Заключение

              «The Conclusion»               Командир заморгал, приходя в себя, и увидел вокруг слепящую затягивающую белизну. Он умер? Ослеп? Забрался слишком глубоко в шкаф и отыскал Нарнию? Нет. Нет. Он медленно осмотрелся. Тело сковывали полученные раны. Зрение начало потихоньку проясняться, стали появляться цвета, размытые очертания, которые, словно стайки юрких разноцветных рыбёшек, складывались в коробки конфет, миску винограда, шарики и открытки с пожеланиями «Поправляйся!». Он быстро узнал в ослепительно-белой обстановке больничную палату, стерильную и вылизанную до зеркального блеска. Всё напряжение из его крохотного, крепкого тельца куда-то улетучилось, и оно безвольно обмякло на больничной койке, закованное в гипс.               - Итак, - послышался со стороны грубый голос. Мучившийся от немоты во всех конечностях и боли, он только сейчас осознал, что на его левой руке смыкаются чужие огромные пальцы, мягко массирующие тыльную сторону ладони круговыми движениями. – Ты очнулся, мхм.               Командующий Пиперс начал потихоньку вспоминать события прошлой ночи – хотя, если подумать, это могло быть неделю назад, сколько он был в отключке? – и теперь почувствовал себя сущим идиотом.               Хейтер на него даже не взглянул, но, тем не менее, продолжал с отсутствующим видом стискивать его руку.               - Сэр, я… - начал Пиперс, но не был уверен, что вообще хотел сказать. Он покачал головой, отвернулся и прикрыл глаз. – Я не сожалею о том, что сделал, сэр. Я признаю, что всё пошло не так, как я планировал, но я просить прощения не стану.               Он совсем понизил голос и слабо пожал плечами, высвободив руку лишь за тем, чтобы она безвольно упала на кровать вдоль тела. Слишком слаб. Слишком тяжело ранен. Он едва-едва мог пошевелиться. Просто жалко.               - Вам в любом случае всё равно.               С той стороны кровати, куда Пиперс не хотел смотреть, Хейтер развернулся на своем стуле, его действо сопроводил скрежет ножек о кафельный пол. Командир этого знать не мог, но без сознания он провалялся две недели. Большинство открыток, шариков и угощений были от дозоров, во все времена славящихся своей невероятной преданностью. Но в тайне ото всех, словно наведываясь тёмной ночью с цветами на могилу запретного любовника, Хейтер принёс своему спящему командиру два подарка: маленькую корзинку-ассорти с фруктами (теперь просто ломящуюся от различных спелых плодов – Лорд не был уверен, какой фрукт у Пиперса любимый, потому доносил что-то новое каждый раз, когда ему на ум приходило очередное название) и огромного плюшевого медведя, наверное, размерами даже больше самого Пиперса, коричневого цвета, с удивленной мордашкой и большим розовым сердечком в лапах.               - Объяснитесь, Командующий Пиперс, - произнес Лорд Хейтер тихо, но властно, с нравоучительным упреком – голосом, который он всегда использовал, чтобы унизить его за очередной прокол или какую-то ошибку. – Что конкретно ты делал.               Изнемогая и корчась от боли, прикованный к постели, Пиперс выдохнул, выдавив из лёгких весь воздух, глаз заслезился. Ищейка со стоном стукнул по матрасу обеими сжатыми в кулаки руками и поперхнулся от смущения.               - Какая разница? Я не справился, я оказался недостаточно хорош для вас. Я был недостаточно хорош.               Хейтер молчал.               Слова Пиперса оборвал тусклый болезненный смех.               - Я чувствую себя так глупо, - смех прервался, его заменила несчастная искренность. – Я думал-… я так-… я настолько устал, от того что вы так-… так бездарно сохните по Доминаторше, я всего лишь хотел показать вам что-… что я не собираюсь позволить вот так просто втянуть себя во все это безобразие, потому что это оно и есть, сэр, форменное безобразие, так какое-… какое вам дело?               Хейтер громко скрипнул зубами, но не проронил ни слова. Поддавшись сиюминутному порыву, он слегка переместил руку, чтобы дотронуться до кончиков пальцев Пиперса своими. Полуприкрыв глаза, он изучал отказывающуюся подчиняться хозяину левую руку командира, пока тот вяло и зло жестикулировал в воздухе правой.               - Я ничего не мог поделать, мне казалось, я заслуживаю большего. Больше признания. Если бы вы только дали мне доказать, чего я стою, я бы стал лучшим, флёрт его дери, командиром, из всех, что вы только когда-либо видели, сэр! Мне казалось-... - он запнулся в нерешительноти, - ...казалось, что я справлюсь с Доминатором. И если бы я избавился от неё, может быть вы бы... Стали ценить меня.               Хейтер снова сомкнул пальцы и отвернулся, весь собранный, холодный и недоступный.               - Командующий Пиперс, тебе кажется, что я проявляю к тебе недостаточно уважения? Что я не благодарен за всё, что ты делаешь?               - Нет, Сэр-... Ну, да-... Да, но-...               Его перебили:        - Ты позавидовал Доминаторше?               Он проронил эти слова так тягуче и ужасно. Тело Пиперса захлестнуло волной нездорового жара, и он почувствовал себя таким же бесполезным и никчёмным, как раньше. Словно пёс, боящийся гнева хозяина за то, что сжевал его туфли, он отвёл взгляд, украдкой, самым краем глаза подметив выражение лица Хейтера, но не смог распознать эмоции на нём.               - Я помню, - едва слышно произнёс он слабым голосом, полным сожаления и разочарования: - Как я думал, что вы великий. Такой могущественный. Что вы можете заполучить всё, что только пожелаете. Даже когда вы отказывались прислушиваться ко мне и моим советам, я всё ещё считал, что когда-нибудь вы, я не знаю, прозреете и начнёте… относиться ко мне лучше…               - А это то, чего ты, по-твоему мнению, заслуживаешь, да?               - Я уже больше не знаю, чего я заслуживаю, сэр. Раньше я был самым большим вашим поклонником, не знаю, почему всё обернулось вот так.               Почему всё обернулось так? Раненый дозор, сгрызаемый чувством ненужности, лежал в больничной койке, а рядом сидел его лорд, казалось, такой же холодный, как вызванное ранами оцепенение охватившее каждую клеточку тела?               Пиперс напал на Доминаторшу. Если бы он этого не сделал, никто бы не стал. В приступе зависти, гнева и необузданного желания выдернуть Хейтера (Хейтера - его образца для подражания; Хейтера – его идола; Хейтера – его неиссякаемого источника трепета и разочарования) из его безрассудной слепой влюблённости, он атаковал её в одиночку, пока она просачивалась сквозь завалы, некогда бывшие огромным городом. Он ударил первым. Залп его бластера нанёс её броне вреда не больше, чем воткнутая в спину зубочистка. И тогда завязался бой.               К тому времени, как Корабль-Череп прибыл на место действия (Пиперс сбежал ночью и преследовал Доминаторшу, пока та не покинула свой корабль на этой пустынной безжизненной планете), командир был ранен, но всё ещё сражался. Он уклонился от струй огня, пролетавших в такой близости, что опалили кончики ресниц, оставил в броне противника несколько вмятин, похожих на воронки кратеров, и лишь выдал свою усталость, как Доминаторша застала его врасплох, выскочив из волны раскалённой магмы, как всадник без головы из тумана. Она схватила его за горло, сжала, его глаз налился кровью от полопавшихся сосудов и выпучился, он вцепился в её пальцы. Бластер выпал из рук.               И тогда вмешался Хейтер. Он был так увлечён происходящим, что не мог пошевелиться. Когда бластер ударился о землю, его рывком вернуло в реальность; Пиперс мог умереть. Его командир, его верный друг и доверенное лицо, тот, чьё присутствие и поддержку он всегда так неосмотрительно и жестоко воспринимал как нечто само собой разумеющееся, мог умереть прямо здесь; герой для всех ищеек, но невосполнимая трагедия. Вспышка грома осветила пыльно-фиолетовое небо. Правый рог Доминаторши отлетел, сбитый молнией.               Ничтожно.               Сделав грозный шаг, она швырнула его о землю, и он упал, почти без сознания, словно вырванный с корнем цветок, к ногам Хейтера. Это было предупреждением; подобная глупость ведёт к верной гибели.               И это практически и произошло. К тому времени, как Пиперса доставили в лазарет, он уже потерял сознание. Его тело представляло собой нечто просто катастрофическое: сплошные вывихи, трещины, переломанные кости и кровоточащие раны. Ищейки толпились вокруг, споря, кто первым оставит подпись на гипсе, а Хейтер просто наблюдал за всем в ужасе.               