Magnes

Каждый ебаный раз, когда ты пытаешься это сделать, твое сердце ускоряет бег, в голове каша, а голос дрожит. Еще и коленки иногда трясутся. Как будто ты пытаешься признаться в любви, а не обозначить родственную связь с человеком. Ку-ку! Я здесь, и я твой сын, слышишь?! - Я твой... - начинаешь ты, и Эрик смотрит на тебя с печалью во взгляде. - Я здесь ради семьи, - выдавливаешь ты. В другой раз. Да, конечно, потом ты обязательно ему скажешь. *** Ты смотришь на то, как твой отец помогает восстановить разрушенную школу профессора Ксавьера, как он улыбается, с легкостью передвигая куски кровли. Тебе нравится, когда он улыбается - тебя каждый раз переполняет нежность. Обрести папашу после стольких лет - очень странно. Он никогда не играл с тобой в детстве, никогда не читал тебе сказку, и вы, наверное, никогда не сможете восполнить этот пробел. Только вот он еще не знает, что он твой отец. Ты обещаешь себе, что расскажешь ему в следующий раз. *** Ты натыкаешься на Эрика в коридоре и выясняешь, что он остается в школе. Ты спрашиваешь, почему - он усмехается и переводит тему. Ваш разговор какой-то неловкий, и ты вновь откладываешь до более подходящего случая мысль, которая бьется в твоей голове постоянно. Тебе нужно поймать его наедине, да, точно. Будет неловко, если ты заявишь об этом при других учениках. Про себя ты думаешь, что не сможешь звать его "папой". Ты просто не можешь представить себе этого. Наверное, будешь звать по имени. *** Наконец, удача тебе улыбается. Ты заходишь в кабинет и видишь там Эрика. Одного. Он ищет на полке какую-то книгу. - Хэй! - обращаешь ты внимание на себя. Эрик поворачивается к тебе. - Привет. Ура. Осталось подвести к главной теме. А главная тема этого выпуска - "Я твой блудный сын!" Однако ты вновь замираешь в нерешительности. Черт, такого даже с девчонками не было. Ну же, Ртуть, не будь тряпкой. - Я должен кое-что тебе сказать. - Ну так говори, - добродушно отвечает Эрик. Видимо, он в хорошем настроении. Ты открываешь рот и... не можешь сказать ни слова. Ты просто ступоришься. Господи, три слова, и ты молчишь! Эрик выжидает несколько минут, потом усмехается. - Не думаешь, что я слишком стар для тебя, сынок? - Что?! Нет! Не думаю! Я... Я не об этом! - возмущаешься ты, а сам готов верещать от того, как он к тебе обратился. - Значит, не думаешь? - подкалывает тебя Эрик. Ты и так был смущен, а сейчас ты, наверное, вообще краснеешь. Как он вообще мог об этом подумать? Надо сказать уже и покончить с этим балаганом. Но ты не можешь. Сейчас - уже точно нет. Эрик подходит ближе и заглядывает тебе в глаза. Ты поднимаешь голову, натыкаешься на его взгляд - серо-голубой, спокойный. - Ты очень сильно напоминаешь мне кого-то, - говорит он, проводит пальцами по твоей щеке, берет ими же за подбородок. Конечно, блядь напоминаю, я же твой отпрыск! - думаешь ты и мотаешь головой, вырываясь из хватки холодных пальцев. Тебе хочется сказать, чтобы он прекратил так шутить. Это до ужаса неловко. А еще у тебя опять разогналось сердце. - Знаешь, Ртуть, - смакуя твою кличку тихо произносит он. - А я ведь повелеваю металлом. Это становится последней каплей. - К черту! К черту иди! - зло говоришь ты и убегаешь. Слишком быстро - как ты обычно это делаешь. Наверное, для Эрика это выглядит так, будто ты просто исчез. *** Пусть вы ни разу не виделись до того случая, как ты вытащил его из тюрьмы, но он все еще твой отец. И происходящее кажется тебе дико неправильным. Может, Эрик действительно мог воспринять твою неуверенность так, как воспринял? Ведь он еще не знает... Он улыбается каждый раз, когда видит тебя. И ты понимаешь, что чем дольше ты тянешь, тем сложнее тебе будет произнести это в будущем. Ты думаешь о том, чтобы попросить кого-нибудь