понизив голос — Кстати, напомни мне, что будет завтра в семь? Рон удивленно смотрит на меня, словно я сморозил глупость или из моего рта вываливаются слизни. — Как это что? Мы за месяц планировали вечеринку, завтра первое марта, помнишь? Действительно, глупо вышло. Я совсем забыл. Почти месяц назад мы мечтали о каком-нибудь событии, способном скрасить школьные будни, и, в конце концов, сошлись на решении устроить праздник в честь первого весеннего дня. Повод был придуман Гермионой. — Да, припоминаю, но я думал, эта вечеринка только для своих. — Ты все-таки что-то имеешь против Рейвенкло? — приподнимает бровь Гермиона. — Нет, конечно! — Вот и хорошо. Завтра будут все свои и несколько ребят из Рейвенкло - Рон откинулся на скамейке назад, сложил руки за голову и сладко потянулся. — Завтра наконец-то повеселимся — прикрыв глаза, белесыми ресницами пробурчал Уизли, и на безмятежном лице заиграла блаженная улыбка. Друзья собираются идти в гостиную, я тоже поднимаюсь со скамейки, но прежде, чем мы покинем Большой зал, нужно уточнить еще один момент. — Ты сказала, что будет несколько ребят, а девчонки будут? — На счет девчонок не знаю. Знаю только, что Чжоу будет точно. На сердце приятно теплеет, я разворачиваюсь к выходу, и в этот момент на устах моих светится глупая улыбка. * * * Завтра я увижу ее. Чжоу Чанг — красивое имя, как и его обладательница. Вечеринка — хороший шанс поладить. Нужно придумать, что завтра сказать ей. Что вообще говорят в таких случаях? Мы ведь уже не маленькие, чтобы подходить со словами «Давай дружить». Я бы сказал ей, как она прекрасна, но это глупо. С таким же успехом можно описывать, какая снежная зима или жаркое лето. Разве может статься, чтобы столь красивая особа не знала, как она хороша? Да и потом, с Гермионой мы подружились и без этого. В конце концов, она такая же девчонка, как и все... или не такая? В субботу я проснулся спозаранку. До завтрака оставалось еще достаточно времени, и я решил провести его с пользой. Разместившись поудобнее на кровати, достал учебник и попытался сделать домашнее задание по трансфигурации. Я читаю, перескакивая слова, написанные в скобках, примечания, без конца смотрю на часы и перекидываю страницы из стороны в сторону, проверяя, насколько увеличился объем прочитанного. В голове все путается, и на середине страницы я окончательно потерял смысловую нить, продолжая при этом упорно, механически, читать про себя. Когда я возвратился в действительность, то осознал, что не понял ничего. Отсчитав пять предложений назад, я пришел в полное уныние и, разозлившись, с силой захлопнул книгу, в сердцах отбросив ее на другой конец кровати. Литература с глухим хлопком приземлилась на покрывало, обложка в одну сторону, тисненые листы в другую. Я схватил обрывки и бросил их в чемодан. Нужно будет потом справить, чтобы Гермиона не видела, а то ее удар хватит за такое обращение с книгами. Ничего не прочитал, только книгу зря испортил и о чем я думал, тоже не припоминаю. Это была одна из тех дум, которые будучи хорошенько обдуманными, исчезают из памяти навсегда. Послышался скрип, возня. Я отдергиваю полог и вижу Рона, шевелящегося на своей постели. — Давно проснулся? — сонно спросил он. — Да уж пораньше тебя. Рон вальяжно поднимается, потягивается и начинает рыться в своем чемодане. — Наконец-то выходной. Можно одеть что-то кроме надоевшей формы, а, Гарри? Посмотрим, что здесь из обычной одежды... Нет! — В чем дело? — недоумеваю я — Не может быть! — Что-то с Коростой? — я подхожу ближе. — Как она могла так со мной поступить? Следом за последней репликой моему взгляду предстает предмет его негодования. — Перси открестился от него в прошлом году, а в этом она благодушно подсунула его мне! Я не знаю, как его успокоить, ведь джемпер, любовно упакованный миссис Уизли для сына, и вправду ужасен, связанный из зеленой шерсти, с огромным вышитом арбузом на животе. Причем ягода была изображена в разрезе и долька ее лежала подле, обнажая алую середину в черный горошек. В довершении рукава джемпера были той же расцветки, что и внутренность арбуза. Если бы я одел что-то подобное на Тисовой улице, то был бы закидан камнями, не дойдя даже до калитки. — Все нормально, Рон. Это всего лишь одежда. — Нет, Гарри, это не просто одежда. Каждый год она укладывает нам с собой по одному джемперу. Почему в этом году мне досталась такая мерзость? Что я сделал? — Эээ...Я уверен, миссис Уизли хотела как лучше. В нем тебе будет тепло. — Издеваешься? Я скорее буду голым ходить, чем напялю это — он брезгливо отбросил вещь на пол. Эх, Рон, знал бы ты, что всякая вещь лучше, чем стоять нагим перед кем-то. Я бы не стал шутить с этим, только не теперь. — Может Гермиона сможет как-нибудь его преобразить — после моих слов повисло не долгое молчание. — Наверно ты прав, она — единственная моя надежда. Сегодня снова метель. Первый день весны не принес с собой долгожданной оттепели. Все кругом запорошило снегом, так что хижина Хагрида оказалась почти невидима под ледяным покровом. От этой морозной белизны рябит в глазах. Представляю, как непросто будет ребятам тащить пакеты с провизией в такую погоду. Они ушли два часа назад. Я не стал их провожать, Рон выругался, схватил скомканный джемпер и, припрятав его под мышкой, ушел искать Гермиону. Мне выпала задача не легче: на кровати лежат три рубашки, две футболки и старый джемпер Дадли, темно синего цвета. С низом я определился. Да и выбор был не велик — или брюки, или джинсы, однако и с этим провозился минут десять. Зачем я это делаю? Спросите, что попроще. Верх выбрать куда тяжелее. Блеклая серая футболка, явно видавшая лучшие времена. Рубашка имеет не самый приятный оттенок зеленого. Остальные тряпки не лучше. Я примерил каждую по отдельности, потом попытался сочетать вместе, но затея оказалась бесполезной и я едва удержался, чтобы не проделать с одеждой то же, что и Рон. Часы между тем тикали и били, били и тикали, отрезая по кусочку отведенное мне время. Когда стрелки остановились на отметке четырех, я плюнул на все и решил довериться судьбе. Закрыл глаза и дважды ткнул пальцем в разложенную передо мной одежду. Выбор пал на джемпер и зеленую рубашку. Я быстро оделся, а на ноги нацепил кеды, немного рваные, тоже поношенные не мной, и вышел из комнаты. Я решил дожидаться возвращения друзей в гостиной, которая, к слову сказать, оказалась совершенно пуста. Младшекурсники наверняка играют в снежки, фигуры или хромого осла, лучшей погоды для этих забав, и представить трудно. Старшие ребята отдыхают в Хогсмиде. Те не многие, кто имел неудачу получить наказание, отбывают его, но я надеюсь, никто не будет наказан таким, же образом, как я. Я гоню от себя эти мысли. Нельзя допускать, чтобы это портило мою дальнейшую жизнь в целом и сегодняшний вечер в частности. По ногам прошелся легкий холодок, я обернулся и увидел входящих Рона, Гермиону, Фреда, Джорджа и Джинни. Следом за ними тянулся шлейф мокрого снега. — Ну и погодка! Думала, не донесем! — воскликнула краснощекая с мороза Гермиона, обессиленно падая в кресло. Рядом она бросила небольшую сумочку. Близнецы, нагруженные двумя увесистыми коробками сливочного пива, по одной у каждого, аккуратно опустили ценный груз на пол и плюхнулись на диван. Рон, несший два огромных бумажных пакета, приладился там же. Джинни присела на корточки у огня отогревать замерзшие пальцы. Я еще раз посмотрел на коробки, пакеты и маленькую сумочку — так контрастно она выглядела, что я не выдержал и прыснул. Гермиона поймала мой взгляд, обращенный к ее сумке. — Ты же не думаешь, что я шла с пустыми руками, нисколько не помогая ребятам? — возмутилась она. — Я не считаю, что ты шла налегке— еле сдерживая смех, пробормотал я. — Да, Грейнджер, ходить с пустой сумкой — дурной тон. У тебя наверняка там еще зеркальце лежит — сумничал Джордж, за что тут же получил уничтожающий взгляд — Ты что-то говорила о заклятие незримого расширения… — Именно. Это заклятие для удобного вмещения большого кол-ва вещей в маленькую емкость, только легче она от этого не становится — Герми сложила руки на груди и высоко задрала нос — Ты, кстати, можешь разобрать ее — как бы, между прочим, добавила она. Я подошел к сумке и попробовал поднять ее. Поклажа не из легких. — Может, лучше сначала подготовим место для пирушки? — предложил Фред. — Хоть одна хорошая мысль за день — выдохнула Гермиона и поднялась с кресла — Нам нужно удалить всю мебель в дальний угол комнаты, максимально освобождая пространство возле камина. Все достали палочки и начали левитировать то, что находилось близ камина: кресла, диван, несколько столов, шахматы. Предметы, передвигаемые Джинни, летели неуверенно, дрожа. Она же не обращала на это никакого внимания, старательно рассматривая меня. Я делаю вид, что не замечаю, хотя внутри все кипит, так и хочется закричать « Чего пялишься?», но я этого не сделаю. Это же малышка Джин, она всегда так смотрит на меня. Она ни о чем не знает. Никто не догадывается. Самое странное, что директор немного расспросив меня тем утром, больше не искал возможности поговорить об этом. Его не насторожила моя внезапная болезнь и более чем подозрительное поведение. Я стою посреди комнаты поглощенный думами, вдруг замечаю, что вся мебель передвинута и ребята смотрят на меня: Фред и Джордж с улыбками, Гермиона и Рон с волнением. — Что-то не так? — спрашивает Гермиона. Ненавижу, когда она лезет ко мне с этим вопросом. Кажется, будто мои мысли минуту назад транслировались в ее голове. Этот вопрос с отсылкой в прошлое, тогда в госпитале, перед выпиской, у нее было такое же выражение лица. — Все в порядке, просто задумался — пару секунд она удерживает на мне тяжелый взгляд, а потом обращается к Рону: — Сотвори подушки, а я сделаю стол. Они тут же принялись трансфигурировать. Знала бы МакГонагалл на какие цели мы тратим колдовское умение. Рон достал из пакета пачку хрустящих подушечек и начал создавать из них настоящие подушки, самых невероятных узоров и расцветок. Его творения оказались кривоватыми, косоватыми, с неравномерно уложенным наполнителем внутри, от чего некоторые подушки казалось, вот-вот лопнут от переполнения, иным же его явно не хватало. Создавалось впечатление, будто они сшиты неумелой модисткой. А вот стол Гермионы напоминал произведение мебельного искусства. Круглый по форме, в высоту как две поставленные друг на друга подушки, сделанный таким образом, чтобы лежа можно было без труда дотянуться до понравившегося яства. Ножки стола сплошь в резных узорах. За ним легко может уместиться человек пятнадцать. — Теперь можно разбирать покупки— провозгласила Гермиона. Оказалось в ее сумке чуть ли не больше всего, что несли остальные. Десятки шоколадных лягушек, сахарные тянучки, леденцы, лакричные палочки и прочее. В пакетах у Рона сырные закуски, сушеные кальмары, вяленая рыба, все из Трех метел. Самый главный продукт этого заведения — Сливочное пиво, близнецы поставили в центр стола. Сначала они пытались построить пирамиду из бутылок, но побоявшись уничтожения этого добра, просто расставили их. Ребята раскладывали еду, расставляли питье, взбивали подушки. Я же лишь имитировал деятельность, чтобы не сидеть рядом с Джинни в конце комнаты. Обхватив руками колени, она тихонько наблюдала за нашими манипуляциями. Стол был накрыт, когда часы уже перешли через черту семи и вскоре начали подтягиваться гости. Их тепло поприветствовали и просили пройти за стол. Я почти никого не знал и украдкой, шепотом просил осведомить меня Рона. — Это Морти Нот, Арабелла Глесс, как и его не знаешь? Эдриан Мунк. Время шло, конфеты потихоньку убывали, пустых бутылок становилось больше, а ее все не было. Я уже начал клясть себя за потраченное на подборку одежды время. Часы пробили восемь, когда я решил плюнуть на ожидание и откупорил первую за вечер бутылку пива. Близнецы травили байки, от которых рейвенкловцы сначала были в шоке, но пообвыкнув, смеялись от души. Невилл краснел, когда в истории упоминалось его имя. Гермиона от хмельного раскраснелась и тоже хихикала над россказнями. Джинни почти сразу ушла в спальню, смекнув, что старший контингент абсолютно ей не интересен, да и пива ей бы никто не дал. Хмель начал овладевать мною, его тепло наполнило мое тело до краев. В комнате стало непомерно жарко, я приподнялся из-за стола, чтобы стянуть джемпер. На несколько мгновений я оказался оторван от происходящего, плотная шерстяная вязка закрыла обзор. Когда я высвободился из ее пуд, первое, что предстало моим глазам, заставило мое сердце замереть, будто через него пустили разряд тока. Чжоу Чанг стоит перед столом, а Гермиона предлагает ей сесть на свободное место рядом с Фредом. Я не в силах отвести восхищенного взгляда. Сегодняшним вечером ее волосы были такие же прямые и блестящие, как в день нашей первой встречи. Ярко синие джинсы плотно обтягивали ее тоненькие ножки. Сверху джемпер в розово-салатовую полоску. Отчего-то мне стало теплее на сердце, что мы надели одежду почти одинаковой расцветки, моя рубашка была в тон ее зеленым полоскам. Чжоу быстро влилась в компанию. Лишь только она села, как Фред уже протянул ей большую кружку пива, от которой она сделала внушительный глоток и принялась обсасывать сахарного тритона. Я как завороженный следил за каждым ее движением, изредка приближая бутылку ко рту, но не делая ни глотка. Живот как-то странно сводило внизу, причиняя немалый дискомфорт. Она сидела напротив, с другой стороны стола и мне было удобно отслеживать каждое ее движение. Как изящно, согнув указательный палец правой руки, она поправляет волосы за плечи. Как оттопыривает мизинец, придерживая бутылку на весу. Как улыбаются ее глаза, какие белые и ровные зубки обнажают ее губы, когда она смеется над очередной шуткой. Иногда ее взгляд попадает на меня. В такие моменты я опускаю голову или делаю вид, что занят беседой с Роном. Фред отлучился на пару минут, а вернулся уже с граммофоном. Заиграла веселая мелодия, многие выбрались из-за стола и начали отплясывать, кто во что горазд. Невилл, значительно охмелев, начал размахивать руками и ногами, вытворяя что-то невразумительное. Симус танцевал как клубный магл, вполне не плохо, а Гермиона кружилась, хлопала в ладоши, потом схватила Невилла за руки и они кружились вместе. На Рона алкоголь подействовал иначе, он пересел к близнецам и начал нахваливать их, говорить какие они прекрасные братья, восхищаться чувством юмора. — Да ты как я погляжу, совсем надрался, брат — посмеялся Джордж, ловко уворачиваясь из объятий брата. — Главное, чтобы, когда протрезвеет, не забыл, что мы — самые лучшие — добавил Фред. Заканчивалась очередная песня, народ подходил к столу, делал пару глотков пива, а затем возвращался на импровизированный танцпол. Чжоу все так же сидела за столом, поглощая сладости, и все чаще поглядывая на меня. Я глупо улыбался и отводил глаза. Где-то в полночь все опять собрались за столом. — Может, поиграем во что-нибудь? — предложила Гермиона. Ее волосы растрепались сильнее, чем обычно и местами липли к взмокшему лбу, а щеки горели румянцем. — Хорошая идея, Грейнджер — подхватил Джордж. Близнецы, кстати сказать, были почти не пьяны, а даже если и были, то их поведение ничем не отличалось от обычного. Я думаю, это из-за возраста, нашему же третьему курсу хватило двух бутылок, чтобы потерять контроль над собой. — Раз пошло такое дело, то в бутылочку? — проявил инициативу Фред. Гермиона закачала головой, сжимая в ладонях свои щеки, а Джордж уже достал одну из пустых бутылок и приладил ее на столе. — Играем на желание, по кругу будем крутить бутылку, на кого покажет горлышко, тот и будет исполнять желание того, кто ее закружил — объявил правила Джордж. — Если кто-то против, можете выйти из-за стола, чтобы потом, во время игры, не включали заднюю — добавил Фред. — Похоже на ультиматум — нахмурилась Гермиона. — Это всего лишь правила. Не нравится — не играй — улыбнулся Джордж. — Вполне справедливое правило — пожал плечами Рон. Чжоу улыбалась и кивала, Симус согласился сразу, Невилл сначала хотел уйти, но все— таки остался, чтобы не прослыть трусом, наверное. Хотя от него никто подвигов и не ждет. Наоборот, я считаю глупо что-то делать из расчета «А что об этом подумают люди». Рейвенкловцы согласились тут же. — Ты с нами, Грейнджер? — спросил Фред. — А разве я ушла? — парировала Гермиона. — Другое дело — воскликнул Фред — Начинаем с Гарри, а то он зачах совсем. Все внимание разом перешло на меня, и я поспешил крутануть бутылку. Толчок был слабоват, сделав полтора оборота, горлышко показало на Невилла. У бедняги округлились глаза, он тяжело сглотнул, не отводя взгляда от бутылки, словно ожидая, что та завертится и покажет на кого-то еще. — Прекрасно, Гарри. Загадывай свое желание! — сказал Джордж. В его голосе было столько задора и веселья, что это мгновенно взбесило меня и прежде, чем я успел обдумать, ляпнул: — Поцелуй Джорджа! Фред смеется, рейвенкловцы тоже, а Гермиона хмуро смотрит, на меня, слегка покачиваясь. Невилл медленно поднимается и подходит к близнецам. Джордж тоже встает. Лонгботтом встает на цыпочки, приближаясь к веснушчатой щеке. Раздалось смачное чмоканье, после которого все присутствующие разразились хохотом, а смущенный до невозможности Невилл поплелся на свое место. — Теперь Лонгботтом просто обязан на мне жениться — смеялся Джордж. Мне стало вдруг чудовищно неудобно от этой фразы. Вечер явно перестал быть добрым. Лучше было бы прекратить эту игру сейчас. И как интересно наши гости не бояться возвращаться восвояси в столь поздний час? У них-то нет плаща невидимки. Следующий крутил бутылку Рон, сделав три лихих оборота она показала на Симуса. Когда он, стоя на столе, на одной ноге прокукарекал три раза, подошла очередь крутить Гермионе. Выполнять ее задание выпало Эдриану Мунку. Как человек с рациональным мышлением, она пожелала, чтобы он собрал все пустые бутылки в ящик (других к тому времени не оказалось) и уничтожил их. Эдриан был явно недоволен, но задание выполнил. Вот кто с удовольствием бы прокукарекал, подумал я. Чжоу явно заскучала, ее гладкие волосы немного растрепались, она часто зевала, не без изящества прикрывая рот ладонью в этот момент. Следующим крутил Фред, по его довольному лицу было понятно, что он давно придумал какую-то подляну, осталось только выяснить, кто мишень. Бутылка делает двойной оборот, медленно вращается и останавливается…на мне. Фред в предвкушении растирает ладони. — Ну, Гарри, поздравляю тебя! Тебе выпала честь выполнять одно из интереснейших заданий! Я верю, что ты умеешь рассказывать интересные истории, конечно не так хорошо, как мы, но все же. Хочу, чтобы ты рассказал дурную историю про Чанг. Что-то кольнуло в сердце, а живот свело еще сильнее в кольцо. Что делать? Чжоу улыбается самой милой улыбкой на свете, аккуратно приподнимается из-за стола, на ходу разминая ноги, и выходит в центр комнаты. Рон толкает меня в бок, я тоже поднимаюсь. Впервые вижу ее так близко. Мы стоим точно напротив друг друга так, что я могу рассмотреть каждую черточку ее личика. Оказывается, когда ее глаза широко распахнуты, ресницы такие длинные, как лапки паучка, почти касаются надбровных дуг. Нос прямой, тонкий, словно птичий. Именно! Она похожа на маленькую тропическую птичку в ярком оперении, какие обитают лишь в тропических странах или золотых клетках богатых господ. Мы почти одного роста. Я стою и бесстыдно рассматриваю ее. Внутри все кипит, но я слишком долго ждал, чтобы не воспользоваться этой минуткой. Она нетерпеливо облизывает пухленькие губки, к которым прилипла пара сахарных кристалликов. — Ну не стойте столбом! Чжоу, расскажи ему какой-нибудь отрывок из сегодняшнего дня, а то он никак не соберется — нетерпеливо предложил Джордж. — Без проблем, — улыбнулась она — Сегодня я очень хотела вовремя прийти на вечеринку, но, к сожалению, опоздала потому, что… Повисло неловкое молчание, в продолжение которого все присутствующие в комнате, выжидательно посмотрели на меня, с застывшими усмешками на лицах. Вот попал. Я решил, что мне не отвертеться и моя задача придумать мало-мальски приличную историю. Главное не перестараться. — Ты очень хотела успеть, но тебя…задержал…какой-то…человек — членораздельно произношу я. Прекрасно, теперь она подумает, что я — недоразвитый или еще хуже, что считаю ее таковой. — Очень интересно. А дальше? — торопит меня Фред. — Я еще не придумал, что. Наверное, то, о чем нам…лучше не знать. По гостиной прошелся легкий смешок. Улыбка Чжоу медленно сошла «на нет». Большие черные глаза заблестели, и влага внутри них задрожала. — Что ты имеешь в виду? — срывающимся голоском прохрипела она — Чем это таким мы могли заниматься? — Я..