***
Настя к бабуле ездить не любила, поскольку та не сходила с ума от её красоты и талантов, а про Гошу и вовсе сказала: — Избаловали ребёнка, смотреть стыдно. Всё восхищаетесь, а он скоро вам на головы срать будет. А Гере у бабули хорошо. Не орут телевизоры, не бренчит осточертевшее Настино пианино и не закатывается в ежеминутных рыданиях Гошка. Тихо и спокойно. Бабуля готовила для Геры его обожаемую запеканку и пекла сладкие пирожки. Никто не приставал и не лез к нему.***
Бабушка жила в старом доме с вечно сломанным лифтом и выкрученной лампочкой в подъезде. Откуда-то сверху звучала музыка и раздавался пьяный смех. Герман по привычке нажал кнопку вызова лифта, усмехнулся и поплёлся пешком. На третьем этаже, прямо на ступеньках, расположилась развесёлая компания приматов, по ошибке называемых людьми. Ржали, пили пиво и грызли семечки, сплёвывая на пол. Подобных человекообразных Гера всегда побаивался, поэтому тихо и вежливо сказал: — Ребята, можно пройти? На него глянули презрительно и продолжали гоготать. Кое-как, по стеночке, прижимая тяжёлую сумку к себе и почти не дыша, он протиснулся мимо и вздохнул с облегчением. Бабуля не открывала долго. Гера занервничал, но дверь наконец распахнулась. — Ба, а я уже испугался. — Чего, глупый? Думал, померла? Не дождётесь. А хожу медленно, так на то я и старуха. Это чего там за крики? Опять эти сволочи гадить пришли? Гера пожал плечами. — Ты заходи, Герочка, я сейчас… Он зашёл в крохотную прихожую и прислушался. Что-то сказала бабуля, следом раздался взрыв смеха, а ещё через минуту бабушка, поджав губы, вошла в квартиру. — Полицию, может? — робко предложил внук. — У меня тут своя полиция. Ты сумки-то ставь и раздевайся, я мигом. Переваливаясь и охая, она прошла на кухню. И пока Герка разувался и вешал куртку, погремела чем-то на кухне и вышла в прихожую, неся в руках здоровенную миску супа. Герман застыл: — Это кому? Бабуля подмигнула и вышла в коридор. Заинтересованный Гера, сунув ноги в тапки, выпрыгнул следом. А когда распахнулась соседская дверь, в которую названивала бабушка, сиганул назад метра на полтора. В дверях стоял ещё один человекообразный. Но если на лестнице сидели обезьяны, то перед ним сейчас стоял медведь. Настоящий здоровенный медведь, или «два на два», как про таких говорят. Груда мускулов, разрисованная живописными татуировками с головы до ног, и заросшая щетиной невыспавшаяся рожа с волосами дыбом. И в одних труселях в горошек. Гера разинул рот, а бабуля, ничуть не испугавшись диковинного зверя, сунула ему в руки миску и, кивнув на лестницу, где пьяный ор становился всё громче, сказала: — Федя, разберись, пожалуйста. Оказывается, и у медведей бывают имена и вполне обычные. Об этом Гера подумал намного позже. А сейчас он шокированно смотрел, как… это… осторожно берёт миску и скрывается в недрах своей квартиры, демонстрируя шикарного чёрного дракона во всю спину. — Ба, а ба? — Погоди, — отмахнулась бабуля. — Сейчас интересное будет. Как это? Боевик, во! Через пару минут Федя вышел из квартиры, одетый в растянутые штаны, и попёр прямо на стоящего перед ним Герку. Тот с перепугу застыл как вкопанный, а «медведь», неторопливо оглядев его, аккуратно взял под мышки, осторожно отставил в сторону и спустился на пролёт ниже. Ржач смолк, послышались звуки затрещин, вскрики, звон бьющихся бутылок и топот. Бабуля захихикала. — Вот спасибо, Федя. Вот человек, я понимаю. Феде на бабулины похвалы было, похоже, насрать. Он ещё раз зыркнул исподлобья на Германа синими глазами, отчего последнему резко захотелось в туалет, и буркнув: — Тарелку потом принесу, — вошёл в квартиру и захлопнул за собой дверь. Гер ошалело смотрел на бабушку, а та только плечами пожала: — Прикормила.***