Этот страх, этот ужас, скрутивший все его внутренности - что это было? Он никогда раньше не испытывал ничего подобного по отношению ни к одному другому дозору – для него они были просто бестолковыми механическими игрушками, исчезающими и появляющимися сами собой; если один из них получал ранение, он совершенно легко заменялся другим.               Но Пиперс. Верный, преданный Пиперс. Произошедшее открыло Хейтеру глаза. Если Пиперс погибнет, какими будут его последние чувства, что он испытает перед смертью? Он умрёт, ощущая свою недооценённость, разочарование и что все его давние мечты о величии и успехе тонут в красноте и вытекают из его тела вместе с кровью, не оставляя после себя ничего, так бездарно и впустую пачкая и пропитывая собой белые простыни?               В повисшей тишине Пиперс поднял руку, чтобы спрятать лицо. Он плакал. Он думал, что сможет доказать, что чего-то стоит. У него был хороший план. Толковый план. Но он оказался настолько глуп, решившись на него, что едва не порешил себя. Как какой-то жалкий отчаянный прихвостень. Но что было больнее всего, так это то, что он знал, он был просто уверен, что Хейтер заменит его после всего, заменит каким-нибудь другим ищейкой. Они были одноразовы, расходный материал, пушечное мясо. Он был всего на всего очередной оловянный солдатик, который следует за Хейтером до последнего вздоха, живёт и умирает, без единого вопроса.               Он пытался разорвать этот унизительный замкнутый круг, и взгляните, к чему это его привело.               Хейтер поднялся со своего стула. Он подошёл к ногам кровати Пиперса и обошёл её, оказавшись уже с правой стороны, ближе к двери. В панике, лихорадке и агонии Пиперс поднял руку в попытке возразить и отговорить его от ухода. Он его точно разжалует. Или уволит. Или-… или-…               - Простите, сэр, я просто-… я больше не могу, я не м-… прошу, не надо-…               - Нет-нет-нет, не двигайся! – Внезапно, голос Хейтера прозвучал заботливо и взволнованно, он протянул руку и мягко толкнул его на подушку, заставляя лечь обратно. Пиперс не сопротивлялся, только скульнул в недоумении. – Будет только больнее. Ты не должен извиняться, я был той ещё сволочью, каким же я был козлом! Погоди-ка, я знаю, она-… она была-… была где-то здесь…               Он принялся рыться по карманам своей мантии, пока не нашёл то, что искал.               Медаль.               Круглый золотой диск с изображением молнии, зелёной лентой и выгравированной маленькой золотой именной подписью: «Пиперс». Она потрясающе сверкала и блестела в искусственном свете комнаты, и Пиперс тут же почувствовал головокружение. Он умер? Или спал?               Немного сутулясь, Хейтер прочистил горло.               - Командующий Пиперс, Командир Империи Лорда Хейтера, за проявленную отвагу и верность, и за то, что терпел моё дерьмовое поведение, даже если я, ну, знаешь, абсолютно прав почти всегда, не совсем всегда, но почти, и за трудолюбие, храбрость и редакцию моих фанфиков…               Он увидел глаз Пиперса, сияющий от счастья, отдающим каким-то горячечным бредом, в предобморочном состоянии, и решил перейти к сути дела. Командир не так долго мог прибывать в сознании, у них в запасе оставалось всего несколько мгновений, пока Пиперс снова не провалится в сон. И Хейтер хотел сделать их особенными.               - …я награждаю тебя Зелёной Медалью Злыдойства, самой почётной наградой в легионе дозоров. Ты хорошо поработал, Пиперс, и я-… - он с трудом выдавил из себя последние слова: - Прости за то, как я с тобой обращался.               Пиперс выглядел так, будто мог потерять сознание от восторга. Сказать по правде, он был на грани того, чтобы провалиться в идеальный, мирный сон, и он смог издать лишь какой-то невнятный звук и протянуть руку, чтобы дотронуться до лица Хейтера, пока его начальник неуклюже шарил пальцами, прикалывая медаль к отвороту его больничной одежды. Отдыхать, набираться сил, спать, грезить и проснуться с мыслью о переменах и уважении, правде и достоинстве, узнать, понять, вспомнить, в конце концов любить – в чём ещё может крыться истинное блаженство?               Хейтер осторожно надавил на верхнее веко, заставив ищейку закрыть глаз, наклонился, и Пиперс почувствовал мягкий, неуклюжий поцелуй в лоб, в виде прикосновения безгубой кости, прежде, чем провалиться в счастливый, дурманящий, безмятежный сон.