Что-то пошло не так...

Воскрешение пошло не так, но Мастер не в претензии. Во-первых, не в его положении выбирать. Во-вторых, «не так» всегда дает новые возможности. Мастер любит возможности и, кажется, его любовь взаимна. Этот мир пропах Доктором. Есть и другие запахи, их более чем достаточно — бензина, ржавчины, пыли, краски, собачьей мочи. Сухой травы. Нагретого солнцем асфальта. Чужого пота, въевшегося в ткань. Букет, рассчитанный на ценителя. «Пахну как майская роза», — улыбается Мастер. Где-то шляется еще одна роза, отравляя окрестности своим изысканным ароматом. Доктор-Доктор, блудный Доктор, старый юный бродяга в нелепом пальто. Чуткий нос Мастера вычисляет его местонахождение с точностью до миллиметра. «Я мог бы послать ракеты, — думает Мастер. — Токлафанов. Ядовитый дротик. Голубей-убийц. Вирус гриппа. Хоть что-нибудь». Но в карманах — пусто, какая жалость. Одна упущенная возможность в море вновь приобретенных. Оп-па! Он взмывает вверх и приземляется на кучу щебня, дергается, но все же удерживает равновесие. — Я — царь горы! В глазах Доктора неверие и еще какая-то чертовщина. — А ты — нет! — продолжает Мастер, вполне удовлетворившись эффектом. И, не дожидаясь ответа, делает кульбит назад. Великолепно, если бы еще не этот щелчок в позвоночнике… Ну да, проблемная планета — проблемное тело. Сплошные проблемы. — Подожди! Доктор задыхается. Волосы взъерошены, одежда помята, все как всегда. Даже лучше, чем всегда. — Хочу есть, — интимно признается Мастер. — Что-то пошло не так и я голоден. Зверски голоден, можешь мне поверить. Пять минут — перерыв на ланч. — Я могу тебе помочь! — Это вряд ли, — рассудительно возражает Мастер. — Доктор из тебя хреновый. — Ты теряешь энергию… —… слушая очевидные вещи. Точный диагноз — половина успеха. Закусить не найдется? — Ты умираешь, — выдыхает Доктор. Он так взволнован, что это даже смешно. Мастер улыбается во все тридцать два белоснежных зуба. Тридцать два? Маловато для хорошей еды. Хорошей горячей вкусной живой брызжущей кровью и страхом еды жратвы лакомой сочной аппетитной вырывающейся шкворчащей на сковородке с корочкой и хрустящим краем ном-мном… ах, черттвоювселенную, простите мой высокий галлифрейский!.. — Я еще бодрячком. Ты бы на них посмотрел. «Они» лежат под обломками своей фанерной будки. Собственно, осталось не так уж много — горстка костей в рваных тряпках. Бывшие обитатели свалки. Так-себе-жратва. — Остановись, прошу тебя! — умоляет Доктор. — Позволь мне помочь! — Раненых перевязывают после войны. Никак не до и не вместо! — Мы все еще воюем? — наивно удивляется Доктор. — Конечно, ведь я не склонен прощать долги. У Мастера есть, что сказать, но сегодня он предпочитает изъясняться тезисно и исключительно по существу. Разогнавшийся обмен веществ уничтожает энергетические запасы и требует новых поставок. «Вкусный Доктор, — думает Мастер. — Вкусный и совершенно, совершенно бесполезный». — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, — тихо произносит Доктор. Мастер представляет. А еще он представляет себе последствия каждой реплики в ответ на эту вроде бы безобидную фразу. Доктор-умница, Доктор очень не прост. Его слова нужно делить надвое, а взмахи ресницами — на шестнадцать. Наверняка в рукавах его пальто найдется по четыре туза каждой масти. Экзистенциальный шулер. — Еще увидимся! — обещает Мастер и взмывает в небо. Ему нужно отдохнуть, перекусить — да-да, перекусить — и кое-что обдумать. «И пусть весь мир подождет!», как предлагает навязчивая земная реклама. Пусть подождет, ведь мир — это Доктор, а Доктора надо учить терпению. Ничему не научившийся Доктор бежит по