обитель преклонения

oh wonder – white blood years & years – memo ross copperman – hunger

я смотрю на тебя Тэхён вглядывается в каждый сантиметр его лица и видит будто впервые. Запоминает чистоту и бледность, влюбляясь в то, как солнечный свет играет с гладкой, словно мраморной кожей. Венок вороньих волос горит чернющим пламенем, спадая густой челкой на лоб, закрывая широкие брови. Шрам на острой скуле бросается в глаза, врезается в разум, воспроизводя день, когда между Чонгуком и Тэхёном была самая серьезная ссора. Когда соленые слезы размазывались по лицу, острый язык оставлял раны глубже и больнее ножа, когда битая посуда и последующие пьянки поодиночке. И когда язвительные фразочки в сторону проходящей мимо компании местных опасных парней кажутся единственным разумным решением. А слепые удары отрезвляют отменно, особенно тот, что кулаком с большим перстнем по скуле. Тэхён сильно морщится, позже распахивая глаза шире прежнего. Солнце отображается от всевозможных поверхностей, слепит глаза и жжёт. Чонгук любит солнечные дни – Тэхён ненавидит, но ради брюнета готов признать их лучшими. Чонгук предан теплу, он излучает его всегда (только не сегодня), Тэхён всегда может прижаться в холодные и морозные дни к нему и согреться в родных объятьях (только не теперь). будь моим теплом снова, пожалуйста... Тэхён поднимает глаза на мать, что стоит с каменным лицом, и его губы растягиваются в кривой ухмылке. Она и отчим так и не знают о запрещенной любви двух братьев. О жарких ночах, пробуждениях и особенно о манящих своей высокой вероятностью раскрытия семейных ужинах. Когда Чонгук смотрит на Тэхёна холодно и долго, едва усмехаясь. Сердце второго сжимается, словно пластик от кипятка, потому что за ледяными айсбергами в глазах Чонгука Тэхён видит полыхающее пламя. И будто язычки огня опаляют затылок и шею жаром, от которого глаза смотрят с мольбой и дыхание рваное. А виновник улыбается одним уголком покрасневших от вина губ. Во взгляде чертова буря, война между льдом и пламенем, а Тэхён смотрит как завороженный, не в силах отвернуться или оставить в покое салфетку на коленях, которая уже превратилась в мятую тряпку. Уединение после подобных ужинов всегда острее, чувственнее и горячее настолько, что потные тела скользят с безупречной лёгкостью, нервы оголяются точно так же, как и бешено бьющееся сердце. Чонгук всегда касается его, ощущая удары ладонью, впитывая энергию и самого Тэхёна через кончики пальцев. Пропускает по костям своих рук, направляя к собственному эпицентру разрывающих и пылающих красным пламенем чувств. сейчас я не чувствую тебя, Чонгук Дождливые вечера – время бесконечных прикосновений и волшебства. Чонгук сажает перед собой Тэхёна без майки, открывая обзор на хрупкую спину с карамельной в сумерках грозовых туч кожей, усыпанной маленькими родинками-звездами. Чонгук рисует пальцами свои созвездия, дотрагиваетсяя до самых чувствительных зон, делая акценты на выпирающих лопатках. Позже проводит по скрытым от чужих глаз следам мягкими губами в знак завершения. Он превозносит Тэхёна выше неба и равняет с богом. Уносит за пределы бесконечности, касаясь кожи и говоря фразу: "После дождя во вселенной рождаются новые созвездия, поэтому я рисую их." Тэхён – девственная вселенная, без повреждений и опасностей, с многочисленными галактиками в виде различных частей тела, с нескончаемыми созвездиями в качестве скопления родинок. Тэхён – нечто неизведанное и прекрасное, что от соприкосновения с Чонгуком становится произведением искусства. ...Кто-то из присутствующих говорит долго, голос слышится будто через стену - отдаленно и глухо. Тэхён совершенно не слушает, забывается, теряется в реальности, выстраивая отгорождающий ото всех кокон. Смотрит на Чонгука и, наверное, в тысячный раз поражается его эльфийской красоте. Тэхён любит читать об этих мифических существах и любит младшего с ними сравнивать. Бледная, абсолютно чистая кожа; яркие, горящие бесконечным блеском глаза; оттеняющие черноту розовые губы, всегда нежные и привлекающие внимание. Заставляющие забывать обо всем. И Тэхён до сих пор помнит их исключительный вкус – удивительная сладость и приятная горечь, подобная дорогому