Никто не узнает

Разошлись пути-дороги, И не встретиться уж нам, И ведут устало ноги По глухим чужим тропам… Радио в углу проигрывает песенку за песенкой, пустые, бессмысленные, быстро сменяющие друг друга и не откладывающиеся в памяти. А эта словно застряла, зацепила, казалось, Гермиона слышит этот припев уже раз десятый, если не больше, а песня всё не кончается и не кончается. Разошлись пути-дороги… В руках фотография, снятая Колином Криви на Святочном балу. Виктор Крам, немного сутулый, улыбается и машет рукой, заложив другую за ремень. Другая фотография, где они танцуют, смущаясь близости и впервые ощущая зарождающееся непонятное ещё, тихое и сладкое чувство. Это чувство потом будет греть её длинными холодными ночами в Хогвартсе и врываться свежим ветром в душный смог летнего Лондона… Вот они идут, держась за руки, вдоль озера, ветер развевает ей и без того лохматые волосы, а он смотрит на неё и видит не заучку-четверокурсницу, а девушку, которая со временем расцветёт и станет настоящей красавицей, пусть даже только в его глазах. А вот он у входа в Лабиринт на третьем испытании Турнира Трёх Волшебников, уверенный, собранный, если беспокойство и есть, то оно запрятано где-то глубоко. А это они вместе на улице Парижа, юные, уверенные, что вся жизнь их будет такая же счастливая, как и тот солнечный день… Не будет… Гермиона опускает фотографии, не в силах больше на них смотреть. Упрямо сжимает губы, чтобы не плакать, но по щеке всё равно сползает одинокая слеза, а огонь в камине на мгновение становится расплывчатым. Она магглорождённая, чудом получившая от природы возможность колдовать. А волшебный мир не очень любит магглорождённых, как ни учи их, они другие. Они, детство которых прошло в немагической среде, не могли чувствовать и ощущать магию так, как чувствовали и ощущали её те, кто с рождения рос среди волшебников. Это как ребёнка, с которым никто никогда не занимался, который никогда не знал, что такое учиться, и который жил среди умственно ограниченных людей – и его в одиннадцать лет вдруг послать в школу. Его можно научить читать и писать, но он навсегда останется умственно отсталым, как бы над ним ни бились лучшие учителя и как бы ни работал над собой он сам. Мозг нужно развивать с самого детства, чтобы он приобрёл гибкость. Магию тоже нужно развивать с самого детства. Способности маленького волшебника, выброшенного из магической среды, закостеневают и теряют то чувствование магии, без которого он превращается из творца в робота, способного лишь повторить то, что в него заложено программой. Это было больно понимать, она долго это отрицала, долго пыталась доказать всем, и себе в первую очередь, что она может стать сильнее чистокровного мага. Она не спала ночами за книгами, она до темноты в глазах отрабатывала заклинания, штудировала труды великих магов – и всё для того, чтобы тот же… да хотя бы Драко Малфой лёгким движением палочки, почти без усилий сотворял то, над чем она упорно тренировалась часами. Она могла стать сильнее чистокровных магов, но ценой огромных усилий и только за счёт того, что чистокровные не ценили того, что им было дано от природы, не умели трудиться, забывая о себе, не хотели понимать, какие невероятные возможности скрыты в них. Поистине – что имеем, не ценим… А потом… да, это было самое начало пятого курса. Лето закончилось, и она, Гермиона, возвращается в Хогвартс в твёрдой решимости перерыть всю хогвартскую библиотеку, но найти способы вернуть себе магическую гибкость. И находит. А нужно для этого всего ничего – стать женой чистокровного и родить детей с магическими способностями. Магический брак связывает магические потоки супругов, и если один из супругов магглорождённый, он получает возможность пользоваться аурой своей второй половинки и этим развить свою. Переплетение ауры матери и ребёнка, находящегося в утробе, действует примерно так же. Выйти замуж за чистокровного – какая мелочь… Она долго сомневалась, долго колебалась, плакала от безумного отчаяния, искала другие способы. Другие способы были, но для их реализации нужны были человеческие жертвы, а Гермиона… нет, не была способна на убийство невинных. Оставался только один способ – такой простой… Все чистокровные знали о нём и потому к магглорождённым относились осторожно, и начни Гермиона вдруг проявлять симпатию к кому-нибудь