Чжоу — впервые назвал ее по имени — это всего лишь…— но я не успеваю закончить свою оправдательную речь. Сверкающие капельки поползли по румяным щекам и, прикрыв глаза ладошками, моя прелестница выбежала вон. Я остался стоять, как оглушенный. Сзади послышалась возня, прощальные речи, рейвенкловцы отправились восвояси, а я так и остался смотреть на кусок деревянного пола, которого минуту назад касалась ее нога. Свинцовая тишина, вот и все, что осталось от праздного веселья царившего здесь минуту назад. Я все испортил. Гермиона подходит ко мне и трясет за плечи. — Гарри, очнись! Ты ни в чем не виноват! «Как же не виноват?» — думаю я. До того, как я ляпнул невесть что, все было в порядке. Нужно было сразу отказаться от этой затеи. Какой же я идиот. Отрицательно качаю головой. Гермиона тяжело вздыхает и обходит меня, чтобы встать напротив лица. — Ты ничего плохого не сказал. Каждый рассуждает в меру своей испорченности и если она так остро среагировала на пару безобидных фраз, значит, ты попал в точку. Она не чиста на руку. Я оторвал взгляд от пола и уставился на нее тупым, бессмысленным взглядом. — Еще хотела у тебя кое-что спросить. Ммм не знаю, как сказать — мнется Гермиона — Чжоу понравилась тебе? Внутри меня все закипело. Везет тебе Гермиона, что ты девочка. Рону бы за такие слова я бы съездил по физиономии. — Если желаешь знать, она мне ни капельки не понравилась! Мало того, что некрасивая, так еще и глупая! Знаешь, если бы я увидел ее в толпе, то прошел бы мимо. Она выглядит как среднестатистическая грязнокровка! Это я сказал? Глаза Гермионы расширились, а губы подрагивали. Она посмотрела на меня так, будто бы сегодня впервые не увидела, но рассмотрела по-настоящему. От этого взгляда мне стало не по себе, и какой-то колючий холодок прошелся по всему телу. Я опять не успел найти слов, чтобы объясниться. Гермиона, покачиваясь, удаляется в девичью спальню, оставляя меня одного, на развалинах праздника. Обессиленный, я иду в конец комнаты, там расположившись калачиком в кресле, я разразился рыданиями от своей беспомощности и безысходности. Я всхлипывал и кривился в беззвучных гримасах боли, отчаянно врезаясь зубами в рукав рубашки, чтобы не завыть в голос. Этот угол комнаты почти не освещен, так что даже если какой-то полуночник выйдет в гостиную, меня не будет видно. Не знаю, сколько времени я просидел в кресле. Когда не осталось больше слез, я собрался с силами и побрел в спальню. 3.(Депрессия). 3. Депрессия. Настало воскресенье. День затишья, как это обычно бывает после шумного вечера. Все присутствующие на вчерашнем гулянье, проснулись далеко за полдень. Я встал один из первых, в двенадцать часов, что немало удивило меня. До сих пор не могу понять, что вызвало столь не характерный выплеск агрессии. Имею лишь одно предположение на этот счет, но останавливаю себя каждый раз, как подбираюсь к нему поближе. Нет. Это не оно. Не может влиять то, чего не было, а мы ведь договорились с тобой, Поттер. Ничего не было. Ни к чему перекидывать свою вину. Это я вчера обидел Гермиону, наговорил на Чжоу, и отвечать за это никто иной не будет. Чтобы никого не разбудить, я тихонько выбрался из спальни, а потом и из замка, прихватив с собой бутылку питьевой воды. Обошел стороной домик Хагрида, чтобы ненароком с ним не повстречаться, и отправился в Запретный лес. Там я бесцельно слонялся вокруг лысых деревьев и кустов, а когда почувствовал усталость, расположился на широких корнях громадного бука. Жажда одолевала, я свинтил крышку и одним большим глотком осушил бутылку до половины. Снял варежки, чтобы достать мою пуговицу из кармана. Она теперь всегда со мной. Гладкая, темно-синяя пуговица, по ошибке пришитая к черным штанам. В лесу так тихо, что я слышу, как колышутся обнаженные ветви на ветру. Здесь хорошо, спокойно. Люди, по обыкновению своему, приходят в такие места для раздумий. Я же просто убежал, чтобы на несколько часов спрятаться от людей и проблем, связанных с ними, чтобы потешать себя надеждой, будто по возвращении все будет в порядке, как прежде. Кругом белым-бело, как и вчера, как позавчера, как, вероятно, будет и завтра. Кажется, зима навсегда обосновалась в этих местах и оттепель больше никогда не настанет. Я так и не встретил здесь никого, только разномастные совы, время от времени, пролетали высоко над деревьями. Интересно, куда же деваются кентавры с наступлением холодов? Переходят ли в теплые края табунами, хоронятся ли в утепленных пещерках или просто мне не выпал случай увидеть их? Удивительные существа эти кентавры. * * * Когда я открыл глаза, то не сразу понял, где нахожусь. Вокруг было темно, единственный источник света на много миль был снег, лежащий ровным пластом на оледенелой земле. — Lumos — на конце палочки зажегся огонек, я поднес циферблат часов к свету, и различил две стрелочки, на шести и двенадцати. Неслабо задремал. Мог ведь вообще не проснуться. Эта мысль не вызывает у меня отклика в груди, мысли о смерти стали чем-то повседневным, не привлекающим особого внимания. Пора возвращаться в замок, меня могли хватиться. Подняться, однако, оказалось не так уж просто, за пять часов неподвижного сидения на холоде, тело не сразу и неохотно отзывалось. Я медленно поднялся, придерживаясь за дерево, отряхнул мантию, и, глотнув немного воды, покинул пределы леса. В замке уже зажгли свечи. Полная дама спросила пароль. Почти минуту я стоял перед ней, глядя в одну точку, хотя помнил его. Спустя вышеизложенное время, назвал пароль. Она одарила меня смешанным взглядом, в котором жалости и страха было, пожалуй, поровну. Едва я сделал пару шагов в гостиной, как оказался в плотном кольце объятий, и не сразу понял, кому обязан столь радушным приемом. Гермиона зажмурив глаза, уткнулись мне в плечи, Рон обнял меня поверх ее рук. Я так сильно сжат, что даже не могу обнять их в ответ. Мы стоим посреди комнаты, нас одаривают удивленными взглядами, но никто не торопится расцеплять объятия. Рон отходит первым. — Ну ты даешь, Гарри! Мы тебя целый день ищем! Где ты пропадал? — Гулял. Теперь отступает Гермиона. — Так долго? Ты же мог простудиться! И так не до конца отошел от недавней болезни. Я вздрагиваю. Она подозрительно смотрит на меня. — Ты сегодня ел хоть что-нибудь? — Да. В последнее время я совсем заврался. Но это самая безобидная ложь из всех. — Рон, не будешь ли так любезен, принести Гарри поесть? — Без проблем — кивает рыжий и стремительно удаляется по направлению в спальню. — Где он возьмет еду? — удивился я. — В вашей спальне. Я подозревала, что ты ничего не поел с утра, потому что, скорее всего, проспал, как и все мы. На обеде тебя тоже не было. Вот я и решила оставить для тебя кое-что. Сейчас, наблюдая за одухотворенной речью Гермионы, я не могу поверить, что мы знакомы только три года. Это не слишком долгое время. Она стоит и рассуждает о простых для нее вещах, таких чуждых мне. Гермиона проявляет невиданную заботу, выступая в роли заботливой матери, которой у меня никогда не было. — Гарри, ты слушаешь меня? — наклоняет голову ближе Гермиона. — Да — еле слышно вымолвил и сощурился. В глазах вдруг сильно защипало, но я проморгался. — Прости меня. Я вел себя по-скотски вчера. Сам не знаю, что на меня нашло. Гермиона протягивает мне руку, я без раздумий погружаю свою влажную холодную ладонь в ее сухую и теплую. Она ведет меня к облюбованным нами креслам, возле камина. Ни одно дело мы обговорили здесь. Я свободно сажусь, Гермиона же как-то по-кошачьи извернувшись, подогнула ноги под себя. — Знаешь, Гарри, я давно хотела с тобой об этом поговорить. Ты стал очень странным в последнее время. Раньше я не припомню, чтобы случались такие агрессивные выпады, ты не стремился уединиться от нас, мы всегда ходили вместе, а теперь ты, будто прячешься, не только от нас, но и от людей вообще. На вечеринке ты опять странно себя повел, я уж подумала: не заболел ли снова? Она делает паузу, желая, чтобы я объяснился каким-то образом, но я молчу. Глазами отыскав царапину на каминной полке, стал рассматривать ее: по форме она напоминала зигзаг молнии, почти такой же, что отпечатан на моем лбу, но хвостик длиннее и значительно тоньше. Молчание длилось с минуту, когда Гермиона поняла, что ответа не последует, сделала глубокий вдох и продолжила: — Все это началось после отработки у профессора Снейпа. Сколько раз за эти дни я пыталась узнать у тебя хоть что-то о том вечере, но ты молчишь. А между тем, твое тело не может молчать. При упоминании о нем ты дрожишь или у тебя глаз дергается или просто убегаешь куда-нибудь. Ты скрываешь от нас произошедшее тем вечером. Произошло что-то страшное, не иначе!? Может она догадывается или уже догадалась, о случившемся, но боится себе в этом признаться. Хотя если бы догадалась, то едва ли смолчала. Гермиона не из робких, так что если Снейп еще не в Азкабане, то она не знает. Однако меня немало расстроили ее слова, не знал, что я до такой степени никчемный артист. Я из тех людей, у которых что в душе, то и на лице, и в детстве немало за это получал от дяди и тети. — Гарри, посмотри на меня — неожиданно мягко произносит Гермиона, и я оборачиваюсь. — Я лишь хочу напомнить, что мы твои друзья, и желаем тебе только добра. Что бы с тобой не случилось, мы всегда выслушаем, поймем и поможем. — Не нужно — почти бесшумно прохрипел я. — Что? — Помогать. Она тяжело вздыхает и обращает свой взгляд к огню, словно ища у него поддержки. Разговор идет плавно, Гермиона не наседает, как обычно, не говорит о правилах. Только все старания ее бесполезны. Я ничего не скажу. По крайней мере, сейчас. Еще не время. Я и так совершил достаточно ошибок, думаю смолчать — самое разумное, что сейчас можно сделать. Даже если взять с нее слово, она все равно выдаст меня. А главное сердиться на нее за это будет невозможно, ведь она во благо расскажет. Хотя в жизни сложно рассчитать, что пойдет во благо, что во вред. Мы можем только совершать определенные действия, а уж как они откликнутся в толпе, никто не знает. — Ты простила меня? — решил уточнить я, чтобы вернуться к вопросу, с которого все началось, и этим закончить сей малоприятный разговор. — Да, простила — уверенно произносит она. Не знаю, какая сила толкнула меня, но я рывком поднялся с кресла, и в следующее мгновение уже крепко сжимал, ничего не сообразившую Гермиону, в крепких объятиях. — Я что-то пропустил? — донесся до нас голос, а потом мы увидели и самого Рона. — Ничего не пропустил бы, если бы ходил быстрее. Ты, случаем, не заново готовил? — фыркнула Гермиона и мы с ней прыснули. Рон непонимающе посмотрел на нас, сжимая в руке бумажный пакет. Судя, по виду это был, как раз тот, в котором вчера принесли покупки из Хогсмида. Он уже успел изрядно измяться, а дно нещадно измазалось жиром. Выглядело, прямо сказать, не аппетитно. Но глядя на довольные лица Рона и Гермионы, я понял, что не могу их обидеть отказом. Гермиона пересела на диван, мы с Роном устроились в креслах. Я распечатал пакет и обнаружил кусок печеночного пирога. — Спасибо, ребята, но не стоило. — Ешь — отрезала Гермиона. Я откусил немного и понял: от того, что пирог остыл, он ничего не потерял. Покончив с ним, я поднялся в спальню, собрал учебники, свитки и тетради (прежде я починил книгу по трансфигурации). Остаток вечера прошел спокойно, оказалось, что за неделю накопилось приличное количество заданий, так что времени на какие-либо посторонние мысли у меня не было. Если бы Гермиона не дала мне (в честь примирения) тетради с готовыми уроками, я едва бы справился. Все-таки она — необыкновенная. Пытается оградить от вещей, которые, по ее мнению, могут меня огорчить. Хорошо, что она не знает: все ее старания лишены смысла. Она не подозревает, что я уже видел его после наказания. Зельеварение во вторник никто не предотвратит. Разве только я сломаю себе что-нибудь на тренировке в понедельник, но тогда меня напоят Костеростом и за ночь все срастется. Каждый день я усердно играю роль того, кем был прежде, но Гермиона видит, чувствует и, Мерлин побери, что еще делает, но она знает... знает, как мне тяжело. * * * — Что значит, не будешь? — Оливер Вуд стремительно меняется в лице. Хорошо, что я затеял этот разговор в раздевалке, когда все уже ушли на поле, а то не миновать мне гневных пересудов. Нужно сконцентрироваться и убедить его, что моя отставка необходима. — Я больше не в состоянии приносить победу команде, так в чем смысл моего дальнейшего пребывания? — В чем смысл??? Нет, нет. — Оливер хватается за голову — Это какое-то безумие, помешательство. Ты свихнулся, Поттер? Я удивлен резким словам Вуда. Хотя и ожидал неадекватной реакции. Я частенько видел его вне себя, орущим на остальных игроков, но меня это обходило стороной. Он не смел никогда повышать на меня голос, впрочем, я не давал повода для этого. Для каждого человека важна победа, но для Оливера Вуда она является чем-то особенным. Это и послужило причиной их расставания с Анджелиной Джонсон. Вся школа была свидетелем их ссоры в Большом Зале. Анджелина немного промахнулась на матче с Хаффлпаффом, из-за чего Гриффиндор потерял пару десятков очков. Победу мы все равно одержали — я поймал снитч, и уже тогда понял, Вуд не так прост, как казался мне на первом курсе. — Не нужно, Оливер. Я все решил. — Он решил! А как насчет команды? Она состоит не из одного тебя, парень. Тебе плевать на судьбу факультета? — Нет, конечно! Я продолжу помогать факультету, выполняя задания на уроках. — Неужели? А снитч будет Грейнджер ловить? — издевается Вуд. — Нет, и не нужно вмешивать ее сюда. Я хочу уйти, потому что больше не в состоянии показывать блестящие результаты, к которым все так привыкли. Вуд тяжело дышит и непонимающе смотрит на меня. — Слушай, удерживать меня в команде все равно, что пытаться попить из пустой бутылки. — Ты устал. Я понимаю. Ты просто устал. — капитан посмеивается прерывистым, визгливым смехом, и меня это пугает не меньше, чем его резкий тон. — Это был нелегкий год. Мы отыграли два матча, остался всего один. Самый важный. В пятницу. Против Слизерина. Ты нужен своей команде. Оливер безумен. Теперь я вижу: он не отпустит меня просто так. Последняя фраза была произнесена так убедительно, словно политиком на дебатах: «Ты нужен своей команде», меня бы это посмешило, если бы так не пугало. — Я беспомощен для своей команды, пойми ты, наконец. Может ты и прав, я действительно устал. Последовала пауза, в продолжение которой Вуд переваривал все сказанное мной. Раздался стук в дверь, послышался голос кого-то из близнецов: — Эй, ребята, вы там живы? Мы уже полетали, поспали и сделали все свои дела. Вы собираетесь выходить оттуда? — Все в порядке. Пусть каждый тренируется в своей позиции. Мы скоро присоединимся к вам — заявил Вуд, подождал пока отойдут от двери и продолжил. — Я знал, что ты устал. Мы все притомились, но это не повод отказываться от игры, от мечты. Его глаза загорелись каким-то странным огнем. Долгое время после этого разговора я проклинал себя за то, что не сказал, что Квиддич — его мечта, не моя. Но в тот момент мне стало необъяснимо страшно возражать ему что-либо. На протяжении всего разговора мой пыл потихоньку угасал, я уже не знал какие доводы приводить в свою пользу. Вуд напротив, распалялся сильнее. Кажется с каждой моей жалкой попыткой переубедить его, он все больше уверялся в своих словах. Я же всеми силами старался этого не допустить. — Знаешь, а у меня есть средство от усталости — капитан просовывает руку в карман своих брюк и достает небольшой пакетик с каким-то белым веществом. — Что это? — Есть идеи? — Лекарство!? Он усмехается — Почти. Кое-что лучше. Вещь, которая поможет собраться, расслабиться и забыться одновременно. Я сам не верил, пока не испробовал. Все проблемы тут же отхлынут. Это — настоящая магия. — Ты — он показывает пальцем на меня — ловец — сердце команды. За последние три года совершил спортивный переворот в Хогвартсе, а это не всем удается. У всех случаются плохие дни. — Ты безумен — тихо произношу я. — Я хочу победы своему факультету, по-твоему, это безумие? — Нет — с открытой неприязнью процедил я. — То-то же. Я хочу только добра, тебе и нашему факультету. Это вещество никак не навредит тебе, наоборот поможет сконцентрироваться на поставленной цели. — Почему я должен тебе верить? — Тугой ты, Поттер. Я уже сказал почему. — Допустим. Ну а название у вещества есть? — Есть. Это одна из разновидностей стероидов. — Но это не честно! Против правил! — Неужели? Может ты