***
И сейчас, когда ты стоишь передо мной и я вижу как дрожит твоя рука, я понимаю… что зло сидит во мне, оно пришло ко мне в тот день, когда я прогнал тебя и оно же стало моим вариантом события… зло, которое затмило мой разум и пеленой опустилось на глаза, не позволяя разглядеть в тебе частичку света, которую ты вынес с собой из могилы. Которую всегда держал в руках, иногда перенося ее в смех. Ты знаешь о том, что я влюблен в твои губы и в то, как их мягко трогает улыбка? Не знаешь… потому что я никогда не говорил тебе. Не знаешь, как тяжело мне сейчас смотреть тебе в глаза, не потому что ты убийца, или поцелованный безумием ангел, а потому что Я — опустился ниже небес, в которых ты хотел чтобы я парил. Я упал вниз, уничтожив все твои надежды и, как оказалось, потянул тебя за собой. Ты не хочешь спускать курок, ты просто ждешь, когда я разлечусь на мелкие осколки перед тобой, как ты тогда. А я стою молча, не в силах сделать шаг. Не потому что я снова боюсь, а потому что мне кажется, что ты мираж. Спустя год я наконец вижу тебя перед собой на расстоянии вытянутой руки и дуло пистолета упирается мне в грудь. Туда, где бешено колотит сердце от осознания того, что я натворил. Уверен, физически ты ощущаешь его ритм. Твои глаза пусты, даже зелень слегка померкла, а под густыми ресницами темнотой разлились пятна бессонницы. На виске и чуть выше брови свежий шрам — один из тех, что является узором огромной печати страдания, основу для которой заложил я. Уверен, под одеждой их стало еще больше и все они мои. Разбив тебе сердце я понял, что ты хочешь исчезнуть. Да только Судьба бережет тебя для чего-то большего, раз за разом вырывая из лап смерти. Разбив сердце себе я понял, что должен остановить тебя любыми способами, пусть и не совсем законными и логичными, лишь бы выманить зверя из логова, чтобы заглянуть ему в пасть. Сейчас, стоя здесь перед тобой, на той же самой крыше, где наши пути разошлись… нет, разрушились, казалось бы основательно, по моей вине… я думаю лишь о том, насколько губительна любовь, которой не должно было быть. Она скапливается в уголках твоих изумительных глаз и блестит в свете луны, когда зрачок дергается, стоит мне сдвинуться с места. И отчего так отчаянно хочется прикоснуться к влажной дорожке на холодной щеке? Это не дождь, просто раскаяние. Оно отражается в этой кроткой капле, разбившейся о пыльные ботинки. И я хочу что-то сказать, не знаю даже с чего начать, ведь я продумывал сотни вариантов до этого самого момента. Вот только внезапно они все испарились, так и оставшись неизвестной сотней слов, никому не нужных и глупых. Мое молчание говорит о большем, если так подумать, но я уже не в состоянии оценивать ситуацию здраво, когда вижу, как заходится от удушья твоя грудь и как ты поджимаешь мягкие губы. Те самые, в которые я влюблен. И именно сейчас я наконец принимаю самое важное решение во всей этой ситуации — позволяю себе сделать шаг. Плевать что пистолет все так же упирается в грудь, я чувствую что твоя рука расслаблена, а палец больше не удерживает курок. Мне нужно сейчас лишь осторожно подойти к тебе максимально близко, ладонями пройтись по вискам и спуститься к губам, восполняя утерянные прикосновения. Ты все так же смотришь куда-то сквозь меня, и я должен сделать так, чтобы ты снова увидел меня. Спустя мгновение ты опускаешь руку, но тело все еще напряжено, ведь я могу исправить это? Поднимаю на тебя взгляд, я безоружен. Перед тобой всегда был и останусь, и ты это знаешь. На тебе нет привычного шлема, только черная маска, отголосок прошлого? Хлипкая пелена, которую я должен сорвать здесь и сейчас, чтобы наконец… — Прости меня… Слова сами слетают с моих губ, ты вздрагиваешь, будто бы они врезаются в тебя и я мгновенно перехватываю твою руку, крепче сжимая холодные пальцы. Дыхание становится неровным, и на секунду мне кажется, что земля уходит у меня из-под ног. Ты знаешь, что я влюблен в твои глаза? В твои дьявольские глаза, с легкой искрой насмешки и серьезности. Не знаешь, потому что я не говорил тебе. Лишь спустя все это время я понимаю, насколько эгоистичным был, когда, стирая чувства к тебе, заставлял видеть себя подонком. И ответа от тебя я сейчас не жду, просто мне жизненно необходимо почувствовать… понять, что ты сможешь простить меня. — Позволь просить у тебя еще один шанс… Ты отворачиваешься, в груди холодная хватка сжимает сердце, и я следую за тобой. Я даже не хочу думать о том, что со мной случится, если ты сейчас уйдешь… исчезнешь снова, оставляя после себя темный шлейф страданий и боли. А ведь это Брюс называет болезнью. Он все еще болен и не видит исцеления, даже когда ты рядом. Он