— Ба, это что? — Не что, а кто. Фёдор это, квартиру здесь купил недавно. Я зашла как-то, уж не помню зачем, а у него из еды одна килька в томате. Тьфу, дрянь! Я ему и ношу поесть иногда, супчика или котлет, а он помогает. То сумки донесёт, то шушеру эту разгонит. Хороший парень, тихий. Да чего же мы стоим-то, — спохватилась бабушка. — Давай руки мой, я тебе приготовила столько всего. Бабуля, весело что-то приговаривая, угощала внука, а у того мысли только о соседе. Такого даже в телевизоре не каждый день увидишь. — А кто он? А откуда? Один живёт? — Сам спроси, — не выдержала бабушка. Гера заткнулся. Через какое-то время Федя принёс тарелку назад. Парень открывать дверь побоялся. Сожрёт ещё! Впрочем, увидеться с соседом ему пришлось на следующий день, когда он возвращался из колледжа. Зайдя в магазин и накупив по списку продуктов, он заскочил ещё и в книжный и счастливый шёл домой, прижимая к груди очередной роман фэнтези. До чего же хорошо жить! Но всё хорошее когда-нибудь кончается и хорошее Герки закончилось у его входной двери. — Ты бабкин внук? Гера резко обернулся и ойкнул, узрев вчерашнее чудовище, про которое успел благополучно забыть. На сей раз при полном параде! В камуфляже и в берцах! Для полного счастья винтовки за плечами не хватало и чёрных полос на роже. Ключи со звоном упали на пол. Гера поднял их и трясущимися руками стал тыкать в замочную скважину. Бугай уходить не собирался, молча стоял и смотрел, и руки у Геры затряслись ещё сильней. Ключи снова упали, и за спиной раздался смешок. Юношу деликатно отодвинули в сторону, и, подняв злосчастную связку, Федя открыл наконец дверь. — Стой, куда? Ты это… чего вечером делаешь? Ничего? Ну так я зайду. — Э-э-э… — В кино со мной пойдёшь. — Ну-у-у… — В восемь жди. И ушёл.***
Вернувшаяся бабуля застала внука сидящим в прихожей на пуфике с вытаращенными глазами. — Меня, что ли, ждёшь? — Да оно меня в кино позвало, — промямлил Герман. — Кто? — Этот… ну тот. — Да кто? Что ты заикаешься? — Сосед, — выпалил Герман и зажмурился. — А чего, иди. У тебя здесь друзей нет, вот и пообщаешься. Сказать, что он реально зассал, Гера постеснялся. Была мысль свалить под каким-нибудь предлогом домой, но предлога он так и не нашёл. Да и перед бабулей стыдно. Так и маялся весь день по квартире, шарахаясь от каждого звука. Сосед пришёл ровно в восемь. Герка в это время уже час как сидел перед будильником и с ужасом смотрел на стрелки. Причём мысль, что можно просто отказать и не пойти, даже не приходила в его пустую голову. Раз велели — надо идти. А если велит такое… такой… От звонка в дверь он подпрыгнул, наверно, на полметра и заметался взглядом по комнате, словно ища, где спрятаться. Гардероб Феди, похоже, разнообразием не отличался, тот же пятнистый прикид, те же жуткие ботинки и ещё косуха на метровых плечах. — Не волнуйся, бабушка, — сказал Фёдор выглянувшей из кухни бабуле. — Доставлю обратно в наилучшем виде. Бабуля улыбнулась бледному как смерть Гере и кивнула. Последний вздохнул и, словно на казнь, поплёлся на выход.***