подумал, что я предлагаю это каждому? Совсем нет. Только тебе, и лишь потому, что ты очень нуждаешься в этом, я же вижу. — А это надо понимать, поможет мне... — Разумеется. Ложь или, правда? Уйти сейчас или рискнуть испробовать средство? И отпустит ли он меня, если я решу уйти? Мне действительно не помешало бы встряхнуть мозги, но слабо верится в чудодейственность этого вещества. Не стало бы хуже, если это вообще возможно. Один раз. Хуже не будет. — Хорошо. — Жить вообще хорошо, Поттер. Точнее. — Я согласен принять это вещество и сыграть в последнем матче этого года, при условии, что после игры ты меня отпустишь из команды. — Железно, Гарри. — у Вуда заблестели глаза — Если хочешь, даже придумаю какую-нибудь уважительную причину, чтобы ребята косо на тебя не смотрели. — Было бы очень мило с твоей стороны. — осторожно произношу я. — Я в тебе не ошибался! Отойдем к скамейкам. У тебя есть какой-нибудь не нужный листок бумаги? Я ощупываю свои карманы и нахожу скомканный лист с моим творчеством. — Такой пойдет? — протягиваю ему бумажонку. — Да, в самый раз. Он оторвал маленькую полосочку от края листа, остальное старательно расстелил на скамейке. Аккуратно открыл пакетик и высыпал немного кристалликов порошка, на бумагу, затем поддел оторванным кусочком с боков, так, чтобы получилась ровная полоска. — Это называется дорожка, кстати — улыбнулся Вуд, скрутил полоску листа в трубочку и протянул ее мне. — Вставь это в одну ноздрю, а вторую зажми пальцем, да втяни посильнее в себя. Я наклонился над скамейкой и выполнил все сказанное им. — А как скоро это подействует? — решил уточнить напоследок. — Быстрее, чем ты думаешь. — усмехнулся Оливер. Я зажал левую ноздрю и так сильно втянул в себя порошок, что на какое-то время мне заложило уши, все звуки доходили до меня как сквозь толщу воды. — В добрый путь — глухо раздалось у меня над головой. Не знаю, как именно должен проявиться эффект, но что-то странное ощутил в ту же минуту, как поднял голову. Мои внутренности будто бы укрыли теплой материей, тревога потихоньку улетучилась, сменяясь каменным спокойствием. Я не мог предположить, что все произойдет настолько быстро, не то усерднее попытался бы запомнить минуту моего преображения, а затем расщепил бы ее на секунды, чтобы понять, как вообще возможно так быстро избавиться от тревоги, пожиравшей меня столь продолжительное время. Это чувство несравнимо ни с чем. Даже когда мне попалась конфета со вкусом райских яблок, не было так хорошо. — Ну как тебе новое состояние? — довольно спрашивает Вуд. Я расселся на холодном полу, прямо перед скамейкой, подперев рукой правую щеку. Подниматься решительно не хотелось, меня все перестало волновать. Будь это не пол, а обрыв перед ущельем, я бы и там уселся в этой же позе расслабленный и невозмутимый. — Теперь точно не смогу пойти на тренировку — вяло прошелестел я. — Само собой. Не настаиваю. Таким звездам квиддича, как ты тренировки ни к чему. Наслаждайся, привыкай. Знаешь, лучше не попадайся сегодня никому из учителей на глаза, и о порошке никому не говори. Это будет наш маленький спортивный секрет. — Договорились. Я наверно посижу еще чуть — чуть, и пойду в замок. — Ээ нет, брат. Ты можешь не уследить за временем, так до утра и будешь здесь кайфовать. Мы выйдем сейчас, вместе, и я закрою дверь. — Лаадноо — растягиваю слово по слогам. По-моему забавно. — И сделай одолжение, не строй из себя идиота. Я, конечно, понимаю твое теперешнее состояние, но с такими замашками тебя тут же раскроют. — Я пойду, погуляю в лесу. — Валяй. В четверг игра, порвем Слизерин? — Не вопрос — беззаботно отвечаю я. Мне кажется глупой сама мысль, что у нас выбьют хотя бы десять очков, а даже если это случится, снитч все равно у меня в кармане. Я довольно похлопал себя по карману, мысленно ощущая его силуэт. — Вот и хорошо — ухмыляется Вуд. Он подает мне руку, и я на силу поднимаюсь, кажется, ноги превратились в желе, тяжело идти, но Оливера мое состояние не удивляет, он помогает дойти до двери. Я распахнул ее, ощущая прохладный порыв воздуха, как за моей спиной раздался деловито — серьезный голос Оливера, коим он говорил только о квиддиче. — Помни, Гарри, это состояние будет с тобой только до тех пор, пока ты не уснешь. * * * Мне хорошо. Если это скудное слово вообще может описать мое новое состояние. Я доволен абсолютно всем, что происходит вокруг меня: разномастные совы летают в замок и обратно, цепко держа конверты и бумажные свертки. Кому-то пришла посылка, возможно в ней адресат получит то, о чем давно мечтал, и долго ждал, или уже потерял надежду и не надеется ее увидеть, а она летит уже так близко и скоро он ощутит ее приятную тяжесть. Кто-то получит письмо с известиями из дома, и тоже очень обрадуется. Я счастлив еще и от того, что наступила оттепель. Похоже, зима окончательно сдала позиции, и скоро всех нас ждет настоящая весна. Мои ноги уже почти не проваливаются в сугроб. Если Мерлин будет благосклонен, то в четверг мы пойдем к игровому полю по молодой траве. Вот уж никогда бы не подумал, что буду так скучать по весне. Мне казалось, абсолютно не важным, какой сезон сейчас на дворе, а стоило одному из них задержаться... К весне я больше расположен еще и потому, что можно будет выбираться на улицу с учебниками, и, расположившись под деревьями, учить занудный урок. И чтобы обязательно рябь шла по воде. Чтобы гигантский кальмар волновал ее. Хочу, чтобы все было как прежней весной. Так и будет, если, конечно, кальмар не сдохнет. Да и с чего бы ему вдруг подыхать? Из-за продолжительных заморозков он долго спал в этом году, летом небось круглые сутки будет без устали переплывать из одного конца озера в другой. Давненько я не был в гостях у Хагрида. Надо будет как-нибудь зайти на чай, расспросить, как дела идут. А зачем тянуть? Завтра же зайду к нему после уроков. Только мысль о Чжоу, омрачает меня. Я не видел ее с субботы, она наверняка до сих пор злится на меня. Это ничего. Вот расцветет все кругом, я нарву ей букет цветов, и она обязательно простит меня. Я почему-то уверен, что Чжоу любит полевые цветы. Может в глубине леса уже распустились первоцветы? Нужно проверить. Я медленно поднимаюсь на ноги, и отправляюсь на поиски цветов. Мне казалось, что я сразу нашел что искал, если бы не слова Оливера о времени, вовремя всплывшие в моей памяти. Когда я уходил из леса уже окончательно стемнело. Второй день подряд возвращаюсь в потемках. Сегодня не было необходимости в одиночестве, но лучше перестраховаться, я же не знаю, как выгляжу со стороны. — Ну, как? — не скрывая довольства собой, спросил Гермиону, протягивая ей цветок. Она поспешила отложить книгу и воззрилась на меня каким-то странным, недоумевающим взглядом. — В смысле как? — Тебе нравится? — А должно? — Почему бы нет? А в прочем, это дело вкуса. — Ты так долго был на тренировке? Все ребята давно вернулись. — В лесу гулял — я беззаботно махнул рукой в сторону окна. — Опять гулял? Ну ты даешь, Гарри. Погода-то не очень располагает для прогулок — дивился Рон. «Как же не располагает?» хотелось мне возразить. Весна в самом разгаре, но на всякий случай я промолчал. Лучше пойду в спальню, лишнее внимание мне ни к чему. Я пожелал всем доброй ночи и покинул гостиную. Цветок забрал с собой, а то вдруг выкинет Гермиона, раз ей не понравился. В спальне оказалось непривычно шумно, не то чтобы мальчишеское обиталище отличалось особым спокойствием, просто все эти дни я где-то пропадал и возвращался слишком поздно, так что отвык от подобной обстановки. Позабыл, что Невилл всегда делает домашнее задание лежа на кровати. Симус методично кидает мяч об стену и громко переговаривается с Дином, а мне нужно уединение, поэтому, не обращая ни на кого внимания прохожу к своей кровати, задергиваю полог, кидаю заглушающее заклятье. Повернувшись на бок, любуюсь цветком. Интересно, как его называют? Я таких еще не встречал. Думаю Чжоу понравиться. Прямо за завтраком и отдам. Нет, торжественно вручу. Это была последняя мысль, которую я отчетливо помнил, дальше все как-то расплылось. Помню только, что думал о каких-то приятных вещах, улыбался сам себе, даже возможно смеялся и, в конце концов, уснул. С утра я проснулся от колющей боли в боку, резко перевернулся, чтобы лицезреть причину моего внезапного пробуждения. Не сразу понял, почему рядом со мной на постели лежала сучковатая коряга. Я брезгливо отбросил ее на пол, и встал с кровати. — Что, Поттер? Уже с поленьями спишь? Одному страшно? — проговорил Симус, прежде чем залиться хохотом. — Очень смешно. Ну и кто это сделал? — Что? — изумился Рон. — Хватит прикидываться! От тебя я такого не ожидал. Может это ты подложил мне эту корягу? — вскипел я. Голова просто раскалывается от боли, а они начинают утро с тупых шуточек. И с каких это пор я стал мишенью для розыгрышей? — Ты чего, друг? Это же ты ее сюда вчера притащил — пояснил Рон. — Вы что, из меня идиота хотите сделать? Думаете, я не помню что было, а чего не было? — Мы никого из тебя не делаем, Гарри. А деревяшку ты сам принес. Помнишь, еще спросил у Гермионы, нравится ей или нет? Я схватился как можно крепче за голову от невыносимой боли. Вчерашний день по кусочкам начал представать перед моими глазами. Раздевалка, Вуд со своим порошком, прогулка в лесу...цветок! Я поднял корягу с пола, и начал тщательно ее разглядывать. Но, ни единой черточкой эта палка не могла напоминать цветок. Бросил палку обратно на пол и только сейчас обратил внимание, что мои пальцы все в мелких царапинах. Меня опять начинает тошнить, я возвращаюсь в постель и сворачиваюсь калачиком. — Оставьте меня, пожалуйста. — Не командуй, Поттер. Это не только твоя комната — ершится Симус. Почему всегда Симус? Если дурная шутка, то Симус ее автор. Если драка, то подстрекатель и зритель. Прибежит впопыхах в гостиную и давай рассказывать все в подробностях, смакуя каждый момент. Если бы не удушающая мигрень, я бы сейчас же врезал ему с превеликим удовольствием. — Заткнись, Симус. Тебя же по-человечески попросили выйти — вступился Рон. — Да ладно тебе, Уизли, уж и пошутить нельзя. Все вышли из комнаты, остался только Рон. — Мы пойдем, Гарри. Только ты особо долго не засиживайся, у нас сегодня... — Я знаю — резко прервал его я — Не опоздаю. Он кивает. — И ради Мерлина, забери эту деревяшку отсюда — чуть слышно произнес я. Рон молча, подошел к моей кровати, забрал корягу и удалился за дверь. Если бы я знал, что будет настолько паршиво, вообще не ложился бы спать. Ярчайший свет из окна, сводит меня с ума. От злости я вцепился в край подушки зубами, из последних сил подошел к окну, и с силой задернул плотные шторы. Черт. Можно же было палочкой это сделать. Последние силы потратил на эту махинацию, и теперь, обессиленный, распластался на полу. Весна, кстати тоже мне почудилась. На улице немного потеплело, но это явно не цветущие поля, по которым я гулял вчера. Дверь протяжно заскрипела, в этот момент мне показалось, что мои уши пронзили насквозь. Я сильнее сжал виски, и зажмурился, желая провалиться сквозь пол, исчезнуть, не существовать. Вдруг надо мной раздался веселый голос. — Ну как, Поттер? Жив еще? Я знал, что тебя здесь найду — засмеялся он. Все, что я смог сделать, перевести взгляд с кровати Невилла на лицо Вуда, и от моей мины, улыбка медленно погасла на его губах. Оливер подал мне руку, я тупо уставился на широкую ладонь, жалея, что не могу рассмеяться. Неужели он думает, я смогу так просто подняться? Оливер понял это, и подхватил меня с боков, усаживая на близстоящую от нас постель. — Спокойно, Гарри. Это нормально. — Нормально? — прохрипел я и тут же зашелся кашлем. Вуд похлопал меня по спине и снова заговорил. — Ты молчи. Молчи и слушай. То, что с тобой сейчас творится — обычная ломка после кайфа. Вчера тебе было хорошо, руку на отсечение даю, ты еще никогда себя так не чувствовал. Но за каждый кайф нужно платить. Я знаю, как тебе сейчас паршиво и разгромить наверняка все здесь хочется, ведь хочется? Я кивнул. — Первый раз — самый тяжелый и самый сладкий. Всего пара грамм нужно для полета — Вуд мечтательно воззрился на потолок, в одному ему видимую точку. — Когда это прекратится?— сквозь зубы выдавил я. — У всех по-разному, — задумчиво ответил он, а после паузы добавил — завтра полегчает. Мы сидели, молча какое-то время, в продолжение которого, я мечтал остаться в этой комнате, никуда не ходить хотя бы сегодня. Когда я постоянно жил с Дурслями, то каждое утро думал: вот бы проснуться, и не обнаружить никого в доме. Чтобы все было спокойно, но так не было никогда. Даже когда им нужно было пораньше уйти, меня все равно будили, и я готовил им завтрак. Хотя порой не отказывал себе в удовольствии плюнуть в тарелку Дадли. — Мне пора на занятия. Я двинулся по направлению к двери. Мой уход остался незамеченным. Вуд будто бы и не слышал меня, продолжал созерцать невидимую точку. * * * — Вы опоздали, мистер Поттер — недовольно бурчит профессор Стебль — Я как раз рассказывала сегодняшний план работ. — Мне уйти? — развязно спросил я, надеясь на положительный ответ. Если бы она кивнула или замялась с ответом, я бы не раздумывая, ушел. Ей-богу ушел бы. — Зачем? Это в первый раз на моей памяти, проходите — немного удивленно ответила профессор и продолжила объяснения. Я понуро прошел к месту, где стояли Рон и Гермиона. — Почему так долго? — еле слышно спросила взволнованная подруга. — Так вышло. — грубо ответил я. Больше она ко мне не обращалась. Когда последние указания были получены, все разошлись по грядкам. Из объяснения я помню, что цветы для сегодняшней пересадки, зовутся лютоедки. Нам вручили небольшой садовый набор, в который среди прочего входила маленькая лопатка, и грабли. Мне было легче рубануть кого-нибудь этой лопаткой, чем спрашивать «а что, собственно, нужно делать?». Я в одиночку ухаживал за клумбой тети Петуньи, неужели теперь не справлюсь с какими-то лютоедками? — Как тебе это удалось? — спросил взмыленный Рон, когда мы после урока поднимались вверх по холму обратно в замок. Я, молча, шел немного позади них, стараясь отстать, но друзья замедляли шаг, не давая мне этого сделать. — Я еще никогда не видел профессора Стебель такой сердитой... — продолжал Рон. — Потому, что она никогда и не была такой сердитой, если бы не выходка Гарри — вспыхнула Гермиона — Неужели так сложно было спросить что делать, если сам ни черта не запомнил? Из-за твоей безалаберности два ряда грядок уничтожены зазря, как и двадцать баллов снятые с Гриффиндора... — голос ее оборвался, Гермиона тяжело вздохнула. Все вскипело во мне от ее несправедливых слов. Сколько добра я сделал нашему факультету, а тут один сорняк помял, так уже коршуном смотрят. — Да, потеряли, ну и что же? Не я ли на квиддичных матчах зарабатываю по сто пятьдесят очков к ряду? — возмущенно вскрикнул я. — Никто не принижает твоих заслуг, но и ты считайся с нашими. В конце концов, ты не один зарабатываешь баллы. — Никто не спорит, что ты тоже приносишь пользу нашему факультету, только я за один матч зарабатываю столько, сколько ты за год. — Тебе виднее — дрожащим голосом откликнулась Гермиона, сильнее прижимая книги к себе, и быстрым шагом удалилась вперед, оставляя нас далеко позади. Со смешанным чувством я смотрел ей в след. — Зачем? — толкнул меня Рон, и я от неожиданности выронил свои книги. Он тяжело дышит, лицо покрылось красными пятнами, стоит напротив меня, сжимая и разжимая кулаки. Я снял очки, в полной уверенности, что сейчас последует удар, но последовал пинок моей книги. — Придурок — прошипел Рон, а затем устремился в том же направлении, куда убежала Гермиона. Я сел на корточки, закрыв ладонями лицо. — Мерлин, зачем я живу? * * * Робкий стук в дверь и ощущение дежавю. Та же массивная дверь в класс зельеварения, те же два непримиримых факультета внутри, тот же Снейп. Я другой. До боли и дрожи знакомое «Войдите», я захожу в класс, тихонько притворив дверь, опускаю глаза в пол, ожидая... А чего я тогда ждал? Что он проигнорирует мое опоздание? Едва ли. Что назначит очередную отработку? Возможно, но тогда я бы точно сошел с ума, помешался, и может быть, в безумии убил бы его прямо там. Все оказалось иначе, он не оборачиваясь, проговорил: — Минус пять баллов с Гриффиндора, проходите. Я поспешил сесть на свое обычное место, как можно бесшумнее достал учебник, перо, чернила, и принялся списывать с доски. Объяснение уже было окончено, но надпись на доске не исчезла. Снейп уселся за трибуной. Несмотря на отвратительное самочувствие, я быстро списал ход занятия, пока остальные поочередно подходили к шкафчику с ингредиентами. Мне некого просить принести немного и на мою долю. Рон и Гермиона сели в конце другого ряда. Они, не обращая внимания ни на кого вокруг, уже приступили к приготовлению зелья. Закончив написание рецепта, я поднялся с места и тоже пошел к шкафчику в конец класса. Путь пролегает рядом с трибуной, обойти ее никак не представляется возможным. Проходя, я отвернул голову в противоположную сторону, всеми силами пытаясь избежать его взгляда. Хотя что-то мне подсказывает, что и он не ищет моих глаз. Судя по его реакции, он тоже решил сделать вид, что ничего не было. Почему-то это не успокаивает меня, а наоборот злит, раздражает. Да, я притворяюсь, что ничего не произошло, но какое право он имеет так поступать? Как у него все просто! Может мне теперь можно вообще не ходить на его уроки? Компенсацию баллами будет выплачивать? Так он решил?! У шкафчика я методично распихиваю по карманам ингредиенты, остальное в руки, чтобы не нужно было идти сюда еще раз. Только начинаю ставить свой котел, в то время как у остальных зелье уже вовсю кипит. Без особой аккуратности я порубил коренья, на глаз влил в котел яд тарантула, и бросил лягушачью печень, весьма помятого вида. Представляю, какое варево получится из этой дряни. Как известно, кто первым подошел к шкафчику, тот и заполучил лучшее, а то, что досталось мне, наверно уже не одно поколение брезгливо возвращало на полку, как непригодное. Внимательно прочитал записи, чтобы узнать, сколько положено кипеть зелью, но пока дошел до котла, забыл цифру. Мысленно проклиная все на свете, я опять пошел перечитывать. В конце урока каждый ученик встал возле своего котла. Невилл как можно незаметнее старался помешивать зелье, но Снейп пресек его попытки жесткой репликой. — Лонгботтом, я, по-вашему, слепой? — от испуга несчастный Невилл выронил ложку. Малфой демонстрировал полную уверенность, что его зелье сварено на «отлично». Действительно, оно лишь немного отличалось от описанного на доске. Я изредка поглядывал на его стол, и видел, как Крэбб и Гойл своими мясистыми пальцами, нарезали ингредиенты, и помешивали зелье Малфоя. Снейп тоже все это видел, и, конечно же, Драко получит свои десять баллов за «хорошо сваренное» зелье. Бесчестный ублюдок. Мне не хотелось смотреть на Рона и Гермиону, страшился увидеть их улыбающимися, счастливыми без меня. Однако когда мой взгляд скользнул по ним, все что я увидел, два печальных лица, без намека на улыбку, хотя их зелья сварены идеально. Снейп встает из-за трибуны, и начинает осматривать приготовленное нами. Я даже не пытаюсь далее контролировать процесс приготовления, так как уже на этом этапе понятно, что сделанное мной явно не то, что требовалось. Профессор брезгливо всматривается в бурлящие жидкости, низко свесив крючковатый нос, и его сальные патлы чуть ли не окунаются в котел. Пар бьет ему прямо в лицо, когда он отстраняется от котла, его волосы блестят больше прежнего, и они стали влажными. — Превосходно, десять баллов Гриффиндору — процедил он после осмотра зелий Рона и Гермионы. Ему всегда досаждает гриффиндорская удача, но не волнуйтесь профессор, мое зелье хуже некуда, вот уж где душу отведете, а? Драко получил свои пять баллов, его дружки довольно загыгыкали. — Лонгботтом, будьте так любезны, объяснить, почему сваренное вами зелье имеет радужный цвет? Невилл густо покраснел, как и всегда, когда на него обращалось всеобщее внимание. — Оно...