инь и янь

Только ради одного момента, только ради него и стоит терпеть эту низкооплачиваемую работу, где начальство сдирает три шкуры. Одного грёбаного момента в грёбаный день! Во время перерыва, можно чуть выглянуть в круглое окошечко кухни и посмотреть, как на сцене появляется Он. Прекрасный павлин в белых перьях, с белоснежными волосами и глазами алыми, словно кровь. Ооо, Волк всё бы отдал, за то, чтобы эти глаза смотрели только на него. Великолепный и прекрасный Шень, выступал в Гуньмень почти каждый вечер, и к его выступлению, в ресторане собирался аншлаг. Столько людей собиралось в зале за столиками, заказывали дорогую еду, чтобы увидеть его танец. Неторопливый, прекрасный, такой завораживающий. Когда Волк видит его, он готов выть. Выть от того, что ему и в жизнь не представится шанса подойти к Шеню, вручить ему букет цветов. Как прекрасно бы смотрелись белые лилии в его руках, с остренькими накрашенными ногтями, с длинными и изящными пальцами. Но ему дарят розы, великолепнейшие букеты каждый день, от разных самых модных дизайнеров! Как можно обратить на себя внимание такого великолепного существа жалкой веточкой лилий? Да и если обратит, то что с того? Волк ничего не мог дать ему кроме своего сердца на подбитом блюдечке, а такие прекрасные создания рождены для роскоши, для огромных бесценных подарков, дорогих ресторанов, премьерных показов и путешествий за границу, а не вечеров вдвоём на полу-развалившемся диване, перед шипящим телеком, доедая подостывшую лапшу из лапшичной Пина. У Пина готовят безумно вкусно! Волку там больше нравилось, и некоторое время он там работал. И с домом рядом и начальство хорошее, но там не было Шеня. Они были совсем разные, У прекрасного альбиноса были богатые родители, позволявшие ему что угодно, высокооплачиваемая работа, чарующая внешность, такой чудесный голос, леденящую душу глаза, такой уникальный характер, то холодный и сдержанный, как лёд, то неожиданно взрывной, испепеляющий, как вулкан! (Однажды, один посетитель принёс цветы, на которые у Шеня была аллергия, он так взревел, прямо во время представления, избил посетителя цветами, метал, пока в зале не осталось никого, Волк не мог сдвинуться с места, следя за этой бурей эмоций. На следующий день, посетитель вернулся и подарил Шеню серьги из белого золота с полированными в капли рубинами, извинился и заплатил за весь ущерб, что там натворил этот гордый альбинос) Он всегда был одет одновременно и модно и оригинально и с уклоном в древне-национальное. У волка ничего этого не было. С детства он привык батрачить от рассвета до заката, ухаживать за младшими, носить то, что есть и как можно аккуратнее, потому-что после тебя, это будут носить другие. У него было ещё трое братьев и две сестры, которых надо обеспечивать и мать, которая не всегда с этим справляется и старая бабушка, за которой нужен особой уход, возраст-не возраст, а как дитя малое! Ланг основательно погряз в такой жизни, да и особой внешностью он не отличался, лицо как лицо, зацепиться кроме шрама не за что, да и то, отличие отнюдь не в плюс. Они были, словно небо и земля, огонь и лёд, инь и янь, но если инь не может без янь, то это оставляет лучик надежды. Волк прикусил губу, смотря на плавное движение руки, держащее веер. Надеяться глупо, но это всё же греет. -Забудь, он не для тебя, Ланг. Это птица не нашего полёта. — На его плечо легла тяжёлая рука такого же посудомойщика как и он. -Ты прав, Ли, но не могу оторвать от него своего глаза. — Волк грустно посмеялся и посмотрел на часы. Перерыв окончен, а представление продолжалось. Он бросил последний взгляд на сцену и чуть было не упал, ему на мгновенье показалось, что Шень смотрел в их сторону! Сейчас же, его лицо было закрыто веером с белыми перьями павлина. -Пошли? -Пошли. — Но весь оставшийся вечер, Волк уже не мог выкинуть из головы этого взгляда, пробирающего до самых костей, гвоздящему к полу, вынимающему душу. По спине снова и снова бежали мурашки. -И не забудь вынести мусор! — Начальник как всегда неистовствовал. По вечерам, он становился особенно злобным. — И да! Завтра оденьтесь поприличнее! Шень решил устроить представление для всех для наших! Волк замер. Шень. Представление. Наших. Шень делает представление для наших! Только для наших! Шень! Я же увижу Шеня! Близко! Словно посетитель ресторана! Шеня! Я! Я буду смотреть на него! Как посетитель! В его голове крутилась тысяча и одна