***
Судьи — не обессудьте, коли увидите омегу в божественной красе. Не теряйте голову, ибо он — посланник Дьявола. Господи, помоги нам. Господи, защити нас. Избави нас от соблазнов Дьявольских. Убери плод свой отравленный, райский. Избави нас от Лукавого, Господи. Аминь.
***
И день, и вечер, и ночь. Этот огромный город со множеством лиц: красивых и не очень; именитых и безымянных; незабываемых и рутинных. Огни города, как и Вселенной, не гаснут от рассвета до заката, раскрывая дневным жителям его ночные тайны. Всем известно, что рождаться омегой — есть чинный позор; альфой же — вечный почёт. Ну да что углубляться в то, о чем всем давно известно? Лучше перейти к будням нынешним и посмотреть — может, все-таки что-нибудь изменилось?.. — Смотри, смотри — идёт… — Это «он», да?.. — Сегодня он ещё лучше, чем раньше… Неужто течка? — Не глупи, до нее еще недели две!.. — Да тише вы! Он слышит… Шепот. Его вечно сопровождает шепот: басистый ли, писклявый ли; надменный или укоризненный; страстный… Уолкер уже настолько привык ко всему этому, что воспринимает все фразы, сказанные в его сторону как «белый» шум. Интересно, и когда до такого дошло? — Что, бабочка, снова домой? — сонно спросил кучерявый парень за стойкой, облокотившись на блестящую поверхность. — Может, ко мне как-нибудь залетишь? — Тики, хоть ты не начинай… — устало выдохнул седовласый, поправляя копну волос, аккуратно собранную в пучок на голове. — Я и не прекращал ещё, — обиженно пробубнил брюнет, зевая и поднимаясь с барной стойки, принимаясь вновь до блеска полировать бокалы. — Ты мне нравишься, я уже тебе не раз это повторял. — А я тебе не раз отказывал, — грубо оборвал Уолкер, развязывая передник и протирая последний столик. — Мне и этих хватает… Больше Тики ничего не говорил, а седовласый исчез за дверью в служебное помещение. Открыв шкафчик, на которой была налеплена табличка с именем: «Аллен Уолкер», седовласый вновь принялся разгребать «подарки» от своих коллег: пара вибраторов, наручники, веревка (судя по всему, для шибари*), и несколько салфеток с номерами телефонов. — Им не надоело?.. — А это не надоедает, поверь. В помещение вошел один из немногочисленных омег этого кафе-клуба. Его звали Алма Карма (в девичестве), а сейчас он Алма Канда. Уолкер о нем особо ничего не знал — иногда, когда альфы так любовно сплетничали о постельных подробностях и речь заходила об Алме, который «вроде как ничего так», они одергивали друг друга, потому что альфа Алмы собственник еще каких поискать нужно, да и его работа в Скотланд-Ярде была ещё одним поводом лишний раз не дергаться. Зато как они отплясывали на Уолкере… Отбросив неприятные воспоминания, седовласый принялся разгребать весь этот беспорядок и распихивать «подарки» по шкафчикам владельцев — шкафчики не запирались, так что проблем с этим не было. — Ну и зачем ты это делаешь? — спросил Алма, снимая рубашку, которая покрылась пятнами пота — ещё бы, сегодня они обслуживали посетителей за наружными столиками, а там печёт — мама, не горюй. — Ты этим их только раззадориваешь. — Пусть сами себя этим и удовлетворяют, задрали уже! — выругался Уолкер, с силой захлопывая последний шкафчик с именем «ДжасДеби». Алма лишь хмыкнул, переодеваясь. Сегодня у него была ночная смена, а ночью это кафе превращается в обитель похоти, но Аллен в это время не работает. Конечно, ему за это здорово сокращают зарплату, но он не согласен продавать себя во имя развлечения всякого мусора. — Ну как знаешь. Мое дело предложить… — Тебе-то хорошо… — угораздило Уолкера ляпнуть это. Вообще, нынешний разговор с Алмой — самый длинный за все те два года, которые седовласый здесь работает. — С чего бы? — непонимающе посмотрел Алма на Уолкера, а потом, невесело ухмыльнувшись, добавил: — А-а… Считай, что у меня нет альфы. Он вечно пропадает где-то, секса у нас нет, так что… Не смотри на меня так — хоть в верности я ему и клялся, а супружеский долг он не спешит выполнять. — А как же… — Уолкер как-то не понимал этих откровений. — Ты про обет верности? Пф! Ну ты опомнился, Уолкер, — он