я .. — Что вы мямлите? Я не надеюсь на чудо, что вы уже поняли, в чем ошибка. Поэтому просто спрошу, в какую сторону вы мешали зелье? — Вправо, сэр. Снейп презрительно смотрит на Невилла, и указывает рукой в сторону доски. Невилл тяжело сглатывает, пытаясь как можно скорее отыскать нужную строку. — Я все понял, сэр — наконец произносит он. — Рад за вас, Лонгботтом. Но не сочтите за труд поделиться с нами своим открытием. — Нужно было мешать влево. — Гениально. Минус пять очков Гриффиндору — выплюнул Снейп и продолжил осмотр. Ко мне он подошел в самую последнюю очередь, и даже с какой-то неохотой заглянул в котел. Едва он наклонился над моим зельем, как его брови сомкнулись на переносице, лицо искривилось в гримасе отвращения, и он поспешил отодвинуться. — Мистер Поттер, что, по-вашему, мы готовим? — Зелье снов — фамильярно ответил я. Знаю, как он это ненавидит. — Верно, но то, что Вы приготовили никак нельзя назвать таковым. Сегодня Вы превзошли даже Лонгботтома, ибо его зелье я еще рискнул бы попробовать, а Ваше... Мое зелье напоминает кусок размоченной в воде грязи. Если это варево и способно усыпить, то сон будет вечен. Даже Снейп страшится потерять свою жалкую, никчемную, насильничью жизнь. Он хочет запугать меня, думает, струшу, не найду что сказать, а может, хочет, чтобы я прямо здесь ему ширинку зубами открыл? Не дождетесь, профессор! — Нет необходимости Вам, профессор дегустировать мое зелье. Я сам сделаю это — воскликнул я, и пока никто не опомнился — схватил черпак, зачерпнул густую жижу, поднес ко рту. Последовал удар. Черпак вылетел из моей руки, звонко приземляясь на каменный пол, рядом образовалось пятно. Я схватился за ушибленную щеку, обращая полный жгучей ненависти взгляд на Снейпа. Слезы стояли в моих глазах, но я не моргал, не давая им выход. У него был вид человека, который сам не осознал до конца, что сделал. Все замерли возле своих мест с выражением ужаса на лицах. Чье-то зелье полилось через край. Червяк энергично уползал из под ножа, минуя страшную участь. Я развернулся и почти бегом выбежал из класса. 4.(Принятие). 1 часть 4. Принятие Я несся по извилистым коридорам, не разбирая дороги. Лицо вновь пылало от унижения, ярости и остальной дьявольской мешанины чувств. Под сердцем повременно покалывало как бы тупым концом иглы. Я задыхался, все здесь давило на меня: каменные стены, потолок, близость Снейпа, друзья и враги. Каким-то чудом мне удалось просидеть почти два урока в видимом спокойствии, словно кипятясь на медленном огне, не привлекая внимания. Сейчас необходимо выплеснуть все, что накопилось внутри, терпеть, больше нет мочи. Не придумав ничего лучше, я стал со всех сил биться кулаками об стену. После нескольких ударов, костяшки пальцев побледнели, затем покраснели. Вскоре появились ссадины, на стенах стали оставаться кровавые разводы. Это было заметно, когда кулак возвращался назад, а затем опять летел в стену. В голове всплывало все, что так старался стереть из памяти. Я обнаженный стою перед ним на коленях. Удар. Жесткие пальцы, вцепившиеся в волосы, заставляют взять, насколько это возможно глубже. Удар. Омерзительный поцелуй, когда его скользкий язык прорывается внутрь моего полуоткрытого, переполненного спермой рта. Удар. Он забирает сперму себе в рот, глотает и, причмокнув, отстраняется. Приступ рвоты накатил на меня, пришлось прекратить эту мясорубку и приложить ладони ко рту, чтобы не заблевать здесь все. Оказалось, что если долго биться кулаками о камень, кисть невозможно разогнуть полностью. Костяшки разрывало болью, они посинели, кровь тонкими струйками стекала от запястья до локтей. Истерика утихла, я тупо рассматривал свои руки, будто никогда не видел их до этого. Грудь тяжело вздымалась, но, ни одного стона боли не сорвалось с моих губ. Все успокоилось. Школьный звонок шальной волной прокатился по моим ушам, заставляя поморщиться от невыносимо громкого звука. Не помня себя, я бросился бежать со всех ног из подземелий. Встретить людей, при которых тебя только что гнусно опустили, хочется в последнюю очередь. Только не сейчас, должно пройти какое-то время. * * * Оглушительный рев толпы отчетливо слышен в раздевалке, будто мы уже стоим на поле в центре событий. Ранее эти звуки воодушевляли меня. Мерлин, да я был готов на все ради этого! Даже к смерти, выполняя сложнейший финт, чтобы получить сто пятьдесят очков. Чтобы Гриффиндор гордился мной. Только в Хогвартсе я почувствовал себя нормальным человеком, частью чего-то целого. Дурсли всегда обращались со мной как с дерьмом. Здесь, казалось, все иначе. Но на сегодняшнем пятничном матче, гул разгоряченной толпы не будоражит сознание. Сердце стучит сильнее, разве только от страха, потому что через какие-то полчаса, может позже, я подведу их. Во рту все пересохло, от напряжения я медленно перебираю пальцами подкладку. Такого мандража не было даже во время первого моего матча. Три года назад, когда узнал, какая опасность нависает надо мной, о Волдеморте, я боялся умереть или остаться калекой, так и не познав этот удивительный волшебный мир до конца. Но в первый же год мне пришлось узнать, что есть вещи, которые невозможно исправить даже с помощью магии. Самой важной частью жизни магов и маглов являются человеческие отношения, сами люди. Это важно где бы ты ни находился. Что-то сломалось во мне. Прежние мечты, цели, достижения — все померкло в одночасье. Мигрень и неутолимая жажда сопровождают меня повсюду. Опомнившись, я перестал теребить складки мантии и спрятал руки в карманы. Ни к чему остальным видеть мое волнение. Команда собралась в раздевалке в полном составе, уже в форме, выслушиваем последнее напутствие капитана. Вуд сегодня тоже на нервах, то сжимает и разжимает кулаки, то чешется. Пот проступил на его лице, на участке между носом и верхней губой. Под глазами следы недосыпа. Он рассеян, не точен, то и дело заикается, стремится скорее завершить свое выступление. Вуд говорит почти не раскрывая рта. Временами его речь более походит на набор звуков, чем на самостоятельные слова. Запинаясь, он начинает переправлять себя, говоря еще быстрее, неразборчивее. Алисия Спинет, словно не замечая этого, перебивает его, просит подробнее объяснить сегодняшнюю стратегию. Из пояснений Оливера, я понял, что он ни черта не готовился к сегодняшней игре. Примитивный набор финтов, которые он нам предлагает, можно найти в любом спортивном журнале. Фред и Джордж в каждый вопрос Спинет добавляют какую-нибудь шутку. Когда команда открыто засмеялась, Вуд не выдержал и заорал на них: — Какого дьявола вы творите? Вам бы все шутки шутить. Квиддич — это серьезное дело! Как вы будете играть, если не запомните стратегию? Оливер прищурился, хищно осмотрел всех присутствующих, затем продолжил: — Я думал у него сейчас пена изо рта пойдет — шепнул Фред Джорджу. Оливер не заметил этого высказывания. Когда последние объяснения были даны, все стали проверять свои метлы, готовиться к выходу на поле. Вуд выразил желание переговорить со мной с глазу на глаз. Мы вошли в деревянную пристройку, сооруженную непосредственно возле раздевалки. Крохотное помещение, служившее в качестве кладовой для метел, пахло сыростью и гнилой соломой. Из щелей между досками сочится дневной свет, позволяя в деталях рассмотреть лицо собеседника. Уголки губ Оливера нервозно подрагивают, вздымаясь вверх, превращаясь в полуулыбку. Он часто моргал, пытаясь сфокусироваться на моих глазах. Вдруг Вуд стал шарить по карманам своей мантии. Из-под золотой подложки, показались два маленьких пакетика с белым порошком. — Я уж думал, Спинет не заткнется — усмехнулся он, передавая мне один из пакетиков. Свой он разорвал зубами, поднес указательный палец к губам и облизал фалангу. Окунул палец в пакет, почти все содержимое приклеилось к нему. Вуд облизнулся в предвкушении, но заметив мое негодование, остановился. — Чего ждешь, Гарри? Втирай в десну, так быстрее подействует. У нас мало времени — с этими словами Оливер просунул свой палец в рот и стал сильно втирать в верхнюю десну. Я сделал то же самое: раскрыл пакетик, обмакнул палец во рту, ткнул его в порошок и растер. Невообразимая горечь распространилась по всей полости рта, слюна стала обильно выделяться. Уже собирался сплюнуть, как Вуд грубо схватил меня за руку, погрозил пальцем почти возле самого моего носа. — Даже не думай об этом! Глотай! — зашипел Оливер. Зажмурившись посильнее, я скривился в гримасе отвращения, проглатывая остатки не впитавшихся кристалликов. Тотчас меня посетило уже знакомое чувство. Сердце забилось сильнее, все сомнения и тревоги не то чтобы исчезли, отошли на задний план. Душа и тело слились в едином чувстве эйфории. При этом нельзя было не заметить, эффект был значительно сильнее, нежели после первого приема. Кажется, что метла мне не понадобится, сам взлечу. Оливер забрал у меня пустой пакетик и вместе со своим спрятал в карман на молнии. Пару упавших белых точек, сильно втоптал в каменный пол, так что от них не осталось и следа. Прислонившись к стене, я полузакрытыми глазами блаженно наблюдал за всеми его манипуляциями. — Мы готовы, Гарри. Пора показать змеям, кто хозяин поля! — Вуд всучил мне мой Нимбус, о котором я думать забыл, взял свой старенький Чистомет, и с метлами в руках мы вышли из кладовой. Пять часов вечера. Красно золотое зарево уже отошло с неба. Верхушки трибун начал поглощать серо-черный сумрак. Выходя из одного конца поля, нельзя было с точностью сказать, что происходит на другом. Гриффиндорская команда в полном составе вышла на поле. Лишь дойдя до середины, сквозь темноту стали мелькать зеленые мантии, а вскоре мы уже могли видеть лица наших соперников. Кривая улыбка застыла на лице Маркуса Флинта, обнажая его два передних, кривоторчащих зуба. Драко Малфой выглядел более чем решительно. Ухмылка даже не коснулась его аристократического лица. Светлые полоски бровей почти встретились на переносице, возле носа собрались складки. Мне ни с того ни с сего стало нестерпимо смешно, я не удержался и прыснул. Это заметил только Малфой. Расценив мой смех, как оскорбление в его адрес, белобрысый сделал шаг мне на встречу, но рука Флинта тут же легла на его плечо и он отступил. — Дамы и господа — раздался магически усиленный голос Захарии Смита — Мы рады приветствовать вас на заключительном матче этого сезона Гриффиндор-Слизерин! Рев толпы раздался со всех сторон, трибуны забиты под завязку. Как по сигналу на верхушках башен загорелись огромные фонари, освещая большую площадь вокруг себя. На поле вышла Мадам Хуч, как всегда предупредила, что ждет нас в случае нарушения правил и выразила желание « увидеть честную, красивую игру», затем открыла шкатулку, выпуская золотой снитч. Золотой шарик, почувствовав свободу, затрепетал крыльями и скрылся высоко в небе. С тоской я проводил его глазами, глубоко вздохнул, зажал метлу между ног, стал ожидать команды. Над полем раздался оглушительный свист. Участники обоих команд ринулись ввысь, моментально превращаясь в маленькие, еле видимые с земли, точки. Меня шатает из стороны в сторону, чувство покоя столь велико, что я даже не могу сильнее обхватить метлу ногами. Оливеру удобнее. Он парит себе спокойно, между трех колец, пока Кетти, Анджелина и Алисия гоняются за квофлом, Фред и Джордж отбивают яростно нападающие на игроков бладжеры. Я решил придерживаться тактики «снитч сам объявится». В самом деле, какой толк рыскать по всему полю, если этот прыткий шарик очень быстро меняет направление и скорость, гораздо правильнее выбрать себе позицию и следить с одного места. Разместившись высоко над трибунами, я стал высматривать его, попутно наблюдая за игрой. Какое-то время счет был 20/00 в пользу Слизерина. Мое болезненное спокойствие немного помутилось от досады. «Мы не можем проиграть! Проиграть Слизерину — значит проиграть Снейпу. Не бывать этому!». Кровь застучала у меня в висках, я начал идти на снижение, озираясь по сторонам, в надежде отыскать золотистый блеск крылатого шарика. Малфой, наблюдающий за мной все это время, тоже пошел на снижение. Игра тем временем стала более ожесточенной, бладжеры со свистом проносятся из стороны в сторону, едва не задевая игроков. В тот момент и родился мой план, за который позже буду ненавидеть себя. Оглядываясь по сторонам в поисках снитча, я стал следить: Малфой неотступно преследует меня. Резко рванул вниз, вытянул правую руку вперед, рассекая ею ледяной воздух. Драко проделал то же самое. Мы стремительно приближались к земле, но я изменил направление, взял влево и вверх. Я слышал, как позади нас уже свистит приближающийся бладжер. Малфой чрезмерно увлеченный погоней, не заметил этого. В последний момент я ринулся вправо и резко развернулся. Страшный треск раздался над полем. С трибун послышались женские крики, визг, оханье. Драко камнем полетел на землю, но над самой ее поверхностью остановился и медленно опустился на промерзлую землю. У меня под сердцем закололо, словно дамская шпилька вонзилась в него. Пот градом стекал по вискам и спене. Внизу над телом стали собираться люди. Я собирался ринуться к ним, как вдруг остервенелый крик заставил меня остаться на месте. — Гарри, справа! — заорал гриффиндорский капитан. Повернув голову в сторону, я увидел снитч, мирно парящий над моей метлой. «Вот и победа» — прогудело в мозгу — « Только она мне больше не нужна. Не такой ценой». О чем я вообще думал? Одурманивающий эффект разом спал с моих глаз и какова отказалась реальность! — Хватай его! Не смей отлетать! Слышишь? — лицо Вуда пошло красными пятнами, исказилось ненавистью, а дрожащая нижняя губа выдавала страх. Он со всей силы сжал черенок метлы, так что костяшки пальцев побледнели. Переводя взгляд с Оливера на снитч, я несколько мгновений не мог сообразить, что же делать, но уже через секунду, совладав с собой, мчался что есть сил вниз. Ветер завывал мне в уши. Так как я летел против него, когда он попадал мне в нос, казалось, вот-вот задохнусь. Прошло не более минуты, а из-под головы Драко Малфоя уже вытекла большая кровавая лужа. Обыкновенно приглаженные назад светлые волосы, растрепались, потемнели от крови. Скрючившись на боку, он лежал без движения. На руке едва заметно подрагивало несколько пальцев. Я на лету соскочил с метлы, приземляясь в паре шагов от него. Рядом уже стояли Маркус Флинт, Эдриан Пьюси, Майлс Блетчли. Мадам Хуч, подлетевшая быстрее всех, осторожно перевернула Малфоя на спину, прислушалась к дыханию, сжала запястье, считывая пульс. Тут же подоспели Мадам Помфри и Снейп. Они бережно левитировали пострадавшего на носилки, которые плавно задвигались вслед за Мадам Помфри и исчезли за воротами поля. Я стоял обездвижено, наблюдая за всем как бы со стороны. Прозвучал свисток, оставшиеся игроки стали спускаться на землю. Мадам Хуч объявила завершение сегодняшнего матча. — Будь ты проклят, предатель! — громом прокатился голос Вуда. В следующую минуту я почувствовал тупой удар между лопаток, острый запах сырости и звук отскочивших в сторону очков. Оливер сшиб меня с ног. Подоспевшие Фред и Джордж схватили капитана с двух сторон, в момент, когда его кулак уже был занесен надо мной для очередного удара, и начали оттаскивать его назад. Вуд, выворачивался, как мог: старался выкрутить свои руки из захвата, пинал воздух с призрачной надеждой достать до меня, но все было тщетно. Его ноздри лихо раздувались, по лицу катились крупные капли пота, можно было подумать, что его только что окунули в воду с головой. — Поднимайтесь, Поттер — чья-то рука вцепилась мне в плечо и потянула вверх. Поднявшись, я протер о край мантии поданные рукой очки. Нацепив их на нос, я непроизвольно сделал полшага назад, передо мной стоит Снейп. Мохнатые брови сведены вместе, но одна из них приподнята чуть выше другой. Губы сильно сжаты. Еще никогда прежде он не рассматривал меня так открыто, будто ученик, наблюдающий через линзу микроскопа за бактерией. Я невольно сгорбился, дышу через полуоткрытый рот, обычного приема воздуха стало недостаточно. — Следуйте за мной — сквозь желтые зубы процедил Снейп. Странно, но в тот момент, мне в голову даже не пришло ослушаться. Наши спины прожигали любопытные взгляды, тем не менее, никто не подошел к нам. Уже на выходе с поля, я заметил Рона и Гермиону. Вероятно, все это время они спускались с верхнего яруса трибуны. Увидев меня со Снейпом, они замерли, провожая нас тревожным взглядом. Как привязанные друг к другу, мы шли, не увеличивая расстояния между нами, но и не сокращая его. Что будет, если Малфоя не спасут? Тело трепетало от мысли, что я мог лишить его жизни. Я стану убийцей, вот что. Не лучше Волдеморта. Над моей головой навсегда нависнет черная метка «убийца». «Его почти сразу госпитализировали. Он в надежных руках» — пытается успокоить меня другая половина сознания. Только я склонен больше верить первой, которую в данный момент считаю самой объективной. Мадам Помфри, всё таки не Мерлин Всемогущий. Просто не верится, что может случиться так, что Малфой больше никогда не войдет в Большой зал своим медленным, размеренным шагом. Некому будет поддразнивать меня в квиддиче, так, чтобы казалось, будто игра и есть самое важное в жизни, отстаивать честь своего факультета. Мы контрастны. Если исчезнет Малфой, то все увидят, что я не настолько хорош, как все привыкли считать. Может тоже, задиристый, раздражительный, злой, просто не настолько, насколько Драко. Может даже хуже. Запутавшись в своих мыслях, я брел неотступно за Снейпом, не разбирая дороги. Мы шли по холодным, мрачным коридорам подземелья. Не нужно быть предсказателем, чтобы понять — здесь ничего не менялось с момента основания. В самих башнях появились пристройки, классы переделывались, в зависимости от того, какой предмет будут в нем преподавать. Профессора по прошествии лет сменяли друг друга. Сложно представить, что когда-то Снейпа не было в этих стенах. Для всех, ныне учащихся, он является неотъемлемой частью подземелий, как колонна держащая потолок, кажется, убери ее и все развалится. Оторвавшись от раздумий, я понял, что нахожусь в коридоре, где раньше не бывал. Впереди нашего пути был тупик, по сторонам двери, одна слева, две справа. Снейп резко свернул и остановился у первой справа. Я резко затормозил, едва не врезавшись в его массивную спину. Он достал палочку, коснулся ею камня над дверью, по обе стороны, произнес заклинание. Мне не удалось разобрать какое — замок громко щелкнул и дверь тихонько отварилась. — После вас — тоном не терпящим пререканий говорит он. У меня нет возражений,я твердым шагом захожу в его покои. Следом заходит Снейп. Дверь за нами медленно закрывается. 