— Чего у тебя имя такое? Не, ничо, красивое. А волосы сами кудрявятся? Не, нормально, мне нравится. А сколько тебе, восемнадцать? А мне скоро двадцать три. Я с зимы тут, а тебя ни разу не видал. Зато бабка твоя все уши мне тобой прожужжала. Надолго ты к ней? — Не знаю, — прошелестел Гера. — Как получится. За весь вечер это были его единственные слова. Впрочем, Фёдор не слишком требовал от него разговоров, сам спрашивал, сам и отвечал. Какой фильм смотрели, Герман даже не понял. На экране носились и орали люди вперемешку с тварями, а он смотрел и не видел. Зато чувствовал на себе взгляд Феди. Тот добрых полфильма только и делал, что пялился на него. — «Чего уставился? — со страхом думал Гера. — Чего ему надо-то? А вдруг он псих какой или преступник в розыске?» От мысли, что, возможно, он сидит рядом с маньяком-убийцей, Гера подавился попкорном и закашлялся. Федор с улыбкой похлопал его по спине и шепнул: — Страшно, да? Не боись, я читал, этот фильм хорошо кончается. «Как бы мне не кончиться раньше времени», — подумал несчастный Герка, чувствуя, что тяжёлая горячая рука Феди со спины убираться не собирается.***
— Не любишь, значит, ужасы, — констатировал Фёдор, выводя бледного парня из кинозала. — Ну и ладно, в следующий раз на комедию сходим. До дома он так и вёл Германа, положив руку ему на шею и поворачивая в нужных местах, словно куклу. В подъезде, как всегда, темень. Герман споткнулся на ступеньках и полетел бы носом, но тут же почувствовал, как подхватывают сильные руки. А затем его подняли и Герку прижало к могучей, каменно-твёрдой груди. — Не надо, — пискнул Герка. — Здесь сам чёрт ногу сломит, не то что человек. Да мне и не трудно. Сколько ты весишь-то, цыплёнок? Герман в этот момент не только вес, но и фамилию свою забыл. Тело Фёдора казалось железным, и он, будто ребёнок, уместился в огромных ручищах. А медведь этот спокойно и даже не задыхаясь донёс свою ношу до пятого этажа и поставил на ноги. — Хочешь ко мне зайдём, у меня конфеты есть, вкусные. Гера затряс головой, и как заведённый: — Не-не-не-не-не. Фёдор вздохнул, как показалось Герке, с сожалением: — Ну ладно, топай, а то бабка заволнуется.***
Всю ночь Герман не спал, размышляя о странном свидании. Или и не свидании вовсе. Ну захотелось мужику в кино, а одному неохота. А может, и бабушка попросила Федю сводить его в кино, так как у последнего друзей не наблюдалось. А на руках зачем нёс? Да затем, что темно! Расквасил бы Герка нос, а Фёдору потом перед бабулей отвечать. Он же обещал вернуть в целости и сохранности. Вообще-то Герману накачанные парни нравились. На фотографиях. Но в жизни таких здоровенных ему видеть не приходилось. И эти татухи жуткие и манера одеваться. И рожа его зверская. А смотрит так… глазами своими синющими. И чего на него, Герку, так пялиться? Гера совсем запутался, а утром ещё и бабуля масла в огонь подлила: — Хороший Федька парень. И не пьющий, и работящий, а всё один. И почему его до сих пор к рукам не прибрали, ума не приложу. Вот если бы ты, Герочка, был девушкой… Герка подавился чаем. — А что? Был бы девкой, как за каменной стеной с таким-то. Дальше слушать было стыдно. Гера залпом допил чай и, мгновенно собравшись, ускакал в свой колледж.***
