Оживленные улицы жизни

      Вечер. На многолюдных улицах леденящими каплями падал молодой весенний дождь, разбиваясь то о глухие чёрные зонты, то о не менее тёмный асфальт, создавая со всем миром идеальную звуковую гармонию, не доступную спешащим людям. Казалось, что ещё немного, и оба мира погрязнут в этом нескончаемом потоке холодной воды.       К белому зданию, высокому, как исполин, сквозь практически одностороннее движение местных жителей, спешно подбегал светловолосый парень, порой ненароком задевая кого-то и столь же мимолетно извиняясь, как и ругаясь. А после, лишь ещё крепче сжимая заветный свёрток в руке, продолжал свой путь.       И вот он, отряхивая свои непослушные блондинистые лохмы, спешно поднимается по освещённой бетонной лестнице, что ведет ко входу в это треклятое место, посещение которого этот паренёк в особой степени не собирался планировать, но сложившиеся обстоятельства всё давно решили за него, и сейчас ему оставалось лишь смиренно принять всё, жадно глотая наполненный озоном воздух после довольно продолжительного бега. — И что же я скажу? «Привет»? Подойдут ли эти слова для этого места? Наверное, стоило сообщить о своём приходе… — молниеносно проносится в его голове, когда тот аккуратно открывает дверь и чувствует резкий запах спирта. — Даттебайо… — тихо шепчет Узумаки, когда врач из регистратуры, посмотрев на часы, сообщает ему номер палаты и убедительно просит надеть халат и бахилы, мимолётно посмотрев на странно выглядывающий из-за спины свёрток, что Наруто с таким усердием старался зачем-то скрыть от неё. И она лишь мягко улыбается ему вслед, поправляя широкие очки.

***

      Точно парализованный, замирает у той самой белой двери с выгравированным номером «семь», и на мгновение ему кажется, что всё в этой больнице имеет какую-то свою собственную ауру и настроение: будь-то случайный улыбчивый кареглазый мальчуган без зуба, который хвастался тем, что ему остаётся лежать всего пару дней, или протяжный коридор, увешанный детскими рисунками разных лет, даже стук дождя о звучит как-то по-другому, как может звучать только здесь.       Все слова, которые он обдумывал всё время пока добирался сюда, мигом вылетают из головы, когда дверь неожиданно открывает очень знакомая нашему Наруто розоволосая девушка, которая изначально и не приметила знакомую физиономию. — Наруто? Не думала, что ты придёшь так… поздно, — во всех её движениях читается некое смятение и явное нежелание застать своего однокурсника здесь прямо сейчас. — Как он? — лишь как-то по необычному тихо спрашивает Узумаки, заменяя все слова приветствия типичной для него улыбкой и искренним блеском в его светло-голубых глазах, в коих недавно читалась лишь обеспокоенность и усталость.       А Сакура складывает руки на груди и лишь оценивающе смотрит на его промокшие, но всё ещё топорщащиеся в разные стороны волосы, на потемневшую от дождя и любимую им несменную футболку с символом их учебного отделения — листом, напоминающим вихрь. И лишь стоит ей заметить прозрачный, но промокший меньше всего остального, свёрток в его руках и отголоски волнения в его взгляде и голосе, как что-то едва звучно ёкает у неё на сердце: — Намного лучше, — на выдохе произносит та, уже расслабившись и по привычке пряча руки за спину, — правда он, я думаю, очень недоволен тем, что попал в детское отделение, даже если оно и неврологическое, — после этой фразы Сакура смотрит куда-то в сторону, но на её лице играет улыбка, и на щеках проявляется слабый румянец. — Я уже собиралась уходить, так что не буду задерживать, Наруто!       И блондин не успевает и попрощаться, как зеленоглазая, уже едва ли не срываясь на бег, направляется в сторону выхода, оставив того в одиночестве перед уже открытой палатой. И он, проявляя всю свою решительность, спешно заходит в неё, закрывая за собой дверь.