4. 2 часть Комната, в которую мы вошли, оказалась довольно больших размеров. Без окон. Единственным источником света были свечи, стоящие в высоких серебряных канделябрах, в каждом углу помещения. Дверь справа закрыта, но мне почему-то кажется, что именно за ней располагается его спальня. Хотя, это помещение вполне может служить и лабораторией, но я чертовски уверен в своем предчувствии. — Вам не обязательно стоять, можете сесть на диван — заметил Снейп. После каждой его реплики у меня складывается ощущение, что он командует мной. Все будто склеилось во рту, не могу ничего возразить. Не пытаясь пререкаться, я опустился на небольшой черный диван, стоящий у стены. Профессор сел в кресло напротив. Его глаза сверкнули, устремляя на меня свой изучающий взгляд. Мне тяжело дышать, я тоже смотрю на него, только не в лицо, а на воротник мантии. — Не будете ли Вы возражать, если я взгляну в Ваши глаза поближе? — холодно осведомился он. — Буду — мне совсем не нравится мысль о том, что Снейп снова приблизится ко мне. — Думаю, все же придется это сделать. Я не успеваю ничего ответить на это, как профессор в несколько шагов оказывается рядом. Снимает с меня очки, подцепляет двумя пальцами подбородок, голова, повелеваясь чужой воли, запрокидывается назад. Его лицо так близко, как никогда. Впервые за столько лет я могу спокойно рассмотреть его. Только вблизи можно увидеть, что его глаза все-таки не черные, но очень темного, немного мутного коричневого цвета. Вокруг них сетью расположились тонкие линии морщин. В носогубных складках затаились глубокие тени. Еще одна ровной черточкой легла между бровей. Крючковатый, горбатый нос почти касается моего носа. Черные волосы свисают на мои щеки. От них исходит неприятный холодок, едва они прикоснулись, по телу побежали мурашки. Несколько секунд профессор внимательно всматривается в мои глаза, потом взгляд скользит ниже, останавливаясь на губах. Но тут он увидел, что я наблюдаю за движением его глаз. Снейп отпустил мой подбородок и отошел назад. Он вернулся в кресло, положил руки на подлокотники и пару раз стукнул по ним пальцами. На лице его выразилась задумчивость. — Давно вы это начали? — немного помолчав, спросил он, не глядя на меня. — Что «это»? — спросил я, чувствуя, как бешено, застучало сердце. — Принимать. Кокаин. Давно начали?— вкрадчиво жестко пояснил Снейп. Вот теперь действительно конец. Вот она разгадка. Какой же я кретин, что не выяснил название вещества до его приема! «А если бы знал, отказался бы?» — тут же спрашиваю себя. Вряд ли. Почти уверен, что нет. Значит эффект все же можно проследить по глазам и поведению, всё это время мне просто везло, что никто ничего не замечал. — Это второй раз — пробормотал я. — Когда начали принимать можете вспомнить? — День назад — тихо ответил я и постарался отвернуть от него лицо в сторону. Я больше не чувствую безмятежного спокойствия и эйфорию. Вид окровавленного Малфоя подействовал на меня, как ведро ледяной воды. Вопросы Снейпа и открывшаяся, правда, в полной мере не страшат меня, ведь сейчас гораздо важнее, чтобы Драко выжил. Желательно без всяких последствий. Хотя, ничего хорошего меня теперь не ожидает. Даже если Драко останется жив и здоров, Люциус сотрет меня в порошок. С его деньгами и связями можно легко добиться исключения даже Гарри Поттера. Меня выгонят, и всем будет все равно, сколько раз я выживал после смертельного проклятья. Если же, допустим, случится такое чудо, что Малфои не будут иметь ко мне претензий, то я все одно осажден с другой стороны. Теперь, когда у Снейпа появился такой козырь, он так просто меня не выпустит. Думаю, мне придется дорого заплатить за сокрытие этой информации. — Это всего лишь второй раз — пытаясь оправдаться начал я. — Всего лишь? К вашему сведению и одного раза достаточно, чтобы крепко подсесть на кокаин. Вы не бездомный из Косой аллеи, которому нечего терять, а студент Хогвартса. В этой школе еще никогда не было скандала с магловскими веществами. «Может потому, что никто не захотел выносить сор из избы? Ведь не в первый раз я замечаю, как все стремятся сгладить острые уголки. Любой скандал пытаются утрясти похлеще, чем Отдел магических происшествий и катастроф» — злорадно подумал я — «Если Снейп так быстро вычислил меня, то, как же до сих пор не раскрыли Вуда?» — Я принимал это для поддержания сил, чтобы совсем не свихнуться. Вовсе не ради того, чтобы словить кайф — честно признался я. — Могу уверить вас, что больше половины наркоманов земли скажут вам-то же самое. Однако «кайф» как Вы выразились, все-таки присутствовал. Самую сильную эйфорию человек испытывает после первого приема наркотиков. Все последующие разы — лишь попытки получить прежнее состояние. Сначала увеличение дозы, затем переход на средства посильнее. Мне весьма странно, учитывая ваше магловское детство, что Вы не знаете таких вещей — Мне было не до просмотра документальных фильмов, сэр — вырвалось у меня. Будто не замечая моей колкости, он продолжил. — Мальчишки вроде Вас превращаются в старичков всего за год. Гниют изнутри. Такой участи Вы для себя желаете? Мое спокойствие немного пошатнулось. В груди болезненно закололо под сердцем. Я подозревал, что принятие этого порошка ничего хорошего мне не сулит, но каждый раз был рад обмануться мыслью, что «Оливер никогда не дал бы мне что-то опасное». Прошло несколько минут. Это время, видимо, было оставлено с целью моего «переваривания» информации. — Вы даже не знали, что именно принимали — поморщившись, заключил Снейп — У меня есть два варианта для Вас. Первый: Вы будете приходить ко мне через день, и принимать лекарство, которое поможет вам избавиться от зависимости. Второй: Вас отправят в больницу Святого Мунго, где без всяких поблажек запрут в комнате, Вы будете, под наблюдением двадцать четыре часа в сутки и тогда разрешения на лечение у Вас уже никто не спросит. Как я и предполагал, ультиматум не заставил себя долго ждать. У меня нет и доли сомнения, что в случае моего отказа ходить к нему каждый день, он расскажет все Дамблдору несмотря ни на что, и тогда уже никто не поверит словам малолетнего наркомана. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь потрескиванием свечей. Я обдумывал все возможные варианты развития событий. Мысли, как вольные птицы, пролетали по всем недавним событиям, освежая их в памяти. Сейчас я будто видел все со стороны. Мне удалось вспомнить, с какого момента вся моя жизнь пошла под откос. Кажется, тогда я опоздал на урок зельеварения. Снейп по обыкновению своему стал прикапываться ко мне, язвить. Конечно, такое случалось и раньше, к тому же я не единственный, кто становился жертвой его напастей, но в тот раз мне показалось это особенно унизительным. Я никогда не был сторонником рукоприкладства. Не могу понять, как такое вообще произошло со мной. Помню, как его бледное лицо налилось кровью и покраснело от удара. Как, практически мгновенно, проявилось изжелта-синее пятно на высокой скуле. В ту минуту я не думал, каково ему было быть побитым своим же учеником, на глазах у всех. Но он не уничтожил меня на месте, а отвел к директору, что свидетельствует о его невероятной выдержке и самоконтроле. Если бы меня прилюдно унизили подобным образом, я бы не сдержался. Не задумался бы о последствиях, как сделал это он. Беседу с директором мне не забыть никогда. Впервые, с момента нашей встречи, его глаза не улыбались, не согревали отеческим теплом, не выражали заботы. Суровый укор, на который я напоролся, давал понять, что все зашло слишком далеко. От накатившего страха я стал что-то мямлить, оправдываться, давить на свое сиротство и оскорбленную память об отце (о котором, к слову сказать, не знаю ровным счетом ничего). Но директор был непреклонен и хладнокровно сообщил мне о будущих перспективах. О том, как Министерство сломает мою волшебную палочку, как с позором выгонят из Хогвартса. Хотя родительские деньги позволяли мне безбедно существовать в волшебном мире какое-то время, без наличия соответствующего образования и, будучи несовершеннолетним, я покинул бы этот мир быстрее, чем пробка от шампанского. Всю оставшуюся жизнь быть боксерской грушей для Дадли и впоследствии стать выпускником «замечательной» школы Святого Брутуса. Удовлетворившись выражением ужаса на моем лице, старик предложил второй вариант развития событий. Отправиться к Снейпу на пять часов в качестве наказания, которое он сам определит. Горький комок подступил к горлу. Я, было, хотел запить его глотком чая, но фарфоровая чашка так подпрыгивала в моих руках, что пришлось отложить ее, чтобы не облиться. — Вы согласны на такой ход развития событий, мистер Поттер? Обдумайте все как следует. Хочу предостеречь Вас наперед, что не могу нести ответственность за дальнейшие действия профессора Снейпа, которого Вы глубоко оскорбили Я хорошо запомнил его слова потому что, во-первых, он впервые назвал меня «мистер Поттер», хотя мы были наедине, а во-вторых, свобода, данная Снейпу пугала неимоверно, вызывая холодный пот по всей спине. Мое решение было очевидно. Согласившись отдаться на суд Снейпа, я отправился в гриффиндорскую башню. Ожидание назначенного часа вызывало во мне тревогу. Только Мерлину известно, как я пережил то время. Мне не сиделось ни на кресле, ни на кровати. Ходил взад вперед, замирая от очередной ужасающей мысли. Представлялся мне огромный котел, в который Снейп окунает мою правую руку. Кипяток мгновенно разъедает кожу, она краснеет, надувается волдырями. От этой мысли рука начинала болеть, будто ее и в самом деле обварили. Отмахнувшись от страшного представления, я снова начинал ходить по комнате, пока очередная мысль не останавливала меня снова. Представлялось мне также, что профессор зельеварения, как бывший чернокнижник, отыщет для меня самое невыносимое проклятье, и будет созерцать, как я беспомощно корчусь от нечеловеческих страданий. Теперь уже все тело начинало ныть от предвкушения боли. Так и провел я время до назначенного часа. Эти мысли покинули меня только у самой двери класса зельеварения. Сделав глубокий вздох, я тихонько постучал в дверь. Он предпочел сделать вид, что ничего не слышал, хотя наверняка отсчитывал секунды до моего прихода. После второго стука, мне наконец-то позволили войти. Я вошел и увидел, как он весьма искусно притворяется, что совсем не ждал меня, загородившись стопками домашних работ. Если бы я не был Гарри Поттером и не знал, как сильно Снейп хочет поквитаться, то поверил бы искусной игре. Понимая, что я нахожусь в его власти, он продолжил оскорблять меня. Когда моему терпению пришел конец, и я снова попытался сказать слово против — последовал удар. Далее приказ раздеться. Это шокировало меня. Страх овладел мною настолько, что я почти не чувствовал пуговиц, когда раздевался. Последовали первые удары, сопровождаемые свистом розги и адской болью. Времени между ударами хватало ровно на один вздох. Но все это можно было вытерпеть. Надо отдать должное Дурслям, которые хоть, и драли меня за уши и раздавали подзатыльники, никогда не использовали порку в качестве наказания. Боль жгла кожу первые двадцать ударов, после уже стало неважно сколько их еще будет, ощущения притупились. Возможно, почуяв это, Снейп остановился. Как ни старался, слезы все же брызнули из моих глаз. Я быстро стер их ладонью и тут мой взгляд опустился на бугорок, выступивший в штанах у Снейпа. Даже не сразу понял, что это эрекция. Секунду, всего секунду, я даже обрадовался, решив, что он устыдится этого и отпустит меня. Для глупого гриффиндорца стало неожиданностью, когда профессор приспустил штаны и приказал обслужить его. Мне было страшно и противно. В своих фантазиях я всегда представлял, как какая-нибудь красотка делает что-то подобное для меня. Теперь же мне была представлена роль «красотки». Если бы я знал, что этим все закончится, то сам бы сломал палочку и ушел ко всем чертям. Теперь же отступать было некуда. Не выполню все до конца, он заявит на меня в Министерство и получится, что я зря терпел многочасовую экзекуцию? Не тая слез, я опустился на колени и принялся посасывать и облизывать его член, надеясь, что хотя бы заглатывать полностью мне это не придется. Никакого запаха от его органа не исходило, что было большим облегчением, оказалось, не моет Снейп только голову. Сквозняк подземелий обжигал мое истерзанное тело. Я старался меньше двигаться, сосредоточившись над, поставленной передо мной, задачей. Но вскоре Снейпу надоели мои слабые манипуляции. Он понял, что добровольно заглатывать я не стану и вызвался помочь мне в этом. Жесткие пальцы нетерпеливо вцепились в мои волосы и так надавили, что в один толчок мой нос почти коснулся его лобка. Рвотный рефлекс сковал горло, я сильно зажмурился, пытаясь дышать только носом, а ртом работать. Насильник растянул мое горло так, что член почти полностью входил в него. Потом его горячая кончина хлынула мне в рот. Я пытался не думать о том, что это, и уже собирался проглотить. Снейп смягчился, черты его лица разгладились, принимая усталое выражение. Он помог мне подняться с затекших колен и поцеловал. По-настоящему, как мужчины целуют женщин в фильмах. Его язык гулял у меня во рту, а я настолько устал и ослаб от боли, что просто стоял, не двигаясь, пока он слизывал свою сперму. После, он отпустил меня. Теперь все кажется проще, когда прошло время, я могу со свежей головой вспомнить случившееся. Даже сидеть напротив него, почти невозмутимо. Сейчас другое тревожит меня. Возможно в этот самый момент, когда я здесь сижу, сердце Малфоя издает последнее биение. Может все бесполезно, не нужно выбирать из предложенных мне вариантов. Если он умрет, то исход моей жизни решен. В таком случае, я лучше убью себя сам, чем отправлюсь в Азкабан. — Можно мне кое-что узнать, перед тем, как я скажу свое решение? — О чем же Вы желаете узнать? — Жив ли Драко Малфой? — звонким от напряжения голосом спросил я. — Опасаетесь стать убийцей, Поттер? Успокойтесь. Полагаю, если бы мистер Малфой умер, Вы бы уже здесь не сидели — задумчиво проговорил Снейп. — Я не хотел, чтобы вот так все вышло. Нам просто нужна была победа — роняя голову на руки, прошептал я. — О, если бы Вы этого хотели, то не сидели бы сейчас здесь, тем более. Ваша озлобленность и агрессия в купе с наркотическим опьянением, привели к таким плачевным последствиям. Но все могло быть куда хуже. Вам в очередной раз повезло, Поттер — парирует Снейп. — Я согласен приходить к Вам. Согласен лечиться, лишь бы только никто больше не пострадал из-за меня — с жаром выпалил я, вскакивая на ноги. Снейп внимательно посмотрел мне в лицо и коротко кивнул, в знак согласия. Я медленно сел обратно, стараясь отвернуть от него лицо, чувствуя, как начинают гореть щеки. Бывают в жизни моменты, когда становится, не важно, вовремя ли ты скажешь что-то, а может, лучше было бы вовсе промолчать. Желание настолько велико, что ты не задумываясь, говоришь. — Зачем Вы сделали…тогда…ну то, что сделали? — едва слышно спросил я. Глаза начинает пощипывать, но я не разревусь как девчонка перед ним снова. Для меня было вполне ожидаемо, что он начнет увиливать от ответа или попросит уточнить «что именно сделал?». В любом случае я не очень рассчитывал на честный ответ. — Что же, после пережитого Вы имеете право знать правду — выдохнул профессор — У меня никогда, ни в одном факультете не было любимчиков. Студентов, которых я не переносил бы больше остальных, тоже не было, но Вы, Поттер — он показывает на меня пальцем — другая история. Долго терпел я многочисленные нарушения школьных правил и этикета. Вашу дерзость, в конце концов. Любого другого давно бы выставили за ворота, только не Вас. Я — единственный человек в этих стенах, который не трясется над Вами, не делает поблажек. Но никогда я не мог предположить, что дело дойдет до рукоприкладства. После Вашей выходки последний предохранитель, сдерживающий меня, взорвался. Мне хотелось, чтобы Вы сполна поплатились за этот проступок. В этот раз я был настроен решительно, и директору не удалось переубедить меня. У меня нет сожаления ни об одном ударе, оставленном на вашем теле. Но то, что случилось после, не должно было произойти. Проявление неприсущей мне слабости и потеря контроля — привели к необратимым последствиям. Это была большая ошибка. После произошедшего, я следил за Вами. Если бы Вы решили донести на меня директору, я не стал бы Вам мешать. Мой «присмотр» если так можно выразиться, заключался в том, чтобы Вы, Поттер, не причинили себе вреда. Шок от пережитого вылился в тяжелую болезнь. Неделю Вы пребывали в горячке, не осознавая происходящего. Я старался держать все под контролем, навещал каждый день, следил за тем, чтобы состояние не ухудшилось, готовил лекарство. После Вы пошли на поправку и явились ко мне за зельем. Это был важный рубеж наших дальнейших взаимоотношений. Далее я не наблюдал за Вами. Снейп замолчал, но тишина до сих пор продолжала вибрировать, будто впитывая в себя поток информации. Объяснение хоть куда. Мне осталось только сказать ему большое спасибо и поклониться в ноги за отеческую заботу. Он же этого ожидает. Зелье, видите