красному вину. Шатен всегда прижимался к ним с желанием утопиться, подставлялся под ласки, неважно какие – жестокие или трепетно-чувственные. От любых сгорало всё существо, тлело будто спичка, взрывалось ядерной бомбой, от которой единственная жертва – Тэхён. Брат – как табу, и как единственное спасение. Упоение друг другом, вскрытие запретных печатей, грехопадение и вознесение выше пределов представляемого и придуманного. Выше реальности. Их любовь рушит границы дозволенного, которых не существует. Всё стирается в прозрачную пыль, становясь лишь пустым словом "нельзя", на которое наплевать, потому что Чонгук целует вот здесь, прямо под сердцем. И Тэхён верит в невозможное, отдается в родные руки и прикрывает в страхе глаза, ведь Чонгук, его эльф неземной красоты, снизошедший божок, наклоняет голову набок и смотрит пронзительным, голодным и невыносимо обжигающим взглядом. ...Карканье ворон перебивает поочередную и уже порядком надоевшую речь пришедших. Тэхён слышит своё имя с третьего раза – ему дают слово, право высказаться. Но он молчит. Безучастно оглядывает каждого и возвращается к Чонгуку, чье лицо всё ещё неизменно и беспристрастно. Спокойно и холодно. Тэхён чувствует себя безумцем, чувствует, что каждый сошёл с ума. Мир болен, а воздух пропитан ядом, который пробирается под кожу и страхом заседает в мозгу. Тэхён чувствует себя безумцем, потому что хочет окликнуть Чонгука, чтобы тот снова посмотрел на него. пожалуйста, Чонгук, пожалуйста Один взгляд, и Тэхён не может сделать вдох. Одно прикосновение, и Тэхён чувствует, как сгорает кожа. Один поцелуй, и Тэхён рассыпается миллионами потухших звезд. касание к шее, выдох куда-то в ложбинку между ключицами - маленькая мучительная смерть; движение руки к паху - огненные фейерверки под веками; легкий удар головой от резкого сжатия ягодиц в широких ладонях - хоровод золотистых звездочек как в любимых мультфильмах; трение тел, нетерпеливые и вездесущие пальцы, запретные метки на шее и плечах - падение с небоскреба. Бесконечно медленно и до бесстыдства страстно. Тэхёнов слабый протест и чонгуковское "мне плевать, что мы братья". И грехопадение становится божьей благодатью, очищением и дорогой в рай, что по градусам абсолютный ад, потому что вдвоем до одури жарко и душно; кончики пальцев плавятся, словно горячий воск свечи (именно той, что стоит на письменном столе, как единственный источник света). ...Собравшиеся замолкают, глядя печально и уныло. Глупые и пустые речи наконец закончены, и Тэхён с неким облегчением вздыхает. Мать смотрит с обидой и злобой, потому что тот промолчал на предоставленное ему слово, но сын слал это к черту. Ему совершенно похрен. Никто не хочет слышать эти никчемные фразы, особенно Чонгук. В голове у Тэхёна россыпь волос цвета ночи на подушке; тяжелые вдохи; помешанность видится, словно табачный дым. Жар от соседнего тела контрастирует с прохладой из открытого окна; сплетение родных рук – сжать сильнее; раннее утро затягивает пастельной дымкой рассвета; родителей нет, и будто открывается второе дыхание; неожиданная свобода до боли сжимает сердце. Разум будто внезапно очищается от напрасных надежд, слепых мечт и бездумных желаний, заполняясь до краев страхом за совместное будущее. Зрительный контакт стирает остальное, размазывая, словно недосохшие краски на листе. Холодные слёзы стекают на белоснежные подушки и душат, сжимают горло, от чего тянет прорыдаться в голос. Тэхён шевелит губами, произнося беззвучное Не отпускай А Чонгук жмурится от поглощающего страха и в одно мгновение сжимает старшего в объятьях, зарываясь лицом в мягкие волосы, пахнущие домом. Единственным домом, который он принял. ...В мыслях и воспоминаниях Тэхён прижимается к Чонгуку, утыкается носом в шею и смыкает руки на крепкой спине. Чувствует себя защищенным и чувствует Чонгука. А перед глазами холодный и мертвый младший брат. Крышка гроба хлопает с леденеющей пустотой. И душераздирающий крик Тэхёна разрезает тишину кладбища. кто-то говорит, что любовь кончена, когда ты влюблен в воспоминания с человеком больше, чем в стоящего перед тобой. но как быть, если ты больше никогда не будешь стоять передо мной, а я живу лишь нашими воспоминаниями?