А ты боишься полюбить?

      Я бегу. Мои мышцы напряжены до предела. На самом деле, я уже давно к этому привык. Но сейчас мне не хватает ни воздуха, ни сил, чтобы продолжать бежать. Я спотыкаюсь на ровном месте, но мне нельзя медлить и секунды потому, что от этого зависит жизнь Джулианы.

Процедура.

      Да, в нашем мире каждый обязан пройти ее, если он не боится заразиться Делирией. Если он не боится полюбить. Я как раз из тех заразных. Но для Джулианы эта Процедура может стать смертельной. И я не позволю этому случиться.       Все входы в здание оцеплены, возле парадного входа стоят охранники, мне приходится искать другой способ войти, но и там стоят толпы людей, которые, очевидно, собрались для того, чтобы посмотреть на казнь единственной дочери главы АБД. Еще чего.       Некоторые люди начинают шептаться, увидев меня. Ну конечно, я же непохож на них, да и выгляжу довольно дерьмово. Я еле стою на ногах, на щеке запеклась кровь, в моих руках пистолет, в голове до сих пор звенит от взрыва. Если раньше мне приходилось бежать, расталкивая локтями людей, то сейчас они сами отходили, уступая дорогу.       Странное чувство не покидает меня этом здании после всего, что мне пришлось перенести. Когда я просто был Лейном Хэлоувей. Когда я впервые пришел на аттестацию и впервые увидел Алексу. Но все в прошлом. Сейчас я здесь только из-за одного человека, которого люблю больше всего на свете. И этому человеку грозит смерть по моей же вине.       Как ни странно, но в самом здании людей почти нет — все собрались в операционной.       Я бегу по лестнице, заворачиваю в неизвестные мне коридоры и попадаю в галерею. В ту, где я впервые встретил Алексу. Здесь сейчас так же темно и так же пусто. В операционной рядами расставлены стулья, телеоператоры настраивают свои камеры, туда-сюда снуют врачи с планшетами в руках, о чем-то тихо переговариваясь между собой. Джулианы и ее родителей нигде не было видно.       В моей голове уже промелькнула мысль о том, что эта комната совсем не та, которая мне нужна, но внезапно свет в комнате стал тусклее, и в центр комнаты вышел мистер Файнмэн, а чуть поодаль, в тени, я наконец-то заметил светлые волосы Джулианы. Голова девушки была опущена вниз, она не поднимала взгляд на присутствующих вниз.       Она даже не знала, что я здесь.       Я крепче сжимаю рукоять пистолета, вспоминая, сколько же патронов осталось в магазине на случай, если придется стрелять. Томас говорит длинную и нудную речь о том, что ради великой цели нужно совершать великие жертвы. О том, что никто не должен заразиться делирией. Что он готов пожертвовать своей дочерью для укрепления АБД в стране. Какой бред. Все объективы повернуты к нему. В зале раздаются аплодисменты. И вот он делает паузу и представляет всем Джулиану. Даже отсюда я вижу, как она дрожит и как тяжело дышит. Мистер Файнмэн подходит к ней, она резко поднимает голову, словно только что поняла, где находится. И она видит меня. Главное, чтобы остальные этого не увидели.       Я слышу, как Томас просит девушку не глупить, ведь «это для ее же блага». Но она не спускает с меня взгляда. Миссис Фрэйман помогает мужу усадить дочь на операционный стол. Неужели они не понимают, что они сами ведут ее на эшафот? Кажется, нет. Врачи начинают подключать к ее рукам капельницы. Девушка что-то шепчет. Томас выходит в центр зала и громко говорит:       — Начинаем!       Джулиана смотрит на меня. Я смотрю на нее.       Я стреляю в одного из врачей.