ли, готовил. Насколько я помню, это и есть его прямая обязанность. Если бы я отошел в мир иной от пережитого потрясения, его бы растерзали еще до приезда тюремщиков Азкабана. Не сказать, что его слова совсем не затронули чего-то внутри меня, но и слепо верить своему насильнику, я не собирался. Снейп — человек умный, изворотливый, хитрый. Что-то мне подсказывает, что его программа лечения означает трах четыре раза в неделю. Причем он спокойно может подсовывать мне наркотики, вместо лекарства и вскоре я буду полностью от него зависеть. — Может Вы действительно раскаялись, сэр, только мне от этого не легче. Вы сделали это со мной единожды, но каждый раз, когда я засыпаю, вижу один и тот, же сон. Я устал видеть это по ночам, а потом обдумывать днями. Да, мне не сказали в тот первый раз, что я принимаю. А я был рад обмануться. Мне сильно полегчало после первого же приема. Но потом моя злость утраивалась, и я срывался на своих друзьях — что сказать дальше я не знал, поэтому потупив глаза, нашарил в кармане пуговицу и стал ее перекатывать между пальцев. — Я услышал Вас, мистер Поттер. Вы услышали меня. Не вижу нужды дальнейшего Вашего пребывания в моих покоях. За лекарством можете подойти завтра в пять часов вечера — облокотившись на подлокотники кресла, Снейп встал. Я так просто не уйду. Медленно поднимаюсь с дивана, обхожу стол и останавливаюсь прямо напротив него. В трех шагах, если быть точным. Мой взгляд устремлен прямо ему в глаза. Плечи зельевара передернулись, будто в попытке согнать надоедливую птицу. Глаза сощурились, делая морщины в уголках глаз более резкими. — Что это значит, мистер Поттер? Вы желаете что-то еще сказать? — напряженно спросил Снейп. — Желаю — мой голос полон решимости — Поцелуйте меня — тяжело дыша, выпалил я. Кажется, мой ответ его обескуражил и даже вечная складка, пролегающая между бровей, разгладилась на миг. — Что Вы сказали? — переспросил он, давая мне шанс изменить ответ или просто не поверил своим ушам, но я остался при своем и спокойно повторил только что сказанное. — Зачем Вам это? — удивился профессор. — Я тут подумал, раз Вы, сэр лишили меня нормальной жизни, то вы должны вернуть все обратно. Сделать это по-человечески, без насилия. Чтобы каждый раз, когда я пытаюсь подойти к незнакомому человеку, передо мной не мелькала одна и та же картинка. — Вы не в своем уме, Поттер. С чего Вы вообще взяли, что я соглашусь на это? — Я так чувствую — невинно заявляю я. Беру его большую теплую руку в свои ладони и легонько касаюсь кончиков пальцев поцелуем, при этом, не разрывая зрительного контакта. Он простит мне эту дерзость. Замешательство, на несколько мгновений вспыхнувшее в его глазах уже прошло. Теперь нужно действовать решительно. Все зависит от того, кто и какой ход сделает следующим. Решительно сократив оставшееся расстояние, я почти вплотную подошел к нему. — Помогите мне — облизывая пересохшие губы, шепотом попросил я. На лице зельевара выразилось тревожное сомнение. Одна его бровь скептически приподнялась выше другой. Губы сжались добела. Нет, ну вы посмотрите, какой скромный! Я уже открыто предлагаю себя, как последняя потаскуха, а он отказывается! Но гриффиндорцы всегда твердо стоят на своем. Преодолев последний шаг, разделяющий нас, я привстал на мысочки и поцеловал его в губы. Отстранившись и отступив на шаг, я увидел выражение ужаса на его лице. Он тихо вздохнул, и в этом вздохе была такая горечь, усталость, что на мгновение мне даже стало жаль его. Мой план оказался на грани срыва, но быстро овладев собой, я продолжил в том, же духе. — Вы погубите и себя и меня. Вы действительно этого хотите? С минуту я колебался, поглядывая на дверь. — Пройдемте за мной — сухо сказал он, когда прозвучало мое тихое, но твердое «Да». Мы вошли в спальню. Это была небольшая комната, погруженная в полумрак, как и гостиная. Прямо напротив входа располагалась двуспальная кровать, застеленная какой-то черной теплой материей. Сверху на ней сверкали белизной две, пышно взбитые, подушки. По обе стороны от изголовья кровати находились тумбы, на каждой из которой размещались свечи, также в серебряных подсвечниках. Справа от входа находится камин. Пока я осматривался вокруг, Снейп вышел из комнаты. До моих ушей долетели обрывки заклинаний и щелчок двери. Руки и ноги заходили ходуном, что делать дальше я смутно себе представлял. Вспомнить что-то приятное и сфокусироваться на этом, невозможно. Я весь в предвкушении ближайшего будущего, которого так желал и боялся. Трясущимися руками я потянулся к золотому шнурку на мантии, стал тянуть за два конца, но узел не поддавался, а казалось, еще сильнее перетянулся. Плюнув на это дело, я снял очки, положил их на кровать. Схватил полы мантии, стаскивая ее через голову. Только сейчас я подумал, как несуразно должно быть выглядит моя ало-золотая форма, дразня и раздражая окружающий мрак. Я также снял массивные перчатки, от которых порядком вспотели руки. В этот момент зашел Снейп. Он хмуро посмотрел сначала на меня, затем на груду одежды, лежащей возле кровати. Последнее действие обошлось без его реплики, что очень порадовало меня. Профессор подошел ближе. С моим зрением без очков рассмотреть что-либо сложно. Я потянулся за очками, но его рука ловко схватила меня за запястье. — Это не понадобится — томно прошептал он в самое мое ухо. Наклонился к моим губам, прикасаясь едва ощутимым поцелуем. Будто снимая пробу, смакуя момент. Словно маленький снитч, затрепетало нечто у меня в животе. Такое ощущение для меня в новинку. Стыдно признаться, но до этого момента мне так и не удалось испытать всех радостей первого поцелуя. Не нашлось той единственной, которая приняла бы меня. Теперь уже поздно. Сейчас я сам, как девушка стою перед взрослым мужчиной, и чувствую, как мои щеки пылают огнем смущения. Когда я открыл глаза, то понял, что все это время Снейп внимательно следит за моей реакцией. Собрав все остатки наглости вперемешку с храбростью, мне удалось выдержать этот взгляд. Его рука нависла над моей головой, какое-то время не решаясь дотронуться. Но вот я уже чувствую легкое шевеление на волосах, как его пальцы перебирают пряди на макушке. Затем рука спустилась ниже. Большим пальцем он проследовал по линии скулы от виска до подбородка. Палец небрежно скользнул по нижней губе, так, что она немного оттянулась назад. Воспользовавшись этим, он снова прильнул к моему рту. Аккуратно прикусывая своими губами мои, продолжая неспешный поцелуй. Вскоре я почувствовал, как его язык скользит по моему небу и невольно встрепенулся. Проникновение тут же прекратилось. Снейп попытался отстраниться, но я схватил его за сюртук и прохрипел не своим голосом — Простите…я никогда прежде…больше не буду мешать… Но он не дал мне продолжить. Поцелуй был возобновлен. Наши языки вновь соприкоснулись. Где-то на задворках сознания я понимал, что мне не должно нравиться, это всего лишь действие по плану. Только тело отказывалось подчиняться, выдавая каждым жестом, вздохом, биением сердца. Я как будто не стою посреди подземелий, а лечу на невообразимой скорости высоко в небе, рассекая облака черенком метлы. Одной рукой он придерживает мою голову, другой держит за талию. Его язык долго исследует каждый уголок моего рта. Только когда воздух полностью заканчивается в легких, мы прерываем поцелуй. Мне тяжело дышать. Что-то странное творится, я совсем размяк. Неуверенно обхватив свитер снизу, я стал медленно его снимать, готовый в любой момент остановиться, если последует протест. Но мое действие не было прервано на половине. Я остался с голым торсом, стоять возле кровати. Недолго думая, протягивая руку к штанам. — Подожди. Ложись на кровать В подземельях довольно прохладно, так что я с удовольствием нырнул под покрывало, натягивая его до самой шеи. Зельевар тем временем разжег камин. Еще одно мановение и он погасил все свечи. На потолке и стенах тени стали четче. Снейп снял с себя мантию, повесил ее на стул возле камина и приблизился к кровати. Тело его, несмотря на возраст (сколько бы ему не было), никак нельзя назвать старым. Он выглядит вполне подтянуто. Можно было бы предположить, что это тело принадлежит тридцатилетнему мужчине, если бы не лицо, совсем не соответствующее этой фигуре. Профессор лег рядом на кровати. Повернулся в мою сторону и навис надо мной. Я думал, что сейчас вновь последует поцелуй и уже послушно разомкнул губы. Черные волосы упали на мое лицо, превращая полумрак в кромешную тьму. Профессор легонько коснулся моего лба. Столько нежности было в этом прикосновении, что я растерялся. Проявление такой чувственности от Снейпа, которого я по глубокому убеждению привык считать мерзавцем и насильником, было более чем странно. Интересно, скольких мальчиков он также ласкал и ублажал? Едва ли я первый. Следующий поцелуй пришелся на подбородок. Вскоре все участки моего тела, не скрытые одеждой, были изучены профессором полностью. Ласковые поцелуи и трепетные прикосновения сыпались на меня, как из рога изобилия. Я уже с трудом отличал реальность ли это или один из моих снов. Будто по плану, он двигался сначала вниз по плечам, груди, животу, а потом снизу вверх, нежа поясницу и спину. Снейп потянулся к моим брюкам, как моя рука импульсивно схватила его сильным захватом. Осознав, что я только что сделал, я отпустил его, пробурчав тихонько «Простите». Тут же последовал поцелуй внизу живота. Жилистые руки опустились на мои белые форменные штаны. Замок легко раскрылся под настойчивыми пальцами, и штаны были отправлены на пол вместе с трусами. Я тот час покраснел от макушки до пяток. Едва справившись с собой, чтобы с головой не залезть под одеяло, я повернулся на бок, резко прикрывая руками остатки своей гордости. Так, что пуговица, которая все это время была зажата в руках, отлетела на другой конец кровати, теряясь в складках простыни. — Руки можно убрать — объявил Снейп. Зажмурившись, я еще сильнее залился краской и сделал, как было сказано. Мне в жизни никогда еще не было так стыдно. Даже во время той пресловутой отработки. Можно только подивиться, как я до сих пор не сгорел со стыда на месте. Приоткрыв глаза, я увидел, как его похотливый рот скользит по моей груди, животу на секунду останавливаясь на заросшем лобке. Голова профессора опустилась вниз моего живота, впиваясь жесткими поцелуями по внутренней стороне бедер, поднимаясь выше. Я всхлипнул и сжал кулаки с такой силой, что на ладонях проявились багровые полумесяцы. — Можно не делать так, пожалуйста? — попросил я. Снейп оторвался от промежности. Сел на кровати, всматриваясь в мое лицо. — Это все равно бесполезно…я еще не…у меня никогда — заикаясь, пытался объяснить я, но к счастью он все понял. Его рука берет меня за правый бок и аккуратно тянет вниз, давая понять, чтобы я лег на живот. Кое-как перевернувшись, я зарылся лицом в подушку. Одна моя сторона теперь была в безопасности, зато вторая оказалась в полном распоряжении Снейпа. Видя, как я напрягся, он принялся разминать мои плечи, проделывая круговые вращательные движения. Поглаживая дотрагивается до спины. Растирает поясницу. От этих манипуляций меня стало клонить в сон. Вдруг его руки переместились на ягодицы и сонная пелена тут же испарилась. Профессор продолжил поглаживания, скользя ниже, разводя мои ноги в стороны. Я почувствовал горячее дыхание возле самого отверстия. Волосы на моей голове зашевелились от тревоги. Не ожидал я, что в арсенале Снейпа столько извращенских приемов. Скорее бы это все это уже закончилось. Но словно в насмешку, движения его языка настолько размеренны и не торопливы, что хочется выть. То, проталкиваясь внутрь почти до корешка, то выходя из него полностью. Когда очко достаточно увлажнилось, один его палец проворно влез туда, растягивая стенки. Еще сильнее вжимаясь в подушку, я ощутил второй палец, массирующий меня изнутри. Страх от предстоящего, сковал все тело, превращая его в единую нервную клетку. Я выживу. Все вытерплю и накажу зло собственноручно, чего бы мне это не стоило. Даже если мне еще не раз ради этого придется подстилаться под эту мразь. Каждое его действие по отношению ко мне, вызывает глубокое отторжение в душе. А за то, как тело реагирует на его касания, я презираю себя и ненавижу Снейпа за его искусность. Возможно, годами отработанную, на детях, которых он развратил. Тем временем меня насадили уже на три пальца. Тело предательски ныло, спина норовила выгнуться дугой. Оказалось, что с наслаждением гораздо сложнее совладать, нежели с болью. Он вынул из меня пальцы, но свобода была не долгой. Профессор уже пристраивал свой орган к анусу. — Расслабься, тогда боль будет незначительна — судорожно проговорил он. За неимением пуговицы, я двумя руками сжал, что есть мочи углы подушки. Горящая боль опалила меня сзади. Судя по ощущениям, он вошел сразу на половину, дюйм за дюймом, проникая глубже. С минуту мы провели в этой позе. Он не шевелился, от чего мне было несказанно легче, и я немного попривык к дискомфорту. Вскоре движения возобновились, и неприятное ощущение вернулось, правда, не такое сильное. Член, то полностью выходил из меня, то оказывался засажен на полную длину. От этих действий я начал сползать по простыни вниз, но вовремя схватился за изголовье кровати. Деревянное и резное оно сильно кололо руки, и я сжал его посильнее. Я настолько привык к процессу, что уже было не особо важно, когда это закончится. Чтобы не показывать своей реакции, мои всхлипы и кряхтение заглушала подушка, в которую я вжался из последних сил. Время от времени Снейп глухо стонал, гладил меня по спине или просто шлепал по ягодицам. Его дыхание беззвучное и ровное начало сбиваться. Он навалился на меня сверху, крепко обхватил руками вокруг живота и протяжно застонал. Я почувствовал что-то горячее внутри себя. К счастью, гримасу моего отвращения на тот момент увидела только многострадальная, измятая и даже немного порванная зубами подушка. Мы все еще в неподвижном состоянии. Он до сих пор лежит на мне и тяжело дышит в мою макушку. А я чувствую, как эта жидкость начинает потихоньку из меня вытекать. От накатившего омерзения я весь покрылся мурашками. Нужно уходить отсюда, как можно скорее. Снейп восстановил дыхание, поднял голову. — Ты как? Больно было? — заботливо спросил профессор, слезая с меня и ложась на свою половину кровати. — Не очень. Мне пора идти. Меня ищут, наверное. Снейп кивает и тянется за своей палочкой, лежащей на тумбочке. Сердце пропустило удар, я попытался как можно аккуратнее сползти с кровати, стараясь при этом не касаться твердой поверхности задницей. Внутри все жжет и покалывает. Но вот я встал и ощутил настоящую боль. Неприятное чувство, как будто его член до сих пор во мне, преследует меня на каждом шагу. — Вам следует очиститься — говорит Снейп, вертя в руках палочку. — Не нужно, сэр. Я дойду до туалета и вымоюсь сам — заверяю я. -Вы уверены? -Да Я пытаюсь отыскать, где именно на полу валяются мои вещи и наконец, вспоминаю, что очков на мне нет. — Профессор, Вы не знаете, где могут быть мои очки? — неловко откликнулся я. Перед лицом возникает расплывчатый контур руки подающей мне очки. Поспешно надеваю их. Мир снова принимает четкие границы. В двух шагах лежит моя спортивная форма. Превозмогая боль, я постарался как можно скорее одеться, не оглядываясь на Снейпа, пытаясь при этом не растерять всю сперму внутри. Хоя что-то останется все равно. Полностью одевшись, я, было, направился к двери, но вспомнил, что она заперта. — Не могли бы Вы открыть мне дверь, сэр? — смущенно попросил я, опуская глаза в пол. — Она открыта — спокойно отвечает он. — Все это время дверь была открыта? — холодок прошелся по загривку. — Не глупите, Поттер. Дверь закрыта для тех, кто снаружи. Внутри она спокойно открывается. Кстати, это случайно не Ваше? Я поднимаю на него глаза и вижу, как в тонких пальцах вертится моя утерянная пуговица. — Да, это мое — протягиваю руку, прячу пуговицу в карман. Далее не задавая вопросов, я ушел из спальни. Повернул ручку и дверь подалась вперед, впуская в гостиную сквозняк. Выходя из его комнат, предварительно осмотрелся по сторонам. Сейчас на полусогнутых ногах я иду в тот самый женский туалет на втором этаже. Теперь мой ход, профессор! 5. (Расплата) Нужно поскорее выбираться из этих проклятых подземелий. Думаю, это последний раз, когда я был здесь из-за Снейпа. Теперь главное решительность и вера в свою правоту. Необходимо пойти к Дамблдору, непременно разрыдаться и рассказать о том, как профессор зельеварения жестко изнасиловал меня. Только я думаю, что после такого зверства на мне должно было остаться немало отметин. Что же, это не проблема. Случившееся с Малфоем тоже можно обернуть в свою сторону и сказать, что профессор рассвирепел из-за того, что я сделал с его любимым учеником. Только стоит ли идти сразу к директору? Так или иначе, меня все равно отправят к мадам Помфри на осмотр, следовательно, разумнее сразу пойти к ней. На второй этаж я пришел по привычке, не следя за дорогой. Заброшенный женский туалет не раз выручал меня и в этот раз тоже будет крайне полезен. Я еще раз осматриваюсь по сторонам и вхожу. В туалете нет света, но отражения от раковин и дверей кабинок, делают помещение не совсем темным. Если сильно всматриваться в окружающую обстановку и медленно передвигаться, то можно вполне обойтись без дополнительного источника света. Моя палочка все равно осталась в раздевалке, но так даже лучше. Не будет лишних вопросов о самообороне. Надеюсь, Миртл в данный момент путешествует по водосточной трубе и не появится здесь. Лишний свидетель мне ни к чему. Неспешными шагами, превозмогая боль в анусе, прокладываю себе дорогу к раковине. Открыв кран, подставляю сложенные лодочкой ладони под кривую струю ледяной воды, и жадными глотками осушил не одну жменю. Напившись вдоволь, я потянулся к штанам, расстегнул пуговицу и спустил их до колен вместе с бельем. Внутри до сих пор все жжет, я прижал ноги сильнее друг к другу, это немного притупило ощущение. Зажмурившись изо всех сил так, что перед глазами пошли круги, я взялся щипать себя за внутреннюю сторону бедра. Из глаз выкатилась пара слезинок, было, собрался стереть их, но остановился. Это не помешает. Подумав, я пришел к выводу, что моя одежда выглядит слишком аккуратно. Не долго думая, я снял мантию, стянул свитер и принялся его комкать. Я так усердствовал, что даже вспотел. Результат своих стараний мне рассмотреть не удалось, но думаю этого достаточно. Надел свитер, обратно подтянул штаны, не случайно отрывая с них пуговицу. Развернувшись, я, осторожно переставляя ноги, побрел к выходу. Огненные факелы, висящие в коридоре, рождают причудливые тени на стенах. Мои шаги гулким эхом разносятся на много миль вперед. Я уже почти вышел из коридора. Оставалась всего пара шагов, как чья-то тяжелая рука внезапно ложится мне на плечо. Обернувшись, я обомлел от страха. Передо мной, премерзко улыбаясь и щуря один глаз, застыло лицо завхоза Филча. Весь его вид выражает торжество: наконец-то кто-то попался в его силки. Рот жутко оскалился, обнажая полугнилые зубы. Морщинистая рука сильно сжала плечо. Интересно, с какого года Филч перестал стричь ногти? Миссис Норрис, стоящая подле хозяина, кажется не менее самодовольной, чем ее хозяин. — Куда-то спешишь, Поттер? За три года обучения ты так и не уяснил, что бродить по замку после отбоя запрещено?