другого донести до него, но отметаешь эту идею - ты же не настолько стеснительный придурок. Вы обнимаетесь. Точнее - он обнимает тебя. Очень крепко. И прижимает к стене. И ты не можешь понять, каково тебе в его объятиях - больше тревожно или уютно. Он выше тебя, крепче сложен и определенно сильнее, что, в принципе, неудивительно, и почему ты вообще думаешь об этом? - Эрик, я... - вновь начинаешь ты, а он наклоняется к твоему уху, резко выдыхая. Твои руки упираются в его грудь. Конечно, как всегда. Ты не можешь. Ты не можешь, когда он так делает. Боже, зачем. Почему. Почему его губы на твоей шее. Ты готов кричать. Хотя, если подумать, ты ведь всегда можешь сбежать. Да, ты сбежишь, если это выйдет из-под контроля. Эрик берет тебя за челюсть, привлекая к своему рту. Вы целуетесь, и ты размыкаешь губы, по которым скользит его язык. Ты не помнишь, как дышать. И ты не сбегаешь. *** - Эрик, выслушай меня! - репетируешь ты перед зеркалом в ванной. И морщишься от того, насколько жалким кажешься себе. - Я... - "Твой сын," - додумываешь в уме ты и злобно фыркаешь. Ты не можешь сказать это даже в пустой комнате. Впрочем, учитывая то, что ты все еще находишься в школе для одареннных, далеко не факт, что ты в ванной один. Ты встаешь под душ и рисуешь на покрывшемся испариной кафеле, хотя тебе по факту хватило бы двух секунд, чтобы помыться. Ты пишешь на плитке: "Я твой сын", а затем стираешь надпись. Может, передать ему записку? Но Эрик опять подъебет тебя, сказав, что это любовное письмо. Он будет разочарован, наверное. Ты совсем не против таких отношений. И, похоже, ты правда нравишься Эрику. Единственная проблема в том, что вы, ебаный в рот, родственники! Ты расчесываешь мокрые волосы и заглаживаешь их назад. Тебе идет. Ты просто красавчик. *** В его спальне открыто окно. Ты махом изучаешь его комнату, но не лезешь слишком глубоко в личные вещи. Твое сердце колотится тем сильнее, чем дольше ты сидишь на краю его кровати. Ты, как дебил - как это вообще пришло тебе в голову? - нюхаешь простынь. Твой отец пахнет... пахнет солью. И ветром. Ты думаешь еще немного и подбираешь подходящую ассоциацию: море. Ветер же сам по себе не пахнет, глупый Пьетро! За дверью слышно шаги. Даже если так, Эрик должен знать. Ну, все, - думаешь ты. Либо ты говоришь ему сейчас, либо... Он закрывает дверь. Видит тебя - и поворачивает ключ. - Обещаю не делать тебе очень больно в первый раз, - говорит он, и, прежде чем ты успеваешь спросить, что это значит, он разворачивает тебя спиной к себе, прижимается, пробирается холодными руками под одежду, и ты готов поклясться, что слышал тихое рычание. Ты понимаешь, как мало ему было тебя, когда вы встречались в людных местах школы. Ты понимаешь, что он голоден, а ты - еда, которой он стремится насытиться. Он берет тебя за волосы, и по твоему телу бегут мурашки. Ты чувствуешь внутри себя его пальцы; ты слышишь ледяной голос над своим ухом - он просит не кричать, и тебя накрывает такой волной возбуждения, что ты боишься в ней захлебнуться. Не будь это Эрик - ты бы, наверное, испугался, но он будто бы чувствует, какое обращение тебе нравится. Ты зовешь его по имени, когда он двигается в тебе, когда он прикусывает кожу у тебя на загривке, и ты сбиваешь простынь на идеально заправленной кровати, когда цепляешься за нее, и почти плачешь от того, как тебе хорошо с ним. - У тебя восхитительно гладкая кожа, - произносит он, гладя твое плечо. Вы лежите вдвоем под одеялом, и ты утыкаешься лбом в его грудь. Ты вздрагиваешь, вспоминая важную вещь. - Я же... Он смотрит вопросительно, и ты опускаешься обратно на подушку. - Ничего. Ты не боишься сказать ему - теперь ты просто никогда этого не сделаешь. Теперь ты боишься только, что ему скажет кто-то другой.