свалке. Наморщив лоб и сведя брови, помогая себе локтями, охая и фыркая, производя массу ненужного шума, бесполезно сжигая килокалории. Мастер ценит упорство, но еще больше — гибкость, которая у Доктора отсутствует от природы. Он прямой и бесхитростный как дорожный указатель. Как стрелка компаса, тупо устремленная к заветной цели. «Эта цель — я!» — понимает Мастер. — Ты спешишь, чтобы простить меня в очередной раз или попросить прощения? — Мне больно! — жалуется Доктор, потирая сведенную судорогой ногу. — «Medice, cura te ipsum!» — Мне больно оттого, что больно тебе! — Но мне хорошо, когда больно тебе, когда больно мне. Кажется, мы слегка зациклились? — Тебе кажется, — цедит Доктор. Нет, он вовсе не благодушен. И мир должен двадцать раз подумать, прежде чем призвать Доктора к своему спасению. У мощных лекарств — мощные побочные эффекты. — Ты никогда от меня не отстанешь, — констатирует Мастер. — Никогда. — А если я ударю тебя вот этой ржавой железной палкой? — Будет глупо. И неэффективно. — Ну, ты-то не стесняешься поступать глупо и неэффективно. Выражение на лице Доктора читается без словаря. — Мои поступки всегда продуманы, — уверяет Мастер. — По крайней мере, были. Сейчас правила игры несколько изменились. Трудно сосредоточиться, знаешь ли. — Знаю. — Это был не вопрос. Не стоит комментировать каждое мое слово. — Я могу помочь! — Нет, мы и впрямь зациклились! В раздражении Мастер лупит железиной по такой же проржавевшей бочке. Раз-два-три-четыре. Гулкие удары успокаивают его. Успокаивают хотя бы тем, что глушат бесполезный лепет бесполезного Доктора. Всё его осточертевшее душеспасительное бла-бла. — На этот раз я пойду до конца, — говорит Доктор. Говорит тихо, почти шепотом, но произнесенное так не похоже на привычное «Я всего лишь хочу помочь!», что с легкостью преодолевает четырехтактовую ржавую какофонию. — В смысле? — Я тебя возьму, — говорит новый уверенный Доктор. — Заявочки! — улыбается Мастер. Ему не по себе и это прекрасно. Бодрящее ощущение, как свежая струя в море ревущего голода. — Возьмешь меня в Тардис? — В том числе, — бесстрастно соглашается Доктор. — Возьмешь меня… эм-м… как… Удивительно, но он никак не может подобрать эвфемизм или подходящее сравнение. Убогий язык. На галлифрейском это звучало бы… — Да. Вероятно. — То есть, ты не убежден. Доктор смотрит на него в упор и глаза его темны, а черты лица изваяны в камне. Камень не умеет сострадать и улыбаться. Не умеет лгать. «Как тяжело пожатье каменной его десницы?» — вопрошает себя Мастер. — Ты не будешь сопротивляться. И это ведь даже не вопрос. — Иди к черту! — говорит Мастер. — Юродивый… блаженный! К лысому дьяволу! К Господину малиновых вод. К ветхим тварям углов и перекрестков! К Ядру проклятой туманности! К… Забывшись, он переходит на галлифрейский, изрыгает пару непристойностей и увенчивает речь настоящим святотатством. В глазах Доктора появляется что-то живое. — Я закончил. Dixi! Сердца Мастера молотят в неправильном ритме, сигнализируя о том, что время, отведенное ему, уже почти истекло. Огнедышащий зверь голода превращается в ледяной меч умопомрачительной остроты. При каждом движении его острие поднимается вверх, взрезая кишки. — Перерыв, — просит Мастер. — Тук-тук, я вне игры. Убирайся к Дьяволу, Доктор, займи его беседой. Мне нужно поесть. Мне нужно восстановиться. Конечно, говорит Доктор. Я помогу, говорит Доктор. Все, что он говорит, нужно делить на тридцать два. Все, что обещает его улыбка, — умножать на шестьдесят четыре. Чтобы не видеть этой улыбки, Мастер закрывает глаза. Тук-тук. Он отпустил время и проиграл. И скоро перестанет сопротивляться.