Линии

Он осторожно, едва касаясь, проводит пальцами по шрамам. Вверх по предплечью, огибая плечо, вниз по спине. Мягко касается каждого рубца и отчего-то чувствует ужасную вину за то, чего не совершал. — Что было вместо них? В ответ тишина. Аято никогда ему не рассказывает, только взгляд его темнеет и кажется, что он возвращается далеко в прошлое. Хайсе не понимает, почему так вышло. Почему руки и спина Киришимы все в безобразных шрамах, когда его, Хайсе, руки чисты и постепенно украшаются очередной татуировкой с каждой новой значимой встречей. Точнее, не совсем. Он понимает, почему на его теле шрамы. Такое случается, когда человек, с которым были связаны все эти изображения-воспоминания, умирает. Сасаки не может сообразить, почему ему самому достался тот, у кого уже кто-то был. Это просто невозможно. Но Аято точно что-то знает, только рассказывать не намеревается. — Прости. Мне не следовало вновь поднимать эту тему. Хайсе чувствует вину. За то, что не может подавить своё любопытство. За то, что причиняет тем самым Киришиме боль. За то, что мысленно желает, чтобы того человека никогда не существовало, и Аято не смотрел на него таким взглядом. Он чувствует себя третьим лишним. Будто судьба решила поглумиться над ними, и теперь Киришима вынужден всю жизнь помнить того, кого когда-то полюбил и кого любит до сих пор, а Сасаки приходится быть рядом и понимать, что никогда не сможет этого человека заменить. Каждый остаётся при своём. У Аято — шрамы. У Хайсе — вшитые в кожу узоры, что стали ему проклятьем. Ему хочется, очень хочется, чтобы Киришима отпустил прошлое. Он такой эгоист. Но разве может быть иначе, когда человек, отмеченный тебе судьбой, на самом деле совсем тебя не замечает? Ладонью по спине, будто опасаясь, что прикосновение сможет причинить боль. На спине рубец особенно большой, будто раньше там был какой-то крупный рисунок. Хайсе видит, что Аято пытается, правда пытается сделать вид, будто любит его. Он пытается убедить самого себя в этом — догадывается Сасаки. Но взгляд слишком часто стекленеет, а ночами в бреду от постоянных кошмаров из его уст всегда вырывается совсем другое имя. Хайсе не знает, кем был этот человек. Но очень хочет, чтобы его никогда не существовало. Маленькая чёрная точка с рождения. На внутренней стороне запястья. С момента встречи с человеком, что предначертан самой Судьбой, невидимый художник будто пририсовывает к ней фрагменты общего пазла. Обрывки воспоминаний, самых важных, как правило. Но как может кто-то быть связан не с одним человеком, а с двумя? Книги. Страницы книг, будто разбросанные резким дуновением ветра. Очень странно встретить Аято в первый раз в книжном магазине. Тогда Хайсе это не заботило, но он познакомился с ним поближе, и теперь всё никак не может понять, что Киришима забыл в книжном в тот день. Сасаки не видит его за чтением, но, если дело доходит до обсуждения, неожиданно выясняется, что Аято знаком со многими произведениями. Обычно они достаточно неприятного характера, Хайсе не любит такие. Слишком мрачные. И он пытается копнуть поглубже, но его «избранник» упорно игнорирует любые подходы. И тогда Сасаки приходит к выводу, что они читали книги с тем, другим человеком. Ему почему-то больно. Дым. Обволакивающий дым, скорее даже — пар. Зимний холод и горячий кофе. Хайсе старательно согревает замёрзшие ладони, а Аято задумчиво разглядывает свои руки. Киришима тогда его целует. В первый раз, и сейчас Сасаки понимает, что это вовсе не проявление симпатии. Отчаянный крик в какой-то попытке, неведомой ему. Будто поцелуй должен что-то изменить, но он ничего не меняет. Разве что самому Хайсе неожиданно становится очень жарко и неловко. Шрамы. Киришима вечно прячет руки, и когда Сасаки видит его шрамы впервые, сердце будто падает в бездну. Все зародившиеся чувства тут же больно ударяют в области сердца, и ему упорно кажется, что его предали. Глупое и совершенно неправильное чувство, но Хайсе не может выбросить его из головы. Дрожащие пальцы скользят по неровным линиям, боясь притронуться. Ему действительно страшно. Только представить, что, должно быть, испытал Аято, когда впервые их увидел. Умер ли тот человек на его руках? Стало ли известие о его смерти ужасной неожиданностью? Иногда Сасаки кажется, что и сам Киришима умер вместе с тем человеком. И Хайсе никак не может удержаться. — Кем был тот человек? Аято поворачивает голову и сужает глаза. — Это не твоё дело, — отчеканивает он и снова отворачивается. И создаётся впечатление, что его слова пропитаны ядом, от которого Сасаки долго уже умирает. Температура в комнате, кажется, падает. Хайсе невольно напрягается. Он прекрасно знает, что раз за разом переходит черту. Но только в этих случаях во взгляде Киришимы появляется проблеск настоящих эмоций, до которых всё никак не добраться. Он весь пропитался фальшью, и Сасаки почему-то уверен, что раньше всё было иначе. До. Иногда Хайсе кажется, что лучше бы не существовало его самого.