— проскрипел Филч. — Я иду в Больничное крыло, мистер Филч — невозмутимо ответил я, не без удовольствия наблюдая, как меняется выражение лица завхоза от моего обращения. — Скажи еще, что у тебя лунатизм, так я тебе и поверил. — Боюсь, дело гораздо серьезнее, чем лунатизм. Мне нужна медицинская помощь. Кое-что произошло. Рука, сжимающая плечо ослабла. Улыбка окончательно сошла с лица завхоза. Видно, как в его голове происходит сложный мыслительный процесс. — О чем ты, мальчишка? Что случилось? — не скрывая любопытства в голосе, спросил Филч. — Я расскажу это только мадам Помфри — отрезал я. Завхоз оценивающе смотрит на меня, решая, можно ли верить моим словам. Кошка, передергивая хвостом, переводит взгляд с меня на хозяина. Видно замешательство передалось и ей. Косматые брови Филча почти встретились на переносице. Рука сползла с моего плеча. — Пойдем — он махнул рукой, и мы двинулись в сторону больничного крыла. Всю дорогу завхоз держит голову в пол-оборота, ожидая, что я в любой момент замедлю шаг и скроюсь за ближайшим углом. Тусклый фонарь в его руке освещает нам дорогу. Миссис Норрис неотступно следует за хозяином. Подойдя к двери, Филч постучал несколько раз. За дверью послышались шлепающие торопливые шаги. Дверь отворилась, на пороге показалась мадам Помфри в цветастом халате и платке, из-под которого выбилась пара прядей в бигуди. — Аргус! Чем обязана в такой час? Вам нездоровится? — сонным голосом осведомилась колдоведьма. Я шел немного поодаль, так что она не могла меня видеть за спиной Филча. — У мальчишки Поттера что-то случилось — ответил завхоз и отошел в сторону. Мадам Помфи ужаснул мой внешний вид, сон полностью ушел из ее полураскрытых глаз и они широко распахнулись. — Пройдемте внутрь, мистер Поттер — проговорила она, не сводя с меня тревожный взгляд. Я вошел. Филч тоже собирался прошмыгнуть внутрь, следом за мной, но колдоведьма резко возникла на пороге, преграждая ему путь. — Спасибо, что проводили мальчика, Аргус. Дальше я сама. Доброй ночи! — с этими словами дверь захлопнулась перед самым носом завхоза. — Вы весь дрожите, что с вами произошло? — обратилась мадам Помфри ко мне и ее заботливая рука коснулась моего горящего лба. — Профессор Снейп...он...изнасиловал меня. Я опустил глаза в пол, не в силах сказать что-то еще. Стыдно и страшно от собственных слов. Можно ли меня считать лгуном? Я всего лишь делаю то, что должен был сделать после той отработки. Тогда на мне не осталось никаких следов, пожалуйся я в то время — никто бы не поверил мне. Сейчас все по-другому. Ему не отвертеться. — Вы уверены? — дрожащим голосом спросила она, не желая верить в услышанное. — Извините? Мне 13 лет, мадам. Профессор Снейп отвел меня в свои комнаты и надругался надо мной. С чем я, по-вашему, мог это перепутать? Кажется, я повысил голос. Надеюсь, теперь она поверит мне. — Он уничтожил следы своего деяния? — как можно спокойнее спросила она, но я видел, как забилась голубая вена на дряблой шее, когда прозвучал отрицательный ответ. — В таком случае попрошу вас раздеться и лечь на живот на одну из этих кроватей. Необходимо произвести осмотр. Я схожу за инструментами. Как только она вышла, не теряя времени, стянул свитер через голову, бросая его на близстоящую кровать. Снимая штаны с трусами, я чуть не упал, запутавшись в них, но удержал равновесие и отправил их следом за свитером. Я немного, попривык ходить с этим дискомфортом, а вот лечь оказалось совсем не просто. Сильнее сжимая ноги, а руки разводя пошире, я сначала опустился на колени и только потом полностью лег на кровать. Не прошло и минуты, как возвратилась мадам Помфри с позвякивающими в руке инструментами. Она села на край моей постели. Я развел ноги и отвернул голову в другую сторону, чтобы было как можно меньше видно мое горящее от стыда лицо. Ее пальцы, облаченные в резиновые перчатки, неприятно холодят кожу. Одной рукой она раздвигает мои половинки, в другой, судя по ощущениям, держит какой-то тупой металлический прибор, которым расширяет мою дырку, обследуя внутри. Как могу, стараюсь не сжиматься, но ее деятельность разворотила притихшую рану, вызывая новую волну боли. Я зашипел. Колдоведьма вынула инструмент из меня и слегка надавила на стенки ануса, всовывая новый прибор, похожий на большую пипетку. Закончив с этим, она поместила в пробирку изъятую сперму. Ее руки уже без перчаток прошлись по моей спине и бокам, на которых я уверен, уже должны были проявиться сине желтые пятна. — Повернитесь — просит она, убирая руки. Вздохнув поглубже и закрыв глаза, я выполняю ее просьбу. Все тело горит от напряжения, как в лихорадке. Она старается как можно меньше касаться меня, щадя остатки самолюбия. Сквозь закрытые глаза я все же чувствую, как ее взгляд скользит по телу. — Как давно у вас эти гематомы? Профессор Снейп причастен к их появлению? — До этого вечера у меня не было никаких гематом — отчеканил я, не открывая глаз — Можете одеваться — сообщила мадам Помфри, собрала инструменты и удалилась в свой кабинет. Я подождал пока ее шаги совсем стихнут. Наскоро одевшись, не зная, что делать дальше, лег обратно на кровать. Меня снова начало знобить. Я забрался под одеяло, сильнее заворачиваясь в него. Столько посторонних прикосновений было на моем теле в последнее время, что перестал чувствовать его своим. Со дна души поднимаются все самые скверные воспоминания. Я глубоко дышу, растирая кончиками пальцев виски, стараясь совладать с жуткой головной болью. Конечно, это не приносит положительного результата. Машинально лезу в карман, чтобы достать мой импровизированный талисман. Обычно эти штуки так называют. Носят на счастье. «Ты все выдержишь. Все когда-нибудь закончится и это тоже. Нужно перетерпеть». Уговариваю я себя, и эта мысль помогает мне немного расслабиться. Входная дверь с силой распахивается, грозя слететь с петель. Директор широкими шагами пресекает комнату, направляясь ко мне. Несколько секунд понадобилось ему, чтобы оказаться у подножия моей кровати. — Гарри, я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что произошло между тобой и профессором Снейпом, с того момента, как вы удалились с поля. Хочу предупредить тебя, от того, что ты скажешь — зависит не только твоя дальнейшая судьба, но и участь профессора. Если ты чего-то не договоришь или исказишь правду, это может привести к необратимым последствиям — на одном дыхании выдал директор. Его лицо сурово и сосредоточено. Очки опасно накренились, грозя съехать с длинного носа. — Я расскажу все, как было профессор. Сразу после происшествия с Драко Малфоем, профессор Снейп увел меня с поля. — Извини, Гарри, я должен уточнить. Профессор увел тебя насильно или ты ушел по доброй воле? — Я сам пошел, сэр. Я был напуган. Мы шли довольно долго. Дольше, чем обычно занимает дорога к классу зельеварения. Вскоре мы оказались в комнатах профессора. У нас завязался разговор о случившемся. Он сказал, что я малолетний преступник, и он всегда знал об этом, что Вы, сэр, зря покрываете меня во всем. Затем он... — я тяжело сглотнул и замялся, ведь Дамблдор не знает, о случившемся на первой отработке. Сыграет ли мне на руку, если расскажу, как было? Пожалуй, нет. Это уже в прошлом и может вызвать не нужные вопросы. Более того я до сих пор думаю, что директор и так обо всем догадывается. За три года обучения в Хогвартсе я понял, то, как выглядит школа со стороны и та, какой ее знают учащиеся — совершенно разные вещи. О многом здесь умалчивается. Ни один серьезный скандал не просачивается за стены. Дамблдор оберегает репутацию, как может, и не редко ему в этом помогают связи в Министерстве. — Он спросил, можно ли ему посмотреть в мои глаза поближе. Я ответил отказом, но профессор подошел ко мне, схватил за голову и начал целовать в губы. Одна из его рук опустилась мне на...ну — лицо горит огнем и мне не понятно, это вызвано лютым стыдом или тем, что я впервые в жизни так беззаветно вру. — Правильно ли я понял, профессор положил руку на твой пах? — пытается помочь мне, Дамблдор и я киваю в знак согласия. — Потом он сказал, что хочет взять меня и приказал идти в его спальню. Я отказался, тогда профессор грубо схватил меня, оттащил в свою комнату и бросил на кровать. Начал раздевать, трогать везде, бормоча при этом что-то себе под нос. Я пытался вырваться, но он завел мои руки за голову и за непослушание стал щипать. Когда он окончательно завелся, то перевернул меня на живот и начал подготавливать меня к... ну... — Продолжай, Гарри. Стесняться нечего. — Он достал из ящика какую-то склянку, ее содержимым смазал меня внутри и постепенно стал вводить туда пальцы, растягивая. Далее продолжать я не в состоянии. Несколько проворных слезинок выкатилось из глаз, оставляя на одеяле темные пятна. Я закрыл лицо руками, переводя дух. Директор не торопит меня, не пытается утешить. Некоторое время прошло в давящей тишине, прежде чем я смог продолжить повествование. — Он убрал пальцы, заменяя их своим...органом, разрывая меня изнутри. Я еще раз попытался вырваться, но он сильнее придавил меня своим телом и стал щипать за ноги. Когда все закончилось... — Извини, должен снова тебя прервать. Можешь определить примерное время, сколько длился половой акт? — бесстрастным тоном вопрошает директор. Меня знобит, но лишних движений я решаю не делать и к одеялу не притрагиваюсь. — Минут 20, возможно. После он отпустил меня. Я пошел в туалетную комнату на втором этаже, чтобы умыться, потом собирался идти в больничное крыло, но в коридоре меня поймал мистер Филч. Он проводил меня — не зная, что сказать дальше, я замолчал. Пытаюсь мысленно проверить свою версию произошедшего, не допустил ли ненароком какой-нибудь несостыковки, но Дамблдор успевает сделать это быстрее, чем я. — Скажи, Гарри, почему ты пошел в туалет для девочек? Насколько я помню, в Хогвартсе мужские комнаты расположены только на первом и третьем этаже. — Чтобы никто не увидел меня в таком виде, сэр — быстро оправдываюсь я — Хорошо. А профессор Снейп разве не пытался уничтожить следы своего деяния? Тебе не кажется это странным? Последняя фраза выбешивает меня окончательно. Я резко отрываю руки от лица и как можно ядовитее говорю. — Мне кажется профессор, что меня привезли в Хогвартс для обучения волшебству, а не в качестве наложника одного из преподавателей. Снейп всегда придирался ко мне без всяких на то причин. На последней отработке он избил меня, как раба, а потом заставил отсасывать ему. И знаете что? Я сделал это, потому что испугался. Я не был уверен, что Вы не выгоните меня за мою ошибку. Но рассчитался за все сполна. Теперь его черед. Если Вы не дадите ход этому делу, я сам напишу в Министерство! Кажется, я сказал больше, чем собирался. Может это и к лучшему. Надеюсь, мерзавца посадят лет на десять или сколько здесь дают за изнасилование. Лицо Дамблдора потемнело. Он схватился за подножие кровати, чтобы удержать равновесие. Мне стало страшно, как бы со стариком не случилось удара. — Что с вами, профессор? Принести воды? — забыв о своей боли, я вмиг оказался около директора, пытаясь помочь ему сесть на кровати. — Не стоит, Гарри. Мне уже легче — отнекивается он, но все же принимает мою помощь. Профессор Дамблдор тяжело дышит. На морщинистом лбу проступили капли пота. Я решил не медлить и как есть, босяком побежал к двери кабинета колдоведьмы. Подбежав, стал сильно стучать с криками о помощи. Тут же на мой клич дверь распахнулась, из нее вышла уже одетая в рабочее платье мадам Помфри. Когда мы приблизились к директору, на лице ее выразился еще больший страх, чем когда я сообщил ей об изнасиловании. — Альбус, где у вас болит? Опять сердце? Я сейчас принесу лекарство. — Постой, Поппи — успевает остановить Дамблдор суетливую колдоведьму. Одной рукой придерживаясь за сердце, а другой за накрахмаленный рукав ее платья. — Мне уже легче. Расскажи лучше о результатах осмотра. Мадам Помфри медленно разворачивается и со слезами в голосе произносит. — Слова мистера Поттера подтвердились. В результате осмотра была изъята семенная жидкость. Также на теле мальчика присутствуют множественные гематомы, которые, как он говорит, появились только этим вечером. — Все это чудовищно, но пока не была проведена экспертиза, мы не можем утверждать, что виноват именно Северус — воскликнул директор. — Я понимаю, Альбус. Мы, разумеется, проведем экспертизу, но я думаю, мальчик не стал бы врать в этой ситуации — Я не сказал, что он врет. Кто знает, что могло произойти. Заклятья, коренья, оборотное зелье, тысяча способов принять другой облик. Мне еще не приходилось видеть директора в подобном виде. Какие бы происшествия не случались в школе, он всегда оставался рациональным, благодушным и рассудительным. Когда он схватился за сердце, я испугался не меньше, чем мадам Помфри. Очень странно видеть человека, которого считал опорой и непоколебимой глыбой в образе немощного старика. — Гарри нуждается в специальном лечении? — спрашивает он, повернувшись в сторону колдоведьмы. — Я могу сделать для него травяной компресс, но в целом за физическое здоровье мистера Поттера можно не волноваться. Он может провести остаток ночи в своей спальни. — Не нужно компресса. Мне почти не больно. Могу я идти? — с надеждой в голосе спросил я, готовый в случае положительного ответа рвануть к двери. — Можешь. Прошу тебя никому не рассказывать о случившемся, Гарри. Этой же ночью будет проведена экспертиза. Я постараюсь, чтобы тебя не впутывали в расследование. О результатах дела, буду сообщать незамедлительно. А теперь отправляйся к себе и постарайся хоть немного уснуть — устало отвечает старик. Я смотрю на большие часы, висящие над входом и...сейчас два часа ночи. Сегодня уже настало. * * * С утра я проснулся от того, что кто-то усиленно тряс меня за плечо. Открыв глаза, даже без очков, я легко смог распознать нарушителя моего сна. — Что случилось, Рон? — спросонья спросил я, сладко потягиваясь. — Как это что? Ты рехнулся, Гарри? Из-за твоего вчерашнего маневра Драко Малфой чуть было не отошел в мир иной. А после вы со Снейпом куда-то пропали. Все переполошились. Мы с Гермионой хотели проследить, куда он тебя повел, но от вас уже и след простыл. Потом ждали тебя в гостиной до двенадцати. Гермиона сказала, что дальше ждать не имеет смысла, и мы пошли спать. Я молча надел очки и сел на кровати. — Все как-то по-дурацки пошло, в последнее время. Ты больше не рассказываешь нам о своих делах. Стал агрессивным и раздражительным. У тебя какие-то странные отношения со Снейпом. Тебя что-то беспокоит, но ты не желаешь поделиться этим с нами. Скажи, мы все еще друзья? — Я хочу быть твоим другом, Рон. Твоим и Гермионы. Но мне нельзя сейчас рассказывать обо всем случившемся. Рон задумчиво кивает. — Ты идешь сегодня на занятия? — Думаю, да. — Тогда может, сначала зайдем в Большой зал? Еще можем успеть на завтрак. — Хорошо, зайдем. Слезаю с постели. Достаю свежую рубашку и брюки из чемодана. Почему-то я чувствую неловкость перед Роном. Но к счастью, он отвлекся на что-то блестящее, торчащее из под соседней кровати. Я отошел немного в сторону и как можно быстрее стянул пижамные штаны, на которых за ночь образовалось несколько маленьких кровавых пятен. В один прыжок оказался в брюках, столь же быстро облачаясь в рубашку. — Можем идти — сообщил я, обращая на себя внимание друга. Рон отбросил журнал обратно под кровать, и мы поспешно ушли в Большой зал. До намеченного места остается несколько шагов, как вдруг я слышу свое имя за спиной. Обернувшись, моему взору предстал тяжело дышащий, раскрасневшийся и растрепанный Колин Криви. — Гарри, тебя срочно вызывает профессор Дамблдор — лопочет второкурсник. — Спасибо, Колин — отвечаю я, разворачиваясь на ходу — Извини, Рон. Придется тебе завтракать одному. * * * — Профессор Дамблдор? — Входи, Гарри. Я поспешно закрываю за собой дверь, прохожу вглубь кабинета и сажусь в кресло напротив директора. — Желаешь чаю или тыквенного сока? — по привычке предлагает старик. — Думаю, Вы не за этим меня позвали, профессор. — Ты прав. Полчаса назад стали известны результаты анализа выделений. И…все сошлось. Твои слова подтвердились. Холодок прошелся по моему загривку. Сердце птицей забилось еще сильнее. — Как профессор Снейп отреагировал на это? — Он все больше молчал и абсолютно со всем соглашался — пауза — Хотя его слова мало что могли бы изменить. Улики слишком весомы. — Что же теперь с ним будет? — Будет суд, потом казнь. Внутри меня все обмерло. Я почувствовал, как кровь отливает от ног и, наверное, если бы не сидел, то обязательно упал бы. — Казнь? — осипшим голосом повторил я. — Казнь. Именно. В магическом мире изнасилование является очень серьезным преступлением. А при наличии таких доказательств исход дела предрешен. К тому же тот факт, что подобное несчастье произошло именно с тобой, тоже сыграет свою роль. Суд назначили на завтрашнее утро. Почему так быстро? Зачем? Я не этого хотел! — Он еще здесь? — спросил я, заранее зная ответ. — Нет, Гарри. Профессора Снейпа больше нет, и никогда не будет в стенах Хогвартса. Его забрали сегодня на рассвете. — Профессор, я прошу Вас, сэр, Вы ведь можете повлиять на них. Пусть профессору Снейпу объявят любой другой приговор, только не казнь! — Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь — задумчиво проговорил директор. Дамблдор тяжело поднимается с кресла, подходит к окну и задумчиво вглядывается в закропленное дождем окно. — Я не верю профессор. Всегда можно что-нибудь сделать. — В этой ситуации уже ничего не поделаешь. Смирись, Гарри. — С чем я должен мириться? Снейп ни в чем не виноват! Это я соблазнил его — неистово выкрикнул я, врезаясь руками в подлокотники, и резко встал. — Что это значит? — спросил сбитый с толку директор, оборачиваясь в мою сторону. — Значит то, что только я виноват в