Надежды Герки, что Фёдора он больше не увидит, не оправдались. В пятницу вечером, положив половину пирога в отдельное блюдо, бабуля заявила: — Отнеси-ка Федьке, он с яблоками любит. — А может, ты? — умоляюще спросил внук. Бабуля засмеялась: — Да не съест он тебя. Парень топтался у соседской двери минут пять, прежде чем позвонить, и, вздохнув, нажал на звонок. Сосед оказался снова в одних трусах, на этот раз в полосочку. Гера уставился на мускулистую грудь. На одной стороне череп со змеями, на другой не то солнце, не то автомобильная покрышка. Наконец сморгнул и всунул блюдо в руки: — Вот. — В десять, — донеслось ему уже в спину. — Что? — обернулся Герман. — В десять, говорю, зайду. В парк поедем, на аттракционы. — «Всё, писец», — подумал Гера.***
Фёдор пришёл раньше обычного, очевидно, боялся, что его жертва сбежит. Германа вытащили из постели, растрёпанного и ошалевшего. Он только сглатывал, глядя на Фёдора и тянул вниз футболку, прикрывая трусы. Очень хотелось наврать про плохое самочувствие или ещё что-нибудь, но он опять не смог сказать ни слова. Бугай, нагло приперевшийся в его комнатушку и занявший собой добрую её половину, одним взглядом синих глаз лишил Геру дара речи. За завтраком бедолага даже куска проглотить не мог. Во-первых, потому что Федор сидел рядом и по-прежнему гипнотизировал его взглядом, а во-вторых, хотя при слове «карусельки» у любого нормального человека поднимается настроение, Гера же, вспомнив «башню» и «американские горки», на которых сдуру покатался однажды, дёргался с самого вечера. И правильно сделал. «Карусельки» начались у самого подъезда, когда он увидел Федин байк. Это не мотоцикл даже — реально железный монстр. Вот только его любимое «не-не-не-не» на сей раз не прокатило и не успел Гера опомниться, как оказался в шлеме и верхом на чудовище. Всю дорогу он ехал, зажмурившись, и так вцепился в Федину косуху, что костяшки побелели. Если бы не шлем, ещё бы и зубами вцепился. Про то, что было в парке, он потом предпочитал не вспоминать.***
Напрасно Герман думал, что теперь его оставят в покое. Федя явно решил довести его до психушки, и припёрся снова. Не сразу, конечно, целых два дня дал, чтобы в себя прийти, а потом пришёл, будто ничего не случилось, и это не на его куртке оказался Герин завтрак, да ещё на глазах у сотни людей. И повёз его на «Планету динозавров». Как было сказано раньше, Герочка был очень тихим и скромным юношей, поэтому, как только вошёл в зал, услышал дикий рёв и увидел склоняющуюся к нему рожу тираннозавра, визг поднимать не стал, блевать тоже нечем было, и поэтому он просто скромно и тихо сполз в обморок. Потом, дома, он несколько дней не мог нормально спать, гадая о том, что Федя задумает в следующий раз. Он стонал во сне, вертясь с боку на бок, и видел кошмары с соседом в главной роли. Тот то выталкивал его из самолета, то заводил в клетку с тигром, чтоб погладить кису. И нежно махал ручкой вслед.***
Гера, всхлипывая, дочитал последнюю главу и закрыл книгу. Знал бы, не покупал этот роман. Послонявшись по квартире и попереживав, он решил подсластить себе жизнь и сходить за мороженым. Оделся, открыл дверь и… Фёдор ворвался в прихожую и схватил его за плечи: — Кто?! — Что?! — не понял Герман. — Ты плакал, кто тебя обидел? Опять эти вурдалаки на лестнице? Напугали? Ударили? Отняли что-то? Гера осторожно высвободился: — Да никто меня не бил, просто читал, книга грустная. Изумление на лице Фёдора словами не передать. Он