Дом

Преданность душила Сонхву. Он задыхался. Задыхался, но всё же всегда ждал. Ждал, пока Кисок шурша пакетом, завалится домой, припадая к косяку и набирая что-то в телефоне. Ждал, чтобы получит хотя бы кивок. Хоть мимолётный взгляд. В подобные моменты его сердце трепетало. Душа сваливала в самое небушко и весело махало ручкой на прощание. И Сонхва бы соврал, если бы сказал, что ему не было больно и обидно. Просто секрет Сонхвы в том, что он любит Кисока до сжатых в ладонях простынях, до подрагивающих пальцев ног и плавящейся под прикосновениями поясницы. Просто предан настолько, что всегда ждёт его прихода. Всегда. Готов кинутся в объятья, но это как-то не его стиль и поэтому всегда мнётся в проходе, смотря как тот снимает плащ осенью, ветровку весной и тёплый пуховик зимой, всегда смотрит как тот пыхтит и стаскивает обувь. Каждую осень с раннего утра вручает зонт, даже если за окном пылает солнце и прогноз твердит о солнечных деньках. Он вообще не верит в прогноз погоды. Глупости это все. А лишняя предосторожность никогда не мешает. Где именно Кисок нашёл такого преданного зверька, Сонхва не помнит, что уж говорить о Кисоке. Просто однажды он тащит очередную ночную игрушку, но эта игрушка оказывается живой и здравомыслящей, но почему-то всё равно следует за ним. Тянет. Просит. Живой, думает о нём Кисок, наблюдая как тот потягивается всё ещё окончательно не проснувшись, смотря как тот фыркает, когда передают солнце, без единого облачка, переворачивая блинчик, как тот наливает в свою кружку молока больше, чем кофе, как тот несётся из кухни, на ходу вытаскивая зонт с полки и протягивает ему, говоря о том, что интуиция велит взять зонт и он принимает его. И в этот вечер не намокает. Не бежит на отходящий автобус, а спокойно дожидается следующего. Оглядывает людей, что толкаются под навесом и становится как-то спокойно и легко. И его встречает встревоженный взгляд. — Ты не намок? — Сонхва смотрит сначала на лицо и только после на одежду и с радостью подмечает, что лишь пару капель упали на светлый плащ. И пока Кисок снимает ботинки, чуть ли за сердце не хватается, подмечая, что они на сквозь промокли. — Ты что по лужам бегал? — ворчит он, забирая их и направляясь в ванную. А Кисок молчит, переступает с ноги на ногу и замечает грязь, что принёс с собой. Так не должно быть, думает он и предварительно стянув мокрые носки шлёпает босыми ногами в след Сонхвы. — Одень тапочки! — слышит он почти у двери и оглядывается в поисках предмета, — они внизу, слева, на полке, — слышит он вновь. Но почему-то сейчас не хочет возвращаться, смотря на грязные разводы. Заглянув в ванную он пробегает взглядом по зеркальной стенке и берёт стоявшую с боку швабру. Сонхва прогибается через ванную и достают злосчастную щётку. — Одень тапочки! — кричит он завидев как босые ноги исчезают за поворотом. Кисок хмыкает и старательно оттирает пятна, стараясь захватить и песок. Наконец зацепив все остатки он пробегается взглядом по полке, вытаскивает пушистые сиреневые тапочки. Шаркает ими по паркету и тянет швабру следом. Сонхва всё ещё горбатится над его уже вычищенной обувью и это вызывает подобие улыбки. — Хватит уже. Сонхва дёргается и оборачивается. И Кисок готов поклясться, что-либо похож на призрака его умершего родственника, либо Сонхва из пугливых, потому что смотрит широко раскрыв глаза и зрачки слегка сужаются. — Хватит что? Сонхву потряхивает. Руки отпускают злосчастную щётку. — Чистить их, — тянет Кисок всё ещё не понимаю мелькающей паники в глазах младшего, — сейчас они даже чище, чем были