залился тихим смехом, натягивая чулки, — Мы с тобой, что, в восемнадцатом веке живём, где верность мужу — всё? Уолкер лишь грустно ухмыльнулся и закрыл свой шкафчик. Возможно, он придерживался столь старомодных взглядов, а может просто боялся стать таким, как большинство омег — неизвестно. Просто седовласый верил, что где-то в этом огромном мире, а может, при большой удаче, и в этом огромном городе есть тот, кто предначертан ему природой. Попрощавшись с Алмой, Уолкер покинул кафе через черный ход, тщательно поправляя волосы и пряча их под длинным светловолосым париком. Солнцезащитные очки, темного цвета кофта с невзрачным рисунком, джинсы и перчатки. Как бы не было в этом прикиде жарко, Уолкер никогда бы с ним не расстался. Да, он был красив — признавали это все, также как и то, что он «шлюха»; но это только там, где седовласый позволяет себя видеть. Перейдя через дорогу, Уолкер свернул в переулок, где по пожарной лестнице забирался домой — ключи от квартиры он забыл, но это еще пол беды — хорошо, что в старенькой пятиэтажке не нужен магнитный ключ, чтобы открыть деревянную дверь пожарного выхода. Под ковриком, на котором выцветшим желтым было «Добро пожаловать», отыскался запасной ключ. Квартира, как и всегда, встречала своего хозяина полнейшей тишиной. Седовласый слышал, как шумел транспорт, а значит он забыл закрыть окно на кухне. Сбросив все вещи и приняв столь необходимый в данный момент душ, Уолкер направился на кухню, где его терпеливо дожидался «готовый обед за 5 минут». Усмехнувшись тому, насколько же печально его положение, Аллен неохотно поплелся в гостиную-спальню, где беззаботно свалился в кресло. Как бы седовласый не отпирался, а альфу он хотел и часто — уже не важно было, кто это. Во время течки он даже набрал номер Тики, но, поддавшись какому-то порыву, просто смыл телефон в унитаз. Тогда всё обошлось, но ведь время не стоит на месте: сейчас на него засматриваются, и ему уже 22, но стоит подождать немного и вот он — одинокий омега-девственник с детскими идеалами об Истинных. — Может, бред это всё… А? Безнадега полная. Аллен понимал, что его затягивает в омут самокопания, где он в пух и прах разобьет собственные убеждения, так что ему нужно было отвлечься и, уж не зная, кто его спаситель, но ему Уолкер был очень благодарен — зазвонил телефон. — На связи, — коротко бросил Аллен, натягивая нижнее бельё. — Привет, моя принцесса! — весело отозвались на другом конце провода, — Как жизнь? Как на личном фронте? — Лави, не сыпь соль на рану… Это оказался старый друг Уолкера, Лави Бук — конченный ЛАВИлас, который имел удовольствие иметь практически всех хорошеньких омег в округе. Рыжий, с повязкой на глазу он, несомненно, притягивал падких на такие вещи омег своей таинственностью и красноречием. Сам Уолкер знал тайну этой повязки и никому рассказывать ее не желал, полностью осознавая, что предаст жизнелюбивого и слегка инфантильного рыжеволосого друга. — Да ладно тебе! У меня вопрос: ты на выходных свободен? Уолкер никаких срочных дел не вспомнил, так что ответил утвердительно. — Отлично! Слушай, может, поможешь? У нас тут запланирован крупный корпоратив, а рук не хватает. Мы тебе заплатим, просто… Ну никак, понимаешь? Если не хочешь, я не давлю!.. Конечно, не давит он! Психологически, Аллен ощутил, будто судьба самого мира зависит сейчас от его ответа. Поэтому, сглотнув, ответил абсолютно серьезно. — Да, я обязательно приду. Говори адрес. Адрес, который назвал Лави, оказался совсем рядом с работой Уолкера, чему тот, конечно же, удивился. Кстати говоря о здании, которое они арендовали… — Лави, — севшим голосом произнёс Аллен, — Это же… Стриптиз-клуб. — Точно! Забыл сказать, — извинился рыжий, — Но не бойся! Ты — только официант, заказчики уже забронировали своих стриптизёрш, так что от тебя будет нужно только разносить выпивку и еду! — …Это точно так? — после недолгой паузы, как-то недоверчиво переспросил седовласый, поудобнее зажимая телефон между плечом и ухом. — Абсолютно. — Хорошо, я приду. — Ты мой спаситель, Аллен!