мысль, и ни одна из них не могла быть настоящей правдой, как же ему всё-таки повезло! Не человечески повезло! Божественно повезло! Такого везения не существует! Он вылетел из ресторанчика на всех парах, не забыв про мусор. Он бежал домой, отгладить свою лучшую рубашку и брюки. Надо успеть в цветочную лавку! Купить самых прекрасных белых лилий! Завязать их алой лентой, специально, для него! Завтра, Волк сможет вручить ему букет лилий! Шеню! Букет! Он- Ланг, Шеню! Парень завыл в небо от счастье. Проходящие мимо люди посмотрели него, как на сумасшедшего. Но ему было глубоко насрать, ведь изнутри счастье буквально распирало! Дома была катастрофа. Во всём, младшие дрались, не хотели есть, еда подгорела, выглаженный костюм изрезали ножницами, расплакались и высморкались, в итоге-его лучшая одежда пошла на носовые платки и тряпки. Утром, он уже хотел отказаться от затеи идти туда, в чём? В потёртых штанах? Домашних тапочках? ХАЛАТИКЕ?! Всё пропало! Основательно! Катастрофично! Но тут его огрели сзади тростью. -Ты чего, будто плесню съел? — Были и такие дни, что елось даже то, что было с плесенью, но не сегодня. Старушка стояла вся трясясь от старости и мудрости. — Мой лучший костюм испорчен, а сегодня, должен был быть лучший день моей жизни! — Ланг всхлипнул, за что его огрели ещё раз. -А ну не хнычь! Ишь, нюни распустил, аки дитятко! Взрослый уже! — Она внимательнее посмотрела на лицо сдерживающегося внука и вздохнула, — Хотела я сюрприз на день рожденья сделать, но чего уж. Посмотри коробку в шкафу. Волк обречённо поплёлся к шкафу и отыскал в нём большую коробку без надписей. Он открыл её и просиял. В коробке лежали новые джинсы, довольно современного вида, с лёгкой потёртостью и дырками, но сейчас так ходят почти все! И футболку чистую и плотную. — Б-бабуля! —Волк посмотрел на старушку и подлетел расцеловывая её, та стукнула его ещё раз, потрепала за щёку и отпустила с миром. — Заслужил, а теперь дуй. Волк шёл по улице, светящийся от счастья, в новой и чистой одежде с букетом белых лилий, он чувствовал себя властелином мира. Он пришёл вовремя, даже чуть раньше и занял место сбоку. Его занимают те, кто опоздал, ведь оно дальше всех от центра, но Ланг знал, что именно в эту сторону, чаще всего поворачивается Шень во время танца. Он бережно положил перед собой цветы. И смотрел на них долго, не замечая, как наполняется зал и здороваясь со всеми на автомате. Погас свет. И сердце волка замерло. Осветилась сцена. И сердце застучало на бешеной скорости. Дрогнул занавес. И вот, он уже почти терял пульс. На сцену вышел Шень, гордо ступая, словно прекрасный павлин. Ланг проглотил своё сердце и уставился во все глаза. Как же он прекрасен. Каждая линия, каждый изгиб, каждое движение. Он впитывал всё, даже как ноздри Шеня расширялись на вдохе, как опустилась грудная клетка на выдохе. Каждый миллиметр его тела. Волк не упускал ничего. Весь час прошёл для него словно один миг, он единственный кто смотрел на Шеня без передышки, без разговора, Волк почти не шевелился и Шень смотрел на него. Отводя глаза от центра зала, он смотрел в бок, туда, где сидел Ланг. Сидел и смотрел на него не отрываясь, как заколдованный. Как на чудо, Шеню это польстило и не мало. На него смотрели всегда. Он постоянно находился под прицельными вниманием из-за оригинальной внешности и от того, что он может себе позволить использовать эту внешность для своей выгоды. Он всегда притягивал взгляды. Завистливые, вожделенные, как-бы безразличные, сочувственные, ненавидящие, отвращение. На него глядели по разному, но только не так. Этот парень смотрел на него как на бога во плоти, как на чудо, сотворённое на его глазах. И Шень уже понял, что он самый благодарный зритель из тех, что сидели в зале. Этого никто не замечал, но Шень, всегда успевал оглядеть каждого своего посетителя и понять, что тот думает о представлении, и с кем и что он может себе позволить, нахальство, флирт, разговор по душам, и вот, недавно он стал замечать ещё одного зрителя в дверях на кухню. Он смотрел не то что с обожанием, этот взгляд боготворил его, казалось, если Шень сейчас бы приказал убить себя, для сценки, парень бы выполнил просьбу. Такого ещё не было на его памяти. Это было очень интересно. Шень пригласил всех специально, чтобы продлить ощущение того, что он бог перед подданными. И он получал желаемое прямо сейчас. Это был его наркотик. Танец окончился и Шень