Лучшие друзья

Гилберт смотрит на Элис и думает, что что-то где-то у них пошло не так. Она курит. Вернее, дымит как паровоз. Жадно и торопливо затягивается чуть помятой сигаретой, совершенно не девичьей — забористый дешевый табак, а не тонкие ментоловые палочки. Она та еще штучка, Гилберт знает. Матерится так, что иногда хочется не то ей рот с мылом помыть, не то записать все вышесказанное. На ногтях облупившийся черный лак — совершенное убожество, а под глазами почти не видно мешков, все перекрывает осыпавшаяся тушь. Единственная девичья деталь ее облика — неожиданно мягкие и длинные волосы. Ярко-золотые, как у принцессы. Меньше всего Элис похожа на принцессу. Но принц таки нашелся, да. Франциск ходит за ней, как привязанный, Гилберт смеется и отпускает скабрезные шуточки, чтобы скрыть раздражение. Что-то в этом гребаном мире пошло не так. Она для него «свой парень». Пьет то же пиво, что и он, смотрит футбол и почти провидчески делает ставки. Ее команда выигрывает восемь из десяти матчей. Он для нее «почти брат, но не такой мудак, как Скотт». К нему можно привалиться в машине, когда они несутся ночью куда-то в пригород, а в багажнике только ящик дешевого пойла и бейсбольная бита, ребята валяются где-то на заднем сидении, Элис за рулем и да, прав у нее, конечно, нет, но видит провидение, она водит просто как богиня. Гилберт тот парень, который придерживал ей волосы, пока она блевала в кустах, после попойки с ребятами из соседнего колледжа. Он застегивал ей молнию на черном коротком платье, равнодушно смотря на трогательно сведенные лопатки и тату-розу на плече. Просто он не парень, нет. Брат. Тогда какого черта он пялится на просвечивающееся через школьную белую блузку кружево лифчика. Грудь у Элис маленькая, не чета буферам из глянцевых мужских журналов. А Гил все равно пялится, как придурок. Они сидят на выпускном вечере, она слегка пьяна, еще не до такой степени, чтоб танцевать на столе, но уже позволила Франциску поцеловать бледное веснушчатое плечо, когда с него сползла лямка платья. Гил смотрит в сторону, ему плевать, честно. Когда она возвращается и плюхается рядом, прямо на влажно-зеленую траву, наплевав на бежевый шелк, он докуривает последнюю сигарету. Ту самую, дешевую и крепкую. Она тянется, забирает ее и тут же обхватывает губами. Гил смотрит на фильтр, на котором теперь алый след. Курить уже не хочется, хочется надраться в хламину. Вообще, он уже выпил не одну бутылку, но возмутительно трезв, а ее голова на плече ощущается приятной тяжестью. — Ты мой лучший друг, Гил. Нет, ты мне как брат, понимаешь? Даже ближе, чем Скотт. Гилберт, блять, понимает, но от этого не легче. Он мог бы сейчас положить руку ей на бедро, провести выше, туда, за подол короткого коктейльного платья, которое ей совершенно не идет. Он бы, наверно, даже по привычке помог его снять. На правах лучшего друга-и-почти-брата. Только, кажется, в этот раз снимать его будет кое-кто другой. Гилберт не смотрит на то, как Элис уходит с его вторым лучшим другом. Они совсем не смотрятся вместе, совершенно разные. Франциск — в белоснежной рубашке, с мягкой улыбкой и манерами Дон Жуана, и нескладная худая девочка с подтеками туши и волосами сказочной принцессы. Дерьмовое сочетание, думает Гил. Его, конечно, никто не спрашивает. Просто Элис и Франциск не друзья. Он не знает, за какой футбольный клуб она болеет, не слышал ее хрипловатый прокуренный смех в баре за углом, и точно не поведет ее на крышу кампуса, просто чтоб распить теплое дешевое пиво. Наверное, это правильно, должно же и Гилу что-то остаться. Он же самый мать его лучший друг и должен им остаться. Что же у них пошло не так?..