на прилавке. У Сонхвы кажется сердце подает в пятки. С груди улетает камень массой в тонну. Он выдыхает. — Хорошо, хорошо. У Кисок неожиданно созревает план, который должен поднять настроение младшего. — Пойдём, — говорит он, — пошли, пошли, — он аккуратно перехватывает бледные запястья и тянет его в комнату. Сонхва застывает на пару секунд и думает, что, кажется, сейчас точно не настроен на секс или любые его проявления, но позволяет усадить его на кровать. И его удивлению нет предела, так как Кисок идёт к шкафу и начинает перебирать одежду. — Так, — тянет он, выкладывая рядом с застывшим Сонхвой вещи. У того кажется, начнётся сердечный приступ. Или он просто провалится через пять этажей в самую пропасть. — Сегодня, — Кисок замирает смотря как взгляд Ли становится стеклянным и кажется тот прямо сейчас начнёт разводить сырость, — что-то не так? Он присаживается на корточки напротив, взяв в свои руки его ладони, начиная разминать их. И кажется видит как его губа дергается. — Просто скажи если есть что, хорошо? Сонхва молчит, но переведя взгляд на обеспокоенно лицо напротив хочет зарыдать гораздо больше чем скончаться от сердечного приступа или провала сквозь пять этажей вниз. И он даже держится, когда Кисок сжимает пальцы, но явно не выдерживает, когда тёплые губы прикасаются к его пальцам. Всхлипывает и пытается выдернуть руки из захвата, но тот сильнее сжимает их. — Что случилось? Я обидел тебя? — Из уст Киска это звучит чертовски виновато и он сильнее жмурится и всё ж дергает руку, тут же прячась в ладонях, вытирая влагу с щёк. — Я такой идиот, — шепчет он, — я снова обидел тебя и не заметил? Прости, хорошо? Я просто хотел прогуляться с тобой. Сонхва от чего-то начинает трястись ещё сильнее. — Прости. Прости, — Кисок приобнимает его за коленки, кладёт на них голову, смотря на вентилятор в углу, — я сожалею. Сонхва наконец открывает своё раскрасневшееся лицо миру и тянет лицо Кисока на себя. Целуя в те самые тёплые губы. — Это я идиот, — говорит он и от чего-то улыбается, - я думал, что ты собирался выгнать меня, — улыбка тут же сползает с лица и он смотрит, как выражение лица Кисока меняется от удивленное в обидчивое, а затем его окрашивает улыбка, что готова зарядить солнечные батарейки Сонхвы всё оставшуюся жизнь. — Я бы никогда не выгнал тебя. И ты прав, ты идиот и я забираю все свои слова назад. Ты ответишь за то, что заставил меня извинятся, за то что я не совершал. Кисок поддаётся вперёд, сминая губы Сонхвы, но тот тут же отстраняется, тяжело дыша — А как же прогулка? Ты же обещал. Но Кисок снова прилипает к губам и ведёт руками по острым коленками. У Сонхвы вечный страх быть брошенным и преданным, но он исчезает, стоит только Кисоку чмокнуть его в щёку. У Кисока страх обидеть единственного дорого человека, что всегда был рядом. И он расплывается в пыль, когда Сонхва обхватывает шею руками и ластится, целует в висок. Для него это место зовётся домом, но если тут вдруг не окажется заботливого и преданного Сонхвы, он не сможет назвать это домом. Потому что его дом в тихом напевании песен лёжа на диванчике, что никак не умещает их вдвоём и Кисок сгребает его в кольцо рук, располагая у себя на груди. Дом — это зонт, стоящий справа от его стола, это смс о просьбе купить батарейки и пару носков. Дом — это Сонхва, заключает как-то Кисок и перепрыгивает через лужу, обходя столпившихся на остановке людей. Сегодня дождя нет, но Кисок держит зонт его в левой руке, а в правой телефон, оповещавший о смс от коллег по работе и одном о просьбе купить два апельсина и аспирин.