болен, потому как отпустил тебя тогда и не решился снова вернуть. Я же не могу повторить его ошибку, у меня своих достаточно, и именно сейчас, стоя прямо в эпицентре безмолвной катастрофы, я смотрю в твои глаза, надеясь увидеть в них частичку того Джейсона, который все еще принадлежит мне. — Прости меня. Я виноват. Качаешь отрицательно головой, и страх кровавой волной наливается в голове. Я знаю, одних слов недостаточно для того, что бы все забыть. Ты никогда не забываешь, и в этом твоя самая большая проблема. Ты помнишь все до мелочей, особенно самые ужасные события своей жизни. Теперь и к смерти физической от рук клоуна добавилась смерть душевная - от человека, в котором ты никогда не сомневался, которому всецело доверял и который так жестоко поступил с тобой, отвергнув когда-то… из-за трусости. Я ведь не мог признать самому себе, что твоя любовь окрыляет меня, возвышает и делает сильнее, я расценил это как слабость, потому отступил, считая, что чувства можно стереть, уничтожить, и таким образом защитить. И ты был прав тогда, сказав что я так ничему и не научился. Ох как ты был прав. Мне кажется, что молчим мы слишком долго, но я готов простоять здесь с тобой хоть всю вечность, не двигаясь, лишь бы ты не исчез. И держу тебя за руки, опустив голову как провинившийся ребенок, а ты изучаешь. Видишь ли ты во мне раскаяние или просто ждешь когда я устану? Помнишь ли ты при этом какой выдержке учил нас Брюс? — Прости… Не голос, а ветер. и я подхожу ближе, еще ближе, ведь ты не отступаешь, зажигая - нарочно или нет - во мне искру надежды, что я не окончательно растоптал в тебе человечность. Тянусь к твоему лицу снова, как к чистому небу, в котором хочется парить от одного только прикосновения к твоим губам, и это до жути сентиментально, но мне плевать. Ведь ты не отходишь от меня сейчас, и я уверен, что за внешним шатким спокойствием бушует целый ураган эмоций и мыслей, подобных моим. Неуверенно обнять тебя - это пока все, на что я способен. Не пристрелить меня на месте за легкий поцелуй - это пока все, на что способен ты. — Прости меня, прошу, прости… Запоздало осознаю, что твоя близость сбивает барьер моего якобы контроля, вынуждая хлынуть поток бессвязных слов, утопающих в шепоте и перемешивающихся с отчаянными прикосновениями. Кажется, я говорю о том, каким был дураком, каким был подонком, и - о Боги - я говорю о том, что совершенно не достоит тебя. Но ты не отталкиваешь, ты просто ждешь когда я скажу… главное? — Я люблю тебя… Шепот в губы, приправленный соленым вкусом влаги на твоей щеке… или на моей? Я готов повторять это бесконечно много раз, за все те ошибки и недосказанные слова. — Я люблю тебя… — Я знаю. И второй шанс на искупление теплится в твоих холодных руках.Часть 1
16 июля 2017 г. в 11:43
Не могу уснуть. В который раз не могу уснуть, полностью погрязший в этих проклятых воспоминаниях. Если бы я только мог отпустить их так же легко, как это сделал ты, наверное нам обоим бы стало немного легче ходить по этой земле. Но ты лжец, как и я… даже после того, как ты попытался избавиться от своей памяти, вымести меня и всех нас из своего внутреннего дома с поехавшей крышей, будто мы ненужный хлам, я верил в то, что нам есть еще что исправлять.
Хочется пробежаться по ночному Готэму, чтобы все ненужные мысли вылетели из головы вместе с холодным ветром, который ты так ненавидишь. Он поможет мне избавиться от навязчивой идеи о том, что ты все еще можешь принадлежать мне. И пусть это эгоистично, как бы ты заметил, но я все еще хочу… чтобы ты оставался моим. Только моим. Иногда я думаю, что это слишком нагло с моей стороны, учитывая то, как мы разошлись по разные стороны баррикад.
На самом деле ты был прав — я осознал себя, стоило мне остаться одному. В этой мертвой тишине, которая стала моей новой спутницей. Брюс не может заменить мне тебя, к тому же не может дать мне совет как поступить дальше, Тим слишком молод для этого, хотя на самом деле я просто не даю ему шанса помочь мне. Мелкий дьяволенок давно стал вести себя так, словно потерял любимую игрушку и все жалеет, что не может заменить эту потерю. Лишь Альфред иногда помогает мне своим теплым чаем, в котором скрывается наверняка больше отцовской заботы, чем стоило бы…
Все это — безмерная пустота, оставшаяся на месте вроде как моей души — место, где теперь просто пепелище, потому как я выжег себя сам. Место, куда я так сильно не хотел тебя впускать, потому что боялся… боялся того, что если когда-нибудь ты уйдешь, если когда-нибудь ты позволишь себе уйти, то оно будет полностью уничтожено. Ты сказал бы мне сейчас, что я слишком драматизирую, но ирония в том, что я сам