поклонился зрителям, чуть опустив голову. К нему сразу подлетел тот парень из-за столика сбоку и на дрожащих руках протянул три белые лилии, перевязанных алой лентой. Скромновато, но пойдёт. Его буквально трясло и Шень смотрел на него, пожирая этот трепет, этого крепкого и на вид сильного парня. У него даже губы пересохли от волнения, они дрожали в попытке сказать что-то и Шень, чуть улыбнулся, сделал ему одолжение. Танцор принял цветы и втянул их аромат. На самом деле, они пали просто чудесно и лилии он любил больше остальных цветов, но дарили их очень редко и те, были квёлые и не источали такого аромата. Но, вместо этих слов, альбинос подарил этому трясунчику улыбку, ожидая что тот скажет ему. Волк шумно втягивал воздух, его всего колотило, в голове все мысли кричали: боже, это он! Шень, и так близко! Он мне улыбается! Мне! Заговори! Заговори! Он так долго думал, что сказать, смотря то в глаза, то на натянутые мышцы шеи, ведь Шень чуть наклонил голову на бок, -о, как же это мило! — что не уследил за своим ртом. — Это было просто охуенно! — Да. Так и сказал. Прямо в лицо. Шень выпрямился и уставился на него во все глаза в изумлении, в общем как и все сотрудники. Повисла гробовая тишина и Волк мысленно похоронил все свои крохотные шансы. Неожиданно Шень разразился не сдерживающимся смехом, он смеялся и смеялся, повторяя, что «его выступление — это охуенно!». Он так хохотал, что согнулся пополам и Волк рискнул придержать его, когда альбинос начал спотыкаться от новых порывов о собственные ноги. Сначала все изумлённо смотрели на этих двоих на сцене, а потом тоже рассмеялись над ситуацией. Напряжение нашло выход и Волк тоже позволил себе нервный смешок. Такую похвалу, Шень не мог себе вообразить. То, что этот работник, так трепетно боготворивший его, окажется неотёсанным чурбаном, было не то чтобы неожиданностью, но всё-таки да, ТАКОГО!, пожалуй, он не ожидал. Когда приступ истеричного смеха прошёл, Шень понял, что находится в горячих объятиях, одновременно и нежных и крепких, сдерживающих от стекания на пол, хотя, они и так полулежали. Из глотки ещё выходили комки смешка, чем-то похожие на кашель. Через Ханьфу и этот дешёвый ширпотреб, что одел на себя посудомойщик, Шень чувствовал, как бешено колотится горячее сердце, вот-вот выпрыгнет и ускачет в неведомые дали. Про своё сердце он отметил, что оно стучало мерно, как часы. Он устал, после этого безудержного веселья, да и рабочего дня вообще. Шоу было после полноценного рабочего дня, когда Гуньмэнь уже закрылся. — Отнеси меня в раздевалку. Я устал. — Рука легла на шею волка, обнимая его, голова легла на плечо. Белые волосы чуть разметались по чёрной футболке. Волк неукоснительно исполнил приказание, и он понял, что это был приказ, не просьба. Остальные тихо перешёптывались о произошедшем. Шень знал, что о нём ходят слухи. О том, что он неуравновешен в поведении и имеет беспорядочные половые связи. Наверное и этого парня записали в список его жертв. Хотя Шень и не спешил развивать эти сплетни и отстаивать свою честь. Это бесполезная трата времени. Попробуешь развеять — пуф, и они укоренятся сильнее, а потому, лучше не обращать внимания. Хотя, не очень приятно, когда тебе в спину чуть ли не кричат «Шлюха!» и «Псих!». Руки посудомойщика без колебания подняли танцора, с такой нежностью, словно он был царской особой. Это приятно. Очень приятно. Как только они оказались за дверью костюмерной, Шень сам встал на ноги и заставил смущённого парня выпрямиться. Он хищно рассматривал эту жертву. Крепкий, горячий, не красавиц, но и не урод. Единственный глаз, темный, почти чёрный, в это освещении, смотрел на него с ужасом, трепетом, желанием и волнением. Шень снова улыбнулся и погладил его по щетине. -Как тебя зовут? — Он говорил чуть приглушённо, не громко, давая своему голосу проникнуть в тело жертвы полностью, через все поры. И добился нужного эффекта. Тот вздрогнул и весь взмок. Волосы на затылке, где теперь скользила рука Шеня, были влажные. -Я. я Ланг! — Волк таращился так, словно, если бы он моргнул, то альбинос растворился, став дымом. Собственный голос напомнил ему лай глуповатого пса. Он мысленно поморщился, не отрывая взгляда. — Ланг… — Шень чуть наклонил свою голову к плечу, повторяя его имя, словно пробуя и смакуя его на кончике языка, открывая шею, длинную, с тонкой белой, как рисовая бумага, кожей. Убрав руку с затылка, он вплёл пальцы в алую ленту