Холод поздней осени..

      — Какого черта ты сидишь на этой кровати, как последний придурок?       Сэм как-то слишком нервно дергается в сторону своего брата и тут же встречает этот прищуренный «совсем не подозрительный» взгляд зеленых глаз. Губы буквально склеиваются между собой, вызывая судорожное желание облизать их, но Сэм молчит и не шевелится. Шестеренки в его голове отчаянно крутятся, стараясь выдать идею.       «Ну же, не молчи!»       Брови медленно поднимаются, в попытке сделать искренне непонимающий вид, а губы все же расклеиваются и производят на свет неотчетливое мычание. Несколько секунд комната находится в странной атмосфере подозрения и оправдания. Дин делает еще одну соло-игру бровями, побуждая брата, наконец, ответить:       — Мне просто… — он делает неопределенный знак рукой, — так удобно?..       Полувопросительная интонация повисает в воздухе даже явственнее аромата осточертевшего виски. Но Дин, видимо, не настроен на очередное вправление мозгов своего чуть-чуть — самую капельку — ополоумевшего брата, поэтому он просто проходится по нему сосредоточенным взглядом, думая, насколько все плохо. Потом плавно переходит на пустою часть кровати, очевидно, силясь увидеть его Глюцифера. Тщетно, как всегда. Что ж, он не настаивает, но что-то внутри сомневается: так ли иллюзорна эта иллюзия, заставляющая Сэма почти что сползти на пол.       — Серьезно, — более уверенно выдает Сэм, попутно закатывая глаза, — всё нормально.       Спорить Дин все также не намерен, ибо других дел у них ещё полно. Он тихо бубнит свое: «Конечно», — и утыкается обратно в книги. В этом захолустном городке уже четыре человека окочурились от сильной радости и веселья, и это, по меньшей мере, подозрительно, так что остается надеяться, что Сэм справится сам со своими глюками.       — По-моему, я ему не нравлюсь, — высокопарно заявляет Люцифер, постукивая указательным пальцем по губам.       Язвительное: «Да что ты!» — почти срывается с языка, но Сэм вовремя одергивает себя. Он решил по максимуму игнорировать свою галлюцинацию, будто её действительно не существует. К тому же, как бы сильно ни было желание послать Люцифера ко всем чертям, не волновать брата хотелось ещё больше, в последнее время Дин слишком нервный. Сэм старательно поджимает губы, силясь задушить гнев в зародыше (и почему он всегда так бесится в его присутствии). Так же старательно пытается избавиться от всех мыслей, так или иначе связанных с падшим архангелом, и старательно-таки вперивает свой взгляд в книгу о Японских божествах.       С тех пор, как в его жизни появился неугомонный галлюциногенный Дьявол, Сэм едва ли мог сказать, что такое покой, тишина, здоровый сон, а также абсолютно точно не мог сказать, что такое нормальное душевное состояние и крепкие нервы. Когда он оставался один, он считал секунды, ибо «вот-вот, появится сейчас, прямо через 1, 2…». Сэм ждал его появления, надеялся, что он не придет и в то же время ждал, потому что уж точно лучше его ожидать, чем быть застанным врасплох. Конечно, у него была довольно странная логика, но мы ведь помним, что Сэм вообще адекватностью никогда не отличался?       Строчки, тем временем, мирно плыли перед глазами, практически не усваиваясь. Сэм вообще-то не думал, что архангел был слишком навязчив. Хотя нет. Он громко фыркнул своим собственным мыслям, за что был тут же одарен двумя взглядами: один уверовался, что Сэм вряд ли справится без его помощи, а второй был просто крайне заинтересован. Конечно же, он был навязчив, черт возьми.       — Сэмми, ты отвлекаешься, — сказал Люцифер, аккуратно заглядывая в его книгу. — В ней ничего нет, можешь брать другую.       