из чистокровных, тот бы сразу заподозрил расчёт. И был бы прав. Реальный выбор у Гермионы был небольшой – Кормак Маклагген, Невилл Лонгботтом и Рон Уизли. Один хуже другого. Кормака она отмела сразу – слишком был ей неприятен. Оставались Невилл и Рон, её приятели, хорошие ребята, но – ни характера, ни ума. Виктор, правда, тоже не был гением, но у него была сила воли, несгибаемость характера и настойчивость в достижении цели. Но Виктор – полукровка. И это – крест на всех её мечтах. Полукровка… По щеке снова катится непрошенная слезинка. Полукровка – как приговор на всю оставшуюся жизнь. Приговор вне зависимости от того, чем она пожертвует: выйдет замуж по любви, но потеряет возможность творить магию, или научится творить магию – значит, нужно жертвовать любовью. Она выбрала магию. И в тот момент, когда она сделала этот выбор, она стала грязнокровкой. Магглорождённая – это волшебница, родившаяся у магглов. Грязнокровка – когда эта волшебница ради возможности владеть магией приносит в жертву дружбу и любовь. В памяти встаёт воспоминание Северуса Снейпа, когда он в запале кричит Лили: «Грязнокровка». Гарри и Рон восприняли это как оскорбление, но Гермиона видела другое. Видела боль и безнадёжность в его глазах. Это было не оскорбление, это была констатация факта. Лили, как и она, Гермиона, принесла любовь и дружбу в жертву магии… Но она, Гермиона, не Лили. Она умеет держать себя в руках и скрывать свои чувства. С пятого курса она аккуратно подвела Виктора к тому, что видит в нём только друга. Слишком больно было бы услышать от него то, что услышала Лили от Снейпа – «грязнокровка». И слишком тяжело было бы причинить ему боль, отвергнув только из-за статуса его крови. Поэтому – пусть думает, что просто не сложилось. Так будет лучше всем. И никто никогда не узнает, что она грязнокровка. Она умеет держать себя в руках, она умеет притворяться, она умеет показывать то, что нужно. Она никогда, ни словом ни жестом не даст заподозрить, что вышла замуж за Рона не по любви. Тем более, что Рон – хороший парень, по крайней мере, она знакома с ним много лет и знает, что он из себя представляет. И он не заслуживает того, чтобы его использовали в корыстных целях. И он никогда не узнает, что его использовали! В огонь камина летит первая фотография. Улыбка Виктора становится печальной, он смотрит прямо ей в глаза, пока пламя не поглощает его. Следующие фотографии Гермиона кидает, отвернув голову, не в силах вынести его грустного взгляда. Никто не заподозрит, что эти снимки были и что-то для неё значили. В руках остаётся одна фотография. Обычная, маггловская, неподвижная. Виктор смотрит с неё, чуть прищурившись, одетый в простой серый свитер, на фоне поленницы с дровами. В руках у него топор, ступни ног привычно загнуты внутрь. Такой родной, такой простой. Такой свой. Полукровка… Может, оставить хотя бы эту фотографию, одну? Спрятать между старых школьных снимков, или вовсе в доме родителей среди старых и ненужных бумаг? И жить и знать, что она есть, и можно на неё посмотреть, когда никто не видит. Она сглатывает комок в горле. Нет, никто ничего не должен узнать. Рука медлит. Кроме этой фотографии у неё ничего больше не осталось от него. Гермиона вглядывается в фотографию, пытаясь навсегда запечатлеть её в своей памяти. Щемит в сердце при виде кота, греющегося на дровах, курицы, копающейся в земле, метлы, притулившейся у стены. Метлы… Виктор – известнейший игрок в квиддич. Рон увлекается квиддичем. Так ведь… Ведь не будет ничего подозрительного в том, что они иногда будут говорить о квиддиче? Всё равно больше говорить с Роном не о чем… Рон же будет иногда рассказывать о чемпионатах? И приносить в дом газеты и журналы о квиддиче? И когда-нибудь там появится фотография Виктора. И ведь не будет ничего подозрительного, если она полистает эту газету? А затем, вместо того, чтобы бросить её в камин, кинет в чулан или отнесёт на чердак вместе со старыми Роновыми книгами. Не в её же вещах будет лежать та газета, а в его. Это Рон по рассеянности её не выкинул, она её не трогала… В огонь уверенно летит последняя фотография. Никто никогда не узнает, что магглорождённая Гермиона Грейнджер стала грязнокровкой. Просто – под влиянием мужа, конечно – она со временем немного начнёт интересоваться квиддичем. Совсем немного. И никто ничего не узнает.