случившемся. Профессор увел меня с поля, чтобы поговорить о случившемся, а я стал навязываться, лезть к нему. Я повел себя как последняя шлюха. Он ни в чем не виноват! Только бы поверил. Только бы было еще не поздно. — Это серьезное заявление, Гарри. Ты готов поклясться, что именно второе твое признание является правдивым? — Я клянусь вам светлой памятью своих родителей. Второе признание истинно. Глаз директора дернулся. — Про отработку ты тоже солгал? — Нет-нет. Это правда. В этот раз я хотел отомстить, но я не желаю ему смерти! Пожалуйста, спасите его, сэр! Чувствую, как защипало в глазах. С замиранием сердца я жду ответа. Дамблдор внимательно рассматривает мое лицо, а затем медленно произносит: — Ничем не могу помочь. Теперь твои признания не имеют значения. К тому же, профессор Снейп достаточно взрослый человек, чтобы не поддаваться на провокации подростка. Тебе нужно подписать бумаги и ты можешь идти. Дамблдор подходит к столу, открывает ящик, вытаскивает оттуда свиток и передает его мне. Я поспешно разворачиваю бумагу и пробегаю глазами убористые строчки. — Здесь сказано, что меня изнасиловали. Вы ведь теперь знаете, что это не так. Как Вы можете предлагать мне это подписать теперь? — Там изложено только то, что ты сам говорил. — Я не стану подписывать — категорично заявляю я, отбрасывая свиток на стол. — Не трать время зря, Гарри. Нам уже не спасти профессора Снейпа, а вот твоя репутация сильно пострадает от последнего заявления. Поэтому я хочу, чтобы ты пообещал мне, что никто не узнает правду, по крайней мере, до окончания твоего обучения. — Как Вы можете быть таким циничным? Ничья репутация не важна, когда на кону жизнь человека — задыхаясь, выкрикнул я, чувствуя, как горячая слеза вырвалась из глаза, оставляя влажный прохладный след на щеке. — Ты можешь навредить себе, но не спасешь этим Северуса. Он обречен. Голос Дамблдора жесткий и несгибаемый сжигает меня изнутри. Возможно, он прав и правильнее подписать документ. Но когда я в последний раз поступал так, как мне говорили? — Отпусти его, Гарри — говорит он мягко, почти ласково. Я вздрогнул от такой резкой перемены тона. — Если ты затеешь рассказать правду всем, то отсрочишь суд максимум на три дня. Итог все равно будет один и профессор Снейп знает это. Не так страшна смерть, как ожидание ее, Гарри. Своими манипуляциями ты только обречешь его на дополнительные страдания. Я снова почувствовал слабость в ногах и сел обратно в кресло. Еще никогда от моего выбора не зависела чья-либо жизнь. Я могу лишь выбрать время его смерти, но не предотвратить ее. — Есть вещи, которые нельзя изменить — произносит директор скорее для себя, чем для меня. Трясущимися руками, не поднимая глаз, я потянулся через весь стол за злополучным свитком. Морщинистая длиннопалая рука пододвигает ко мне чернильницу. Я достаю торчащее из нее перо и одним движением, небрежно ставлю свою роспись внизу пергамента. Это действие забирает последние силы. Я возвращаю перо в чернильницу. Отпускаю свиток, который тут же скатывается обратно. Если чернила были бы обычными, то моя закорючка размазалась бы непременно. Дамблдор обвязывает шнурком свиток и крепко сжимает его в руках. — Ты правильно поступил, Гарри. У тебя болезненный вид. Сегодня можешь быть свободен от занятий. Тебе нужно отдохнуть. — Когда Вы думаете, они назначат казнь? — У меня нет сомнений, что казнь назначат если не на завтрашний вечер, то на утро воскресенья точно. Мы отправимся на нее вместе. Я хочу, чтобы ты морально подготовился к этому. И еще одно, ты так и не дал своего слова никому не говорить о случившемся. Это важно. Меня трясет, голову все еще разрывает давящая боль. Я готов дать ему это обещание, лишь бы только поскорее уйти отсюда. — Обещаю, что никому ничего не расскажу и, если желаете, пойду на казнь вместе с Вами. Директор одобрительно кивает. — Это разумный выбор, Гарри * * * Последние снега уже сошли с полян и горных вершин в окрестностях Хогвартса. Наступило долгожданное потепление, которое обрадовало не только учащихся, но и преподавателей. Сегодня воскресенье. Все ребята, начиная третьекурсниками и заканчивая шестым курсом, пойдут в Хогсмид. Гермиона и Рон особенно заботятся обо мне в последние дни. Стараются не оставлять одного, но сегодня я убедил их пойти, развеяться. Рон обещал притащить леденец размером с кальмара. Я сидел с ними как стеклянный, пытаясь уловить ход беседы, чтобы отвечать впопад. Все мои мысли были о Снейпе и предстоящем событии. Каково ему сейчас сидеть в камере, зная, что завтра его душа отделится от тела. Несмотря на все чудеса, коими одаривает магический мир своих обитателей, в нем законно творятся непостижимые вещи. Сейчас, когда мы с Дамблдором опустились на нижний этаж министерства, директор стал посвящать меня в то, что через считанные минуты произойдет в зале №3508. Он рассказал, что тело, лишенное души, живет еще несколько дней. В зале будет присутствовать определенное количество людей наблюдающих за казнью для порядка. Старику не внушает доверия мое состояние, который раз он повторяет, чтобы я не наделал глупостей. Мрачные министерские коридоры, кажутся не менее длинными и извилистыми, чем коридоры Хогвартса. Еще одна дверь за поворотом — на этот раз наша. Дамблдор открывает ее, пропуская меня вперед. Медленными шажками я прошел вглубь зала, осматриваясь по сторонам. Справа и слева от меня находятся ряды полупустых скамей. На них уже расположились некоторые личности в ожидании действа. Всех этих людей я вижу впервые в жизни, но с первого взгляда чувствую презрение и отвращение к ним. К этому толстому сэру в котелке, сидящем в четвертом ряду. К высокой худощавой леди в мешковатом медвежьем платье. Каждый из снобов бесит меня по-своему. Дамблдор бесшумно подходит сзади и тихонько говорит, что нам не следует мешаться в проходе. Едва эти слова коснулись моего уха, полный решимости я ринулся к самому нижнему ряду, стараясь оказаться поближе к клетке. Но директор схватил меня за руку и сказал, что садиться ближе третьего ряда, воспрещено. Я поспешил занять место в третьем ряду. На возвышении позади клетки началось шевеление, раздаются последние указания. Сердце неистово бьется в груди, отсчитывая минуты до роковой встречи. Во рту высохла последняя влага, и каждый глоток отдается неприятным царапаньем в горле. Поначалу я не понимал, зачем Дамблдор настоял на моем присутствии. Зачем в предсмертный час дразнить Снейпа? Но чем больше я об этом думал, тем больше осознавал правоту старика. Я готов встать перед бывшим профессором на колени, только это все равно его не спасет. Министр Фадж взошел на трибуну. Он взмахнул рукой в сторону охраны, стоящей по бокам от двери. Стражи исчезли на несколько секунд, но вскоре возвратились в зал, ведя перед собой несчастного Снейпа. Что же случилось с ним за три дня? Только прямая осанка напоминает мне прежнего зельевара, перед черными полами мантии которого в страхе расходились школьники. И без того худое лицо совсем осунулось. Линии скул стали еще темнее, резче. На губах почти не осталось пигмента. Он так сильно сжимает их, возможно боясь вскрикнуть. Теперь-то можно — думаю я — никто не решит, что он трус. Его, как и любого человека пугает неизвестность. Я могу это понять, ведь сам не раз стоял на пороге смерти. Снейпа завели в клетку и заперли там. Он так и не поднял глаз, пристально смотря в пол. Министр прочистил горло и громко зачитал приговор. — Сегодня будет проведена казнь осужденного бывшего профессора Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, Северуса Снейпа. В качестве наказания подсудимому была определена высшая мера — Поцелуй Дементора. Приговор будет приведен в исполнение сегодня в 9:00. Подсудимый! — бывший профессор медленно разворачивается, будто не знает, с какой стороны его позвали — Вам предоставляется последнее слово — не скрывая отвращения, выплюнул Фадж. Снейп повернулся обратно к залу. В этот раз, поднимая черные глаза, осматривая всех присутствующих. Вдруг его взгляд попал на меня и внутри черной бездны глаз загорелся странный огонек, он будто ожил. Лицо приняло осмысленное выражение. Я жадно впитывал его взгляд, вкладывая в свой всю горечь раскаяния за содеянное. Сейчас проходят последние секунды его жизни. Можно лишь догадываться, что он чувствует, о чем думает. Время идет, а он все молчит. Молчит и смотрит на меня. Не переводя взгляд ни на напыщенных господ, ни на Дамблдора. Уже подрагивают губы судьи, готовясь произнести роковые слова. Ему не дадут ни секунды больше положенного. Я сорвался с места и боком начал пробираться через весь ряд к проходу. Не обращая внимания на вскрики в зале, окрики судьи и Дамблдора, я оказался возле самой клетки. Рука нырнула в карман брюк, выуживая мой талисман. Снейп удивленно смотрит на меня, тогда я хватаю его руку и всовываю в нее пуговицу, а затем отступаю на шаг. — Простите — одними губами шепчу я, чувствуя, что голос куда-то пропал. Подбежали двое охранников, оттащили его вглубь клетки. — Время истекло! Мистер Поттер, вернитесь на свое место немедленно! — закричал судья, промачивая взмокший лоб платком. На лице и шее у него выступили красные пятна, он весь затрясся от ярости. — Вернись на место, Гарри. Не глупи — встревожено проговорил директор. Я медленно стал подниматься по ступенькам обратно в третий ряд, не отрывая взгляда от Снейпа. Бывший профессор вновь опустил глаза в пол. Неприятное шевеление внутри говорит мне, что он больше не поднимет их. — Готовность номер один — скомандовал судья. Охрана покинула клетку. Свет в зале убавили. Теперь я вижу только его силуэт, не в силах рассмотреть лицо. — Пустить дементоров! Железная дверь отворилась, и в клетку скользнуло девять фигур в плащах. Они тут же окружили единственный источник тепла и жизни. Поочередно каждое из существ подлетает совсем близко к бывшему профессору. В капюшоне появляется черная дыра, к которой Снейпа притягивает как магнитом. Они сближаются на несколько секунд, а потом заключенный отшатывается от них, с трудом сдерживая крик. Тяжело рассмотреть, что именно творится в этом кошмаре. Мороз прошелся по моему телу. Я чувствую почти животный страх, который никогда не чувствовал прежде. Правая нога затряслась, я вдавил ее сильнее в пол, но это ничего не изменило. За неимением пуговицы, руки до боли вцепились в деревянную скамью. В уме судорожно перебираю все молитвы, которым меня насильно обучали Дурсли. Молю Мерлина и всех святых, чтобы все случилось быстро, чтобы он не мучился. Надеюсь, мой талисман хоть сколько-нибудь ему поможет. Душераздирающий крик пронзил стены проклятого зала. Снейп без чувств повалился на пол. Дементоры обступили его со всех сторон продолжая высасывать остатки жизни. Вдруг все они расступились, и в центр скользнул самый крупный из палачей. Он завис над бывшим профессором, раскрывая смрадную пасть. Снейп дернулся в последней судороге. Из его рта вырвался крохотный огонек. Он взлетел вверх и пропал в черной пасти. — Готовность номер два — скомандовал равнодушный судья. Железная дверь открылась, в клетку вошли охранники с палочками на изготовке. Дементоры отлетели от тела, приближаясь к новым жертвам. — Экспекто патронум — взревели служащие в унисон. Из их палочек вырвался поток света, приобретая очертания черепахи и енота. Дементоры жмутся к решеткам, стараясь удалиться от животных-патронусов. Охрана направляет палочки на решетки и дементоры стремительно улетают в открытую дверь. Служащие подходят к телу казненного. Судья усилил освещение. Теперь я вижу мертвенно-бледного Снейпа, лежащего на спине. В черных, как смоль, волосах появилась изрядная доля серебряных прядей. Но вопреки всему, лицо его не искажено ужасом, наоборот полное умиротворение. Глаза закрыты. С верхних рядов слышны шепотки и приглушенные всхлипы. Неужели кто-то еще плачет? В этот раз я совсем не позаботился о том, как выгляжу со стороны. Слезы непроизвольно текли все это время, и сейчас я испытываю стыд перед людьми за такое детское проявление эмоций. В клетку зашел дряхлый старик в форме колдомедика. Он еле передвигает ноги от старости и не сразу оказывается возле тела. Дойдя до него, берет безвольную руку бывшего профессора и замирает на несколько секунд, считывая пульс. — Поцелуй прошел удачно — провозгласил колдомедик. Он произнес себе под нос заклинание, и тело Снейпа зависло в воздухе, а потом задвигалось по направлению к двери. После казни директор доставил меня обратно в больничное крыло. Меня бьет такой сильный озноб, что я даже не могу соврать, что все хорошо (зуб о зуб пристукивает). Мадам Помфри приготовила сильное успокоительное зелье со снотворным эффектом. Почти сразу я почувствовал, как глаза начали слипаться, а мысли путаться. — Прости меня за все, Гарри — усталым голосом произнес Дамблдор. — Вам не за что извиняться, сэр — чувствуя приближающийся сон, ответил я. — Возможно, эта вещь дорога тебе, возьми ее — говорит директор и протягивает мне пуговицу. — Где вы ее взяли? — встрепенулся я, теряя почти овладевший мной сон. Неужели на полу камеры? Может он выронил ее, когда упал или специально выбросил. — Мне отдали ее после медицинского освидетельствования. Профессор Снейп сжимал ее с такой силой, что на правой ладони у него остались следы от ногтей. Я беру из его рук свой талисман и рассматриваю его так, будто впервые вижу. На ребре пуговицы осталась запекшаяся кровь. Что есть сил, сжимаю ее в руке и ложусь на ближайшую кровать. Дамблдор хочет что-то еще добавить, но передумывает, уходит. * * * Когда я просыпаюсь, за окном уже темнеет. Воскресенье подходит к концу. Пора возвращаться в факультетскую гостиную, зачастил я в больничное крыло. Рон и Гермиона должно быть уже вернулись и разыскивают меня. Я прячу пуговицу в карман, поднимаюсь с кровати и покидаю владения мадам Помфри. В коридоре галдит небольшая стайка первокурсников, как можно быстрее миную их, скрываясь за поворотом. Будет лучше, если меня увидит как можно меньше людей. Я выбираю более длинный, но спокойный путь через третий этаж. Как и предполагалось, на нем нет ни души. Тишина почти всегда царит на этом этаже. Не торопясь, я прохожу почти до конца коридора. Но вдруг тупая боль в затылке ослепляет меня. Я падаю вперед, не успевая среагировать на удар. Очки со звоном отлетают в сторону. — Куда-то спешишь, Поттер? — манерно растягивая слова, ядовито выплевывает Малфой — Поднимите его! — приказывает слизеринец и двое его телохранителей в лице Кребба и Гойла уже спешат ко мне. Без особых церемоний, они хватают меня за локти, разворачивают и тащат обратно на середину прохода, выбрасывая перед ногами Малфоя. Я пытаюсь подняться, но мясистые руки громил, давят на плечи, заставляя опуститься обратно. — Из-за тебя, жалкий педик, Снейпа лишили души! Ты ногтя его не стоишь, мразь! Теперь добился своего? Он никогда не был насильником! Все твои слова — враки, гриффиндорская сволочь! — орет Малфой мне в лицо, а затем замахивается и заезжает мне по щеке не слабым хуком справа. Не ожидал я, что у аристократа довольно сильная рука. Никогда прежде Малфой не вступал в драку, считая, вероятно, это недостойным своей особы. — Думаешь, я поверил, твоему спектаклю, устроенному на казни? Ты можешь сколько угодно дурачить Дамблдора, но меня не проведешь фальшивыми слезами. — Ты был на казни? — опешил я. — Был. Вся моя семья там находилась. Северус…был давним другом отца и моим крестным — дрожащим голосом произносит слизеринец и отворачивается. Я слышу те же самые прерывистые всхлипы, что и утром. Единственным человеком, который плакал, кроме меня, оказался его крестник — Драко Малфой. Не знаю, как утешить его, что сказать. Из-за моей жажды мести погиб невинный человек и покалечены другие жизни. Лучше я буду молчать и терпеть, что бы он со мной не сделал. — Ты заплатишь за все сполна своей грязной кровью — выплевывает Драко прямо мне в лицо. В ту же секунду меня пинает в живот один из громил. От удара я по инерции наклонился вперед и тут же получаю ногой по лицу. Раздался хруст. Кровь фонтаном брызнула из разбитого носа. Я почувствовал металлический привкус во рту. Следующие удары наносились ногами по спине и ребрам. От удара по ребрам я наклоняюсь вперед и тут же получаю ногой в спину. Они стараются не бить в одно и то же место, отвешивая пинки каждый раз по разным участкам тела. Мне не хватает воздуха, я открываю рот, чтобы вздохнуть. Вместо вздоха выходит хрип, я отхаркиваю, наполнившую рот, кровь. Тут же получаю еще один удар ногой в нос, который теперь уж точно оказывается сломан. Нападающие под руководством ослепленного ненавистью Малфоя действуют жестоко и целенаправленно. Я едва успеваю сделать вдох, пока они заносят ноги для очередного удара. Меня терзают сомнения, что я вряд ли выберусь живым отсюда. Кровь залила глаза, больше не могу разобрать, кто и куда бьет. Тело превратилось в один сплошной ноющий сгусток боли. Нет смысла дальше прикрывать ребра. Дышать стало совсем тяжело, думаю, налетчики уже сломали мне пару костей. Чувствую, как сознание медленно уходит, я, будто проваливаюсь в пропасть. Где-то далеко до меня доносятся голоса и возня по полу. — Хватит, Драко. Ты убьешь его! — закричал один из телохранителей Малфоя. Я слышу, как слизеринцы оттаскивают его от меня. Он сначала сопротивляется, но обессилив, вынужден успокоится. — Я не стану убийцей, как этот. Его поганая жизнь мне ни к чему — гордо бросает Малфой напоследок. Мои обидчики бегством покидают поле боя. Только когда шарканье их ног затихает, я решаюсь пошевелиться, но тут, же жалею об этом. Боль, как вспышка молнии, пронзает меня, от любой попытки движения. Максимумом моих усилий оказалось открыть глаза. С моим зрением это лишено смысла. Я вижу лишь расплывчатые очертания окружающего мира, но и такого зрения достаточно, чтобы распознать кровяные лужи, залившие пол. Палочки при мне в очередной раз нет. Я решил не брать ее на казнь, а после еще не был в гриффиндорской башне. Остается надеяться, что меня кто-нибудь найдет здесь. Скорее всего, это будет завхоз Филч, совершающий еженощный обход по замку. Ждать осталось не долго, солнце уже зашло. — Гарри! Очнись! — кричит Гермиона, похлопывая меня по щекам. Я прихожу в себя и вижу испуганного Рона, сидящего около меня. Судя по всему, моя голова находится на коленях у Гермионы. Она тихо плачет, поглаживая мои волосы. — Кто это сделал, Гарри? — решительно спросил Рон. — Не важно — хриплю я и тут же закашливаюсь. — Как не важно? Зло должно быть наказано! — недоумевает Гермиона. — Поверь мне, все зло уже наказано. Теперь все будет хорошо.