в букете, и, уткнувшись в бутоны носом, втянул аромат лилий. — Я запомню… Волк встретился взглядом с алыми глазами. Он наслаждался видом этого великолепного существа с его лилиями в руках. — Можешь идти, мне нужно переодеться. — Шень отвернулся от своего гостя и пошёл за ширму, где висела его повседневная одежда. Волк посмотрел на силуэт за ширмой и бесшумно вышел, прикрывая за собой дверь. Сердце бухало в висках, а в голове было абсолютно пусто. Ланг видел Шеня, очень близко. Он взял у Волка цветы! Он улыбался, смеялся. Был в его объятиях! Как было по неземному странно и великолепно нести это существо на руках, словно ангела. А то что сучилось там, в костюмерной, уже не входило ни в какие рамки понимания (может привиделось?). Теперь, Шень знает его имя! Знает его в лицо. Хотя, может он просто попросит уволить, такую дубину неотёсанную? -арррггхх! — Ланг склонился над раковиной, скрепя зубами за свою тупость. Как?! Ну как можно было, сказать ТАКОЕ прямо в лицо Шеню? Как же Волк себя за это ненавидел. «Ли уже давно всё домыл и смотался домой. Наверное, он говорил что-то, пока я был в забытьи. И всё-таки это был лучший день, в моей жизни.» Хотя, когда он вышел из костюмерной, ему и повесили сверхурочные и ускакали домой. Он был почти один в ресторане. Был ещё сторож, храпящий в зале. Больше никого. Интересно, а что сейчас делает Шень? Наверное, он помылся и лёг спать. Или поехал куда-нибудь, в клуб или в гости. Мало ли у него есть друзей, с которыми можно хорошо провести время. Может, даже кто-то любимый. Девушка или парень. И от этого можно ещё больше восхищаться этим прекрасным существом. Несмотря на свою занятость, он уделил несколько минут своего внимания ему, самому обычному парню. Ланг вздохнул, поставил домытую тарелку и взял следующую, которую чуть не выронил услышав над самым ухом: — Охуенно моешь посуду! — Волк резко развернулся и встретился взглядом с алой парой глаз. В них плясали искорки веселия, Шень был явно доволен и своей выходкой, и реакцией волка на эту выходку. — Шень! — Выдохнул перепуганный Волк, хотя облегчения за этим не последовало. — Что. что вы так поздно здесь делаете? Парень так яро прижимал к груди тарелку, будто она могла скрыть его смущение или спасти при неожиданной атаке. Танцор чуть наклонил в бок голову, становясь похожим на прекрасного павлина. Его волосы были завязаны «ракушкой», из них, показывались расписанные красно-белые палочки. Он протянул открытую ладонь Лангу и тот вложил в неё тарелку, к его неожиданности, это грациозное создание встало к раковине на место Ли и принялось намывать посуду. — Я хотел уйти, но услышал про твоё наказание за инцидент на сцене, — Шень брал тарелки из соседней раковины и не спеша намывал их, друг за другом, Ланг тоже перестал стоять истуканом и продолжил работу, слушая журчание голоса. — И посчитал, что тоже в этом виноват. Поэтому, я здесь, чтобы тебе помочь. — Но Вы совершенно не виноваты, Шень! Я сам дебил! — Волк снова мысленно дал себе затрещину за свой костяной язык. Шень поморщился, и вот казалось, райская птица сейчас упорхнет и оставит его одного, бросив это недостойное его занятие, как: — Давай на «ты», а? Слух режет эта официальная форма обращения. И я не сахарный, от такого не растаю. — Пусть он и мыл не так быстро как волк, но всё же это была неоценимая помощь. Не найдя что ответить, Ланг лишь кивнул и сглотнул слюну. Он плохо соображал на счёт того, что происходит. Тарелки в раковине кончились и Шень стал вытирать то что успел вымыть. Он смотрел, как загорелые руки быстро и ловко справляются с этой же работой. На это было приятно смотреть. Как работают эти крепкие руки с широкими ладонями. Сильные и бережные. Настала очередь Шеня сглатывать от неловкости, представленной им картины. Как эти руки, сжимают его запястья, хватают за горло. Как тепло разливается болью и удушьем по всему телу. Это было желание. Чистой воды желание. Шень давно не испытывал подобных наваждений. И это было отвратительно! Не правильно! Он вскипел и шлёпнул убирающему тарелку Лангу по уху. Та выпала и разбилась, парень накрыл ладонью горящее от боли ухо и изумлённо смотрел на разгорячённое, покрасневшее от злости и стыда лицо альбиноса. Краснел он всегда знатно. Из-за своей тонкой белой кожи. Шень яростно вышел, хлопнув дверью. Он исчез так же неожиданно как и появился. А Ланг ещё весь остальной вечер не мог понять, что он сделал не так?