топтался перед Геркой и разводил руками: — Ну-у брат! Ты это… ну не плачь, что ли. Может, мы… — Нет! — истерично крикнул юноша. — Я заболел! Голова, да! И зубы… и… ноги тоже! Всё болит и в магазин надо, а потом убираться. — Что же ты больной убираться будешь, давай помогу? Полы могу помыть, я и бабке твоей предлагал. — Нет! И я с тобой больше никуда не пойду, понял? Я к бабуле приехал, а ты! Я из-за тебя… Ты вообще… Да я за всю жизнь столько не боялся. Зачем ты меня таскаешь за собой? — Чего не так-то? — растерялся Фёдор. — Я уж не знаю чего придумать, чтоб тебя развлечь. В кино тебе страшно, на карусельках проблевался, про выставку вообще молчу, перепугал меня до смерти. Как ты вообще развлекаешься? — Книги читаю. — А потом плачешь, да? Ну обалдеть. И что мне за тобой — с носовым платком ходить? — А зачем за мной ходить? — Да нравишься ты мне! — рявкнул Фёдор и Гера испуганно дёрнулся. — Чего тут непонятного? Я уж и так, и эдак. Как надо-то? Ты же не баба, чтоб тебе цветы и игрушки плюшевые дарить. Или серенады под окном орать. Стихи могу почитать, «Крошка сын к отцу пришёл…» — хочешь? Герка вдруг хихикнул и Федя просветлел лицом: — Гляди — смеяться умеет! — Постой, постой! Я нравлюсь? В смысле, как девушка? — Причём здесь девушки? Ты мне нравишься. Я как первый раз увидел… Чёрт! Ну и чего мне теперь делать? Ну хочешь, просто в парк пойдём, типа, уточки там всякие плавают. Белочки ещё. — Ну, я не знаю, — Герман похлопал глазами, но собравшись с духом, выпалил. — Я тебя боюсь, если честно. Теперь хлопал глазами Федор: — Меня? Чем я тебя напугал? — Не знаю. Ты страшный. Одежда твоя и татуировки эти. И мотоцикл этот жуткий. И вообще я не понимаю, зачем я тебе? — Как зачем, просто нравишься и всё. Ты милый и нежный такой, прям цветочек. А вид мой? Чего не так? И вообще, главное содержание, а это просто рисунки. Я же не весь татуированный, руки только, ну спина ещё и на груди немного, фигня! И одежда у меня разная, и джинсы есть, и даже костюм где-то пылится. А байк я продать могу, можно машину взять. Хотя, конечно… нет, тут подумать надо. И потом, я твою фотку уже друзьям показал, на аттракционах тебя щёлкнул, ты, правда, там немного зеленоватый, но всё равно, они обзавидовались, и хотят, чтоб познакомил. — Не-не-не-не-не. — И родителям сказал тоже. — А им зачем? — Ну, а как же, — Федор взял юношу за руку. — Они всё спрашивают, когда уже. Да они у меня хорошие, не бойся. Хочешь, прямо сейчас поедем? — подумал и добавил. — На такси. Гера замялся: — Ну… не знаю. — Не знает он! Чего там знать-то? И вдруг, наклонившись, поцеловал его. Да не поцеловал, просто прижался губами на пару секунд и отстранился. А Герка машинально потянулся следом, чмокнув губами воздух. Фёдор понял, обнял осторожно и поцеловал снова, посасывая то нижнюю, то верхнюю губу, пробуя на вкус. — Ну что, не страшно? — Н-н-нет. — А кстати, бабка когда вернётся? — Не знаю, она к подругам пошла, в лото играть. — Значит, не скоро. Пошли. — Куда? — удивился Гера. — Да я сам, что ты меня на руках, как маленького. А зачем мы к тебе? А зачем ты раздеваешься? А зачем…***
Герман водил пальцем по Фединой спине, обводя чёрного с золотыми глазами дракона. — Красиво. Вблизи совсем по-другому смотрится. Фёдор перевернулся, глядя на него смеющимися глазами. — Ну так, а я о чём! Знаешь, насчёт байка, ты бы подумал всё-таки…