Получив в очередной раз фирменный грозный винчестеровский взгляд, архангел примирительно поднял руки, мол, не хочешь — как хочешь, ему-то вообще дела никакого нет. Сэм ненавидел, когда тот начинал помогать ему, ведь всякое его слово отдавало хорошо замаскированным… доминированием? Дьявол будто делал одолжение, за которое так или иначе приходилось расплачиваться, и чувство унижения было самой дешевой платой, но оттого не менее неприятной. Удостоверившись, что к нему больше не лезут, Винчестер вновь опустил глаза в книгу. «Нужен кто-то, отвечающий за херово счастье, в Японии же есть такие боги?» Безрезультатно пролистав несколько страниц, он сказал себе мысленное «Хрен с ним!» и с мордой-кирпичом откинул книгу в стопку «неподходящих».       — Чувак, ты же взял её три минуты назад.       Сэм в который раз почувствовал себя дураком, он же послушался иллюзию! Только что взял и подыграл своему подсознанию. Он скосил глаза на это самое «подсознание», в очередной раз напомнив себе, что на самом деле кровать абсолютно точно пуста, что никакого Люцифера здесь нет, и даже неуверенно нажал на давно заживший шов на ладони, который, естественно, ничем не помог. Иллюзия все так же лежала рядом, с интересом рассматривая свои ногти.       «В нем просто умирает аристократ».       Вспомнив, что брату нужно ответить, он неуверенно выдал, что просто думает, что там ничего нет. Он не убедил никого, даже себя.       — Да что ты? — возмущение Дина легло складками на его лоб. — Прочитать, а не просто думать, ты не пробовал?       Отвечать младший Винчестер не собирался, да и что тут, собственно, сказать? Что он дурак, вроде и так понятно. Разрушив ровную башенку книг и притянув к себе верхнюю в красивом синем переплете, который ему что-то отчаянно напоминал, он уставился на обложку. Мягкий глубокий синий цвет, будто сдобренный морской пеной приковал взгляд — выцветшие позолоченные буквы говорили о том, что внутри множество легенд греческой мифологии. «Что ж, вполне может быть, что там что-нибудь есть».       Но не успел он открыть первую страницу, как тут же раздался умиротворенный голос Люцифера:       — Если тебе интересно мое скромное мнение, то я бы взял ту, что с приписочкой «древне», — он говорил это тихо, прикрыв рот с одной стороны ладонью, будто по секрету.       Раздражение заскрипело у него в пальцах, которыми Сэм держал книгу, это был просто какой-то зуд ненависти под ногтями. Хотелось… Он не знал, чего именно ему хотелось, но точно чего-то кровавого. Люцифер же выглядел как обычно излишне спокойным, будто та самая морская пена на ровном гребне морской волны. Он легко поймал взгляд Винчестера и указал пальцем в гору сваленных книг. Сэм отчаянно пытался сопротивляться и не переводить взгляд, следуя этому глупому пальцу. Он не будет думать, на какую книгу он показывает. Не будет. Дудки!       — Я про книгу цвета блеклой осени, — скучающе произнес архангел, уже зная, что победил.       Сэму хотелось рассмеяться. Блеклой осени? Где он таких эпитетов только понабрался. Но чертыхнувшись, Винчестер должен был признать, что определение дьявола подходило как нельзя лучше, он сразу понял, о какой книге идет речь. Что-что, а цвет осени — это в яблочко.       — Конечно в яблочко, Сэмми, я ведь изрекаюсь твоими мыслями.       Борьба Сэма со своей яростью была не долгой, он знал, что никогда бы в здравом уме не употребил такое сравнение. Слишком художественное, вырванное из другой реальности, из жизни какого-то бесконечного романтика, быть может. Это звучало излишне нежно и непомерно прозаично. Нет. Однозначно нет, таких высказываний в его грубой работе, которая незаметно стала его всем, быть не может. Так что это были отнюдь не его мысли, он был в этом более чем уверен. Он повторил это себе ещё пару раз, чтобы убедиться (или убедить) окончательно.       Подумав ещё одно короткое мгновение, он все же поменял книгу, справедливо рассудив, что нет особой разницы, более того, начать с Древнегреческой мифологии будет даже логичнее. В итоге, на его коленях лежал увесистый, сильно затертый древний фолиант, заимствованный из местной библиотеки. Он имел еле заметный, очень тонкий аромат старости с нотками пыли или… праха? Что-то отдаленно похожее он чувствовал, когда рядом с ним была Смерть. Запах, схожий с вечностью. Но от Смерти, конечно, вечностью разило в разы сильнее, Сэм чуть усмехнулся своим мыслям.       — VI глава, я думаю.       — Умолкни, — сквозь стиснутые зубы прошипел младший Винчестер.       Только отвлекся на что-то… отвлекающее, как тут же его выдернули. Конечно. Он со старательно скрытым злорадством открыл I главу, ему даже захотелось тихо и примерзко захихикать. Затушить в себе это желание оказалось легко, а вот чувствовать себя глупо после этого пришлось ещё долго. Будто он двенадцатилетка! А все просто потому, что слушать дьявола во всем было уже слишком. Слишком отвратительно и невыносимо, даже если это и, правда, всего лишь часть твоего подсознания. Стоп. Сэм грубо отдернул себя. Душа внутри него кричала, что это мерзкое отродье не может быть его частью. Сама мысль о том, что это возможно, вызывала целый табун мурашек вдоль позвоночника. Мурашек самого чистого ужаса. Никаких «а может» быть не может!       Читая через строчку, Сэм очень скоро убедился, что ничего существенного в первых двух главах нет, червячок здравого (а может быть как раз наоборот) смысла говорил, что начать с VI главы было бы логичнее, хотя бы для того, чтобы сразу доказать иллюзии, что она не права. Начав изучать III главу, Сэм чувствовал, что мурашки переместились в желудок; странное волнительное ощущение накатывало из самых недр души. Из темных недр, в которых жил мрак странного чувства, охарактеризовать которое Винчестер просто не мог — ни физически, ни морально. Оно было просто… темное. И другие определения, наверное, были излишни.        Винчестер знал, что это чувство тащилось за ним с самой Клетки, и что оно как-то связано с Люцифером, но думать об этом было мучительно. Потому что эта догадка — лишь дым, но где-то дальше обязательно был костер, который не хотелось находить.       III глава медленно, но верно подходила к своему концу, а ничего подходящего все также ещё не было видно на горизонте его с Дином охоты. Шальная мысль, словно пуля, пронеслась в его голове. «Может все же да?» Сэм бросил один колкий взгляд на Люцифера — он уже перестал делать себе иллюзорный маникюр и теперь листал не то журнал, не то какое-то странное собрание заметок. В общем, Сэм просто убедился, что архангелу не до него, и предельно осторожно, боясь быть застуканным, страничка за страничкой перелистал на VI главу. Пожалуй, он начал чувствовать себя еще хуже. Хуже, чем глупая двенадцатилетняя девочка. Теперь он был не просто дураком, он был сверхдураком, злящимся на самого себя, а еще он боялся, что его застукает галлюцинация. Дикая и нелепая ситуация, впрочем, черт с ним!       Секунды, тем временем, складывались в минуты, а ситуация набирала всё более нелепейшие обороты. Злость тихо-мирно сговаривалась с негодованием и проступала какой-то очевидно нелицеприятной гримасой на лице у младшего Винчестера, ибо Дин почти сразу же спросил, нашел ли он что-то подходящее.       — А, да-а, кажется это… может быть оно. Тут говорится о неких Харитах, они богини веселья и радости жизни, олицетворение изящества и привлекательности. Соответствуют римским грациям. Возможно, что кто-то их призвал, и они так… развлекаются? — Сэм не был уверен до конца и скорее хотел, чтобы эта информация не подтвердилась, чтобы что угодно, кроме этого.       Дин же был настроен весьма оптимистично и бодро протянул руку за книгой, чтобы, очевидно, убедиться во всем лично. Сэм беспрекословно подчинился и передал рукопись, открытую на злополучной VI главе. Краем глаза он уловил какое-то движение и тут же повернулся вправо, где несколькими мгновениями раньше лежал Люцифер. Теперь кровать была пуста. Винчестер не особо удивился, но облегчительный выдох все же сделал, который уже через секунду костью встал у него в горле. Люцифер стоял в узком проходе, между кроватями братьев, и с самым непричастны видом медленно крутил в руке нож.       — Я заскучал, Сэм, давай поразвлекаемся?       Всегда, когда Сэм смотрел ему в глаза, — особенно если они были близко — внутри образовывалась пустота, огромная воронка, которая всасывала всё — чувства, мысли и внутренние органы, срыгивая только звенящий трепет и панику. Яркие вспышки — импульсы — беспорядочные обрывки воспоминаний их разговоров начинали вспыхивать в сознании, затмевая реальность. Доли секунды, а липкий страх уже начинал окутывать его тело, ведь может быть, на какие-то сотые, тысячные процента он и правда до смерти боялся того, что всё это — лишь игра, что он до сих пор находится в Клетке. От этой мысли не получалось отмахнуться, к ней невозможно было привыкнуть. Иногда ему казалось, что падший не хило так подпитывается его эмоциями, именно из-за них не оставляет его в покое, но подчинить себе страх никак не получалось.       — Сэмми, ты уснул, что ли?! — почти прокричал Дин, выразительно поднимая брови.       — Да, Сэмми, — поддакнул архангел, в точности копирую выражение лица старшего Винчестера, — не спи, а то всё веселье пропустишь. Мы же не хотим, чтобы ты тоже начал скучать?       Он чуть ухмыльнулся и неспешно присел на корточки перед Дином, почти любовно проведя сверкающим лезвием по его щеке. Сэм дернулся, понимая, что ничего изменить не в силах, продолжая лишь убеждать себя, что всё это не настоящее. Он переводил беспомощно извиняющийся взгляд со своего брата на ненавистного ему архангела.       — Чу-ува-ак! — протянул Дин, в очередной попытке привлечь к себе внимание.       «Просто не обращай внимания, сохраняй хладнокровие и помни — он существует только в твоей голове, ничего сделать он не в силах».       Усилием воли Сэм заставил себя оторвать взгляд от нахального и вусмерть когда-то пропитого лица Люцифера и, не выдавая волнения, посмотреть на своего брата. Тот, в свою очередь, увидев, что внимание направленно всецело на него, начал вещать свое мнение по поводу найденного материала. К разочарованию младшего он был убежден, что эти Древнегреческие богини подходят, и уже достал телефон, чтоб сверить информацию с Бобби. Всё это время Сэм упрямо молчал, он опасался, что его голос будет, как у плаксивой девочки-подростка. Падший архангел зацокал языком, выказывая своё неодобрение, он недобро сощурился и с силой надавил на небритую щеку Дина. Тот уже во всю вел беседу с Бобби. Все в комнате были заняты определенным делом: кто-то работал над проблемой, получая совет за советом по телефону, кто-то развлекался в своей обычной извращенной манере, и только Сэм сидел как на иголках, не зная, что предпринять. Тонкая струйка крови сорвалась с подбородка, размывая старинные надписи в книге. Гнев медленно приближался к опасной отметке «максимум».       «Вдох-выдох, помнишь?»       — Да, Сэм, ты помнишь? — падший сделал притворно милое выражение лица. — Мы с тобой в одной лодке, мы с тобой единое целое. Я уже давно властвую в твоей дурной черепной коробке, — он постукал по своему виску для пущего эффекта. — И тебе никуда не деться.       — Заткнись, нахрен!       Сдержать гнев у Винчестера как всегда не получилось, на что Дьявол тут же сообщил, напомнив ему, что он легко внушаем и еще легче поддается провокации. Он находил ситуацию более чем веселой. Он знал, что у его сосуда разгон короткий, что он вспыхивает подобно спичке, политой керосином. Архангел хрипло рассмеялся, рассматривая злое лицо Сэма, и устало поднялся на ноги.       Бобби громко и взволнованно поинтересовался, всё ли нормально у этого «двухметрового балбеса».       Люцифер вперил свои спокойные голубые глаза в Сэма, выглядя при этом поразительно серьезно, почти что неестественно.       — Сэ-эм, — осторожно начал Дин, вешая трубку. Он предугадывал бурю, но, к сожалению, уже был не в силах её остановить.       — Всё в порядке, слышишь?! Всё под контролем!       Тишина, воцарившаяся в номере, была оглушающе громкой. С одной кровати исходили волны обжигающей ярости, они наталкивались одна на другую, создавая оглушительный рокот бушующей стихии. Ярость была направлена на всё, что было в её поле зрения — в первую очередь на саму себя, во вторую на Сатану, в третью на Дина, который как обычно не улавливал момент, когда нужно просто заткнуться, а ещё, кажется, на самого Бога, просто потому что он явный козел. На другой кровати была одна вскипающая задница, не желающая оставлять брата один на один со своими демонами. Чувство вины и отчаянное желание понять и прочувствовать смешивались, заполняя каждый угол гудящей вибрацией, тонной микро вулканов, готовых взорваться. Эмоции, безнадежно метавшиеся в затхлом пространстве, свирепо наскакивали на стену холодной усмешки, неумолимо проигрывая.       Кто-то мог утверждать, что Сатана, точно пылающий кострище с самого дна Ада — необузданный и дикий, яркий и горящий, как звезда… как тысячи или миллиарды звезд Вселенной. Но не Сэм. Сэм был уверен, что архангел — арктическая пустыня.       — Под контро-олем, — просмаковала пустыня, перекатывая слова Винчестера на языке.       — Что ты знаешь о контроле, Сэм? Ты ничего не в силах проконтролировать в этом мире, потому что это всё, — Сатана обвел взглядом комнату, подразумевая, правда, гораздо больше, — моё.       — Нет.       Одно слово разбивает пространство на осколки. Беспокойство за брата в момент достигает пика, Дин снова предпринял слабую попытку образумить своего привычно спятившего младшего брата и в очередной раз был жестко послан куда подальше. Ведь всё абсолютно точно было под контролем!       Люцифер вальяжно вернулся на полюбившуюся ему кровать ближе к Сэму, закинув ногу на ногу и сложив поверх них сцепленные в замок руки. Выглядел он точно Гермиона в кабинете у директора — важность момента завитала в воздухе. Сэм сделал рывок в противоположную сторону, цепляясь за обрывки дистанции.       — Решил поспорить. Понимаю. В конце концов, кто из нас хоть раз в жизни не вел споры сам с собой? — Сатана пожал плечами. — Это нормально, Сэмми, ведь все так делают. Или ты всерьез думаешь, что ты тут хозяин ситуации?       Галлюцинация Сэма обманчиво мягко засмеялась, посмотрев на Сэма с жалостью и сочувствием, как на больного ребенка, коим он того и считал.       — Я в тебе, Сэ-эм, прими это наконец. В твоем, как вы говорите, грейпфруте. Я намертво в тебя въелся, и ты не в силах выгнать меня.       Сэм смотрел на Люцифера, как загнанное в угол животное, пытаясь понять, как иллюзия может быть настолько сильна. И что, черт возьми, с ним не так, раз он не может его победить?       — О! — падший слабо закивал головой. — Я тебе сейчас объясню, ведь всё пре-едельно просто. Ты лгун, ты сейчас нагло сидишь и врешь самому себе, потому что ты не хочешь. Ты не хочешь меня побеждать.       Сэм нахмурился, чувствуя, что ярость наконец полностью подчиняется ему. Или она просто-напросто тухнет под напором Арктики по правую руку? Он не хотел заниматься самоанализом, пожалуй, больше никогда в жизни… Не хотел ничего понимать и ничего объяснять брату, который потом точно выпотрошит его заживо. Не хотел чуть больше, чем бешено, но все же выдавил из себя вопрос:       — Что ты имеешь в виду?       Люцифер опять улыбнулся, заставляя Сэма внутренне напрячься — такие псевдо-добрые, прохладные улыбки не приводят обычно ни к чему хорошему. И он был прав. Архангел решительно приблизился, чудовищно быстро сокращая расстояние между ними, вынуждая Сэма на долю секунды задохнуться воздухом.       — Ты не хочешь, — с расстановкой начал Дьявол, ловя каждую эмоцию на лице своего сосуда, — чтобы я исчезал.       От такого пояснения Винчестер захлебнулся собственным возмущением:       — Да ты спятил!       — Не-е-ет, спятил тут ты. Но знаешь, я тебя не виню. Просто я, — он поднял бровь, — заставляю чувствовать тебя особенным.       — Ты заставляешь чувствовать меня конченым психом, и это максимум, — быстро оспорил его Сэм.       Люцифер снова нацепил на себя маску показной веселости. Беззаботная мина сделала кирпич на грудине Винчестера чуточку легче. Стоит отдать Сатане должное, ибо его строгий, солидный вид пугал Сэма чуть больше, чем просто до чертиков.       — Пусть так, — легко согласился архангел, — особенным психом, но суть-то не в этом, а в том, что тебе жизненно необходима какая-то тайна. Ты чертовски любишь недомолвки, а ещё сложно выносишь чувство полного одиночества, когда приходит понимание — у тебя никого нет. Помнишь его? Тогда, когда Дин застрял у нас внизу. Ты пытался жить, но одиночество быстро задушило тебя, поймало в капкан. Поэтому ты меня как бы отталкиваешь, но все равно держишь. Почти незаметно, неуловимо. Никто не заметит эту тонкую ниточку, кроме меня, конечно, ведь я нахожусь в твоей голове. Я твоя неотъемлемая часть. И не надо клеймить априори клеймом подлеца, ведь ангелы не врут.       Он помолчал с полминуты, наслаждаясь гримасой ужаса на лице Сэма, а потом добавил:       — Это так волнительно — ощущать себя спятившим окончательно, да, Сэмми?       Винчестеру казалось, что он весь покрывается хрустящей корочкой чистого арктического льда, что прямо сейчас кровать ускользает, и он полетит прямиком в Ад. Дин опять начал что-то тревожно вещать, но Сэм был не в состоянии слышать его. Весь его мир сузился до этих горящих лютым холодом голубых глаз, он мог думать только о том, что всё это ложь, что ангелы, в особенности падшие, конечно же могут врать. Это была самая наглая ложь, которую ему только доводилось слышать. Его галлюцинация никак — просто никаким херовым образом — не могла знать его лучше, чем он сам знал себя. Это было за гранью его понимая, это было невозможно.       Люцифер с силой надавил на его сердце. Винчестер почувствовал стужу, стремительно проникающую через слои одежды, ощутил, как молекулы холода проникают через тонкие стенки капилляров глубоко внутрь — к самому важному органу.       — В самой заднице своей слабой душонки ты знаешь, что это правда, просто боишься в этом признаться.       Лопатки Сэма впечатались в деревянную спинку кровати, заставив ту жалобно скрипнуть. Корка льда с треском осыпалась пеплом, проникающим под кожу с зудящим чувством хладной ненависти. В ту же секунду с него будто сняли стакан, его выдернуло из вакуума, в котором он был заперт, ему открыли доступ к мятному, дурманящему кислороду. Люциферовский мираж растаял с легкой дымкой обреченного одиночества. На его место тут же пришло обеспокоенное лицо старшего брата.       После этого вечера начался какой-то кардинально другой отсчет времени. Сэм не пытался анализировать свои мысли и тем более — упаси Боже — свои чувства. Он старался свободно отдаваться течению жизни, отдаваться работе без остатка, не волновать брата и звонить Бобби, повторяя, словно мантру, что он в полном порядке. Ведь после исчезновения Люцифера всё и, правда, пришло в норму, он победил (ведь это была победа, да?). И ему было наплевать, что каждый раз, когда он зарывался в грубые мотельные простыни, когда его глаза смыкались, под его веками упрямо из ночи в ночь плясало одно и то же лицо, с застывшим выражением поздней осени. С невыносимо холодной, дождливой усмешкой и глазами, в которых рябью проскальзывали странные мутные лужи мыслей. Он ненавидел осень настолько, насколько вообще можно что-то ненавидеть. И ему было наплевать, что Люцифер считал себя правым.