Яблочки

Яблочко Петенька был совсем маленьким. Он едва родился из белого роскошного цветка, едва сумел завязаться. Он еще помнил, как при рождении на нем задержался нежный широкий лепесток. А потом его снесло ветром, и он улетел за соседский забор. Год был трудным, дождливым и холодным. Рядом с Петей скрючился пустой увядший цветок. Петя волновался: скорей бы этого неудачника снесло ветром. Ему не нравилось, когда рядом случалось что-то нехорошее, пусть и не имеющее отношения непосредственно к нему. С другого боку на ветке теснились тройняшки Лида, Лиза и Лаврентий. Они еще не знали, как в скором времени им станет тесно и как они будут стараться выпихнуть друг друга на землю. Сейчас они тихонько хихикали – так тихонько, что проходившая мимо и выслеживающая крота кошка даже ухом в сторону дерева не повела. Пошел дождь – первый в жизни Петеньки и его собратьев. Крупные капли тяжело ударили о плод, он крепче вцепился плодоножкой в ветку – а ну как упадет? Мимо как раз пролетело такое же яблочко – крошечное, едва завязавшееся, откуда-то совсем с верхних веток. Оно гулко шлепнулось в грязь, разбрызгав мелкие комочки мокрой земли. Кажется, он даже не успел пискнуть – так, оторвался и не почувствовал. Петя подумал, что это, должно быть, хорошо – не чувствовать больше, как рвет ветром твою плодоножку – и еще крепче впился в родное дерево. Дождь кончился. Медленно-медленно, почти незаметно Петя стал наливаться: дождевая вода, пройдя по толстому, старому стволу, растеклась по ветвям, по листьям, по сучкам... И главное – по яблочкам. Привычным усилием старое дерево перевело потоки от листвы к плодам – таким крошечным, но многообещающим. От ветки влага скользила по плодоножке внутрь Пети, в семена, в плоть и кожицу. Клетки раздувались, расходились, делились и множились. Из одной крохотной клеточки в один момент вырастало несколько сотен. Пете казалось, что он растет только из-за воды. Лида сказала, что так он станет тем, что называется «вода». Петя не понял: вода станет водой? «Так говорят, – пояснил Лаврентий, самый рассудительный из тройняшек, – это значит, что у тебя не будет вкуса». Петя заволновался. Он уже четко усвоил (даже сам не понял, откуда): главное для любого фрукта – вкус. Он в панике попробовал отключить влажные потоки, отгородиться от них, не забирать их у дерева. «Совсем дурак, – усмехнулся сверху сучок Василич, – с водой к тебе минеральные вещества идут. Как раз то, что нужно для вкуса». «Но ведь вода?..» – расстроился Петя. «Воды много не бывает. Пей, пока дают». Василич был многоопытным сучком: на нем вырос не один десяток яблок. Сколько с него падало, сколько вызревало и срывалось крепкой рукой садовника... А скольких он проводил раньше времени: еще зеленых, воровато сорванных детскими ручонками. Когда-то он был веткой, но однажды зимой… Да, Василич неоднократно рассказывал этот ужас: сначала настала обычная осень, затяжные дожди шли без остановки, дул промозглый, ледяной ветер… А потом пошел первый снег. Ни Петенька, ни тройняшки, ни вообще кто-либо на яблоне не знали, что такое «снег», но очень его боялись. Снег шел и шел, дни и ночи, неделя за неделей… Ударил мороз. На этой фразе Петенька всегда представлял, что на него сверху падает толстяк Остап – он был самым крупным на яблоне и висел выше всех, как раз над Петей. И тогда… На этой фразе Василич замирал, как будто щупал корой воздух. А затем продолжал: сначала он перестал чувствовать холод. Такое оцепенение иногда бывает, ничего страшного – успокаивал он себя. И засыпал, и зимовал дальше. А весной на нем не было почек. И его обрезали. Петенька дрожал от ужасов, рассказанных Василичем, и жадно пил воду. Подросшие тройняшки рядышком терлись друг о друга боками и слегка поскрипывали. Лиза была самой большой. Она выпихивала брата и сестру, требуя, чтобы они немедленно куда-нибудь