      В этой вечерней палате намного светлее, чем в коридорах (а может ему это лишь только кажется), но насчёт холода он сомневаться и не может, так как каждая клеточка его тела при входе едва ли не вскричала из-за очередного перепада температуры, причиной которому служило настежь распахнутое окно.       Оценивает обстановку и видит, что в палате больше никого нет, хоть и было целых три свободных кровати. Дальше замечает капельницу и Саске, который, опираясь на стену и сложив тонкие пальцы рук в замок над одеялом, задумчиво смотрел куда-то в сторону темноты вечернего города в распахнутом окне по левой стороне от него, будто и не ощущая ледяных касаний капель, порой долетавших до его бледноватого лица, выражающего полную безразличность. И его ничуть не интересовало то, что игла капельницы уже и вовсе покинула его руку.       Тихо выругавшись, Узумаки, оставив свёрток прямо на пустующей кровати напротив темноволосого, сразу запирает окно, успевая намочить обе руки с выданным халатом и лишь после этого Учиха обращает внимание на очередного посетителя, что смог почтить того визитом лишь на второй день. — Неужели тебе мало этого, придурок? Хочешь ещё и подхватить простуду, даттебайо? — раздражённо бросает ещё не отошедший от холодной улицы парнишка своему приятелю, скребя его взглядом полным недовольства.       Выждав паузу, пока Наруто с тихими причитаниями избавлялся от, как он успел выразиться, «балахона» и свободно усаживался на самую ближнюю к нему кровать, Саске со столь типичным ему холодом наконец отвечает: — Простуду вызывают вирусы, а не температура воздуха, — его замечание в который раз заставляет блондина напрячься и нахмурить брови, и не важно, что существуют две формы простуды, всё равно Наруто вряд ли это знал или помнил, — получается, даже здесь я не обойдусь без твоего идиотизма. — Учиха показательно вскинув бровь, отводит взгляд и выдаёт лёгкую ухмылку, пока Наруто в свою очередь выдаёт лёгкий оскал. — Конечно! «Спасибо, дорогой мега-крутой Наруто за то, что посетил меня в этом поганом месте, как бы я тут без тебя!.. — повысив голос, начал пародировать обидчика тот, — я действительно очень ценю это! А уж как бы я без тебя на уроке!», неужели так трудно порой хотя бы раз не строить из себя лицемерного козла, а?! — ответом на такую провокацию служит лишь приглушённый смешок, что заставляет парня с неглубокими царапинами на щеках, напоминающих усики, лишь раздосадованно вскинуть руки, уже в который раз проклиная саму жизнь за то, что она связала его с таким человеком, как Учиха Саске. — Вообще-то я хотел узнать как ты здесь, даттебайо, потому что мне невольно пришлось стать свидетелем твоей отключки… — в его непутёвой голове мигом всплывают воспоминания о том самом дне, когда во время урока физкультуры Саске неожиданно начал падать в обморок и, если бы не оказавшийся рядом Наруто (который всегда бежал на ровне с Саске в попытках обогнать того), то у сероглазого могла остаться не одна травма, если не хуже.       И Наруто до сих пор волнует то, что и как именно повлияло на такой неожиданный расклад, перевернувший все его типичные будни наизнанку и обратно несколько раз подряд. Казалось бы, как такой паршивый (по всем его собственным словам) и совершенно противоречивый ему человек может заставить блондина с трепетом выбирать для него самый лучший букет и сразу после внеплановой рабочей смены и тяжёлого учебного дня на всех парах гнать в больницу, прямо так: без отдыха и под дождём? Наверное, даже Наруто не смог бы как следует ответить на этот вопрос.       И вот сейчас, с минуту рассматривая небольшую сетку с фруктами (наверняка купленную никем иным, как Сакурой) и один единственный роман Ремарка, что вместе с чашкой воды занимал всю верхушку практически пустующего прикроватного столика, Наруто как-то по глупому утыкается в купленный по дороге букет алых, как свежая кровь, роз. — Мог бы прийти и вчера, — поймав момент, подначивает того Саске, прекрасно зная, что у него не было возможности, — и да, если тебе досталось от Сакуры, то извини, мы немного не поладили из-за окна. — Своим медленным бархатистым голосом оповещает больной, и Наруто больше не в силах на него злиться в данном положении.       Саске знает о чувствах своего друга и холодно подмечает, что для выражения своих чувств в любой ситуации не всегда важен букет или что-либо ещё. Он не способен понять душевности всего этого действия; но когда блондин в долю секунды сокращает расстояние между ними и, подсаживаясь прямиком к сероглазому, протягивает эту уже не благоухающую композицию, промокшую до такой степени возможного, что дождевая вода теперь заставляла некоторые цветки прогнуться под её тяжестью и намочить простыни, он замирает, не находя сил ни на единое слово.       Смотря в эти чистые, как самые девственные и нетронутые глубинные лазури океана, Саске кажется, что он способен увидеть все самые искушённые красоты всего подводного и наземного мира в этих глазах, что заблестели столь знакомым непритворным энтузиазмом и нелицемерной надеждой во время его короткого трактата о причине покупки этих роз: что-то о том, что восприятие этих цветов в больнице будет совсем иным, ежели в обычное время, что они заставят его вспомнить о нём в тот момент, когда тот будет читать свою странную книжку, что он промок и выдохся до последней петельки, «даттебайо»…       И Учиха лишь молчит, не сводя своего проницательного взгляда с этого буйного мальчишки и букета, которым он едва не бил ему по лицу во время своей речи, наполняющую всю больничную палату гулом и утраченной здесь жизнью.       Сейчас он может лишь нежно улыбнуться, наслаждаясь своим весенним проливным дождём на оживлённой улице жизни. Только своим. — Люблю тебя, — неожиданно прерывает тот, заставляя Узумаки немедленно замолчать и забыться в собственных мыслях.       И время может замереть и улететь назад, пока Наруто томно заливается равномерной краской, впадая в ступор безвольности и всё же заезжая по слишком довольной, по его мнению, физиономии любимого.