делись. Крошечка Лаврентий пыхтел и упирался, а Лида катала истерики едва ли не ежечасно. Горячее летнее солнце было безжалостно к листве. С минимумом влаги они изнывали от жары, теряли хлорофилл, желтели и сохли без времени. Один из листов упал прямо на Петю. Яблочко поежилось. Сухой край легонько оцарапал кожицу. Петенька запаниковал: вот, сейчас он будет с испорченной кожицей… Он пропадет, он упадет, его соберут и выбросят!.. Подул ветер и унес за собой лист. Петя качнулся с облегчением. Он мечтал о судьбе настоящего яблока. Он мечтал вызреть, стать крупным, наливным, без единого повреждения. И быть сорванным заботливой рукой садовника. Однажды пожилой дедушка – хозяин сада – обходил свои владения и любовался на зреющие яблоки. К парочке он прикоснулся, словно приласкал свои детища: ведь это он растил яблоню, он ее удобрял и опрыскивал. А теперь он ждал, когда яблочки подрастут и он соберет их в большую плетеную корзину. Петя видел эту корзину издали: вот там будет лежать он после того, как оторвется от ветки и перестанет ощущать этот мир. Наверно, прутья в ней – такие желтые, солнечные – нежны и мягки, так же, как и рука садовника, о которой ему рассказали нижние соседи-яблочки. Петя вырос и незаметно опустился почти к самой крыши пристройки. До удара о металл не хватало совсем чуть-чуть: то ли ветра, то ли тяжести. Если бы у него были руки, он вцепился бы ими в ветку, оборвал бы все близлежащие листочки – лишь бы не касаться этого раскаленного на солнце металла. Тройняшки были чуть выше и лишь сочувственно покачивались. Небо потемнело. Крупные капли бухали по крыше, отскакивали и брызгали на кожицу Пети. Он уже не боялся этих капель. Окрепший, молодой, он с наслаждением умывался ими. Кто-то рассказывал ему, что внизу, у самой земли, растут клубнички. Вот им очень плохо во время дождя: капли отскакивают вместе с грязью и пачкают ярко-красные нежные бока. А яблокам было гораздо лучше, несмотря даже на пыль на крыше. Внезапно немного правее Пети раздался глухой резкий удар. Крыша вздрогнула, лужицы на ней разошлись рябью. Второй удар, третий, четвертый… Ледяные горошины зачастили по металлу и по яблокам, которые колыхались, пытаясь укрыться. Кто-то ловко поднырнул под лист или ветку, кто-то перестарался, оторвался и очутился на земле… Петя поймал одну горошину. Холодный шарик с размаху влетел в его бок, порвал кожицу. Она разошлась под ним мелкими трещинками, а сама градина скатилась по боку яблока, прочерчивая тающий прохладный след. Петя поежился от боли и тревожно замер. Уж лучше быть просто битым, чем свалиться без чувств. Град и дождь прекратились одновременно. Яблоня встряхнулась, осыпая листву и несчастные яблочки. Вся земля внизу оказалась усыпана светло-желтыми, почти белыми плодами. Петя в который раз постарался укрепиться на ветке и с ужасом заметил, что его черенок потемнел и подсох. Он тревожно качнулся, проверяя его крепость, и едва не слетел с ветки. Тройняшки рядом заверещали, затрындели и заявили, что у Лизы и Лиды черенки тоже темные. Лаврентий фыркнул: он все еще держался на зеленом. Василич усмехнулся: скоро, скоро соберут малышей. И опять будет тишина, до следующего урожая. Крыша вздрогнула под шагами: возле ветки внезапно оказались тонкие детские ноги. Ну конечно, не старику-садовнику же лазить по верхам. Вот и посылает внучков. «Ох, какой жуткий грубиян был в прошлом году!» – сказал Василич. Яблоки с опаской отодвинулись к краю крыши. Маленькая ручка потянулась к тройняшкам. Чуть приподняла их, покрутила… Почти оторвала черенок Лиды. Вторая рука потянулась ближе к ветке и оборвала маленькую веточку, на которой уместились три яблока и пара листочков. Петя успел подумать, что тройняшки очень красивы. А затем он ощутил тепло человеческой руки. Всего на мгновение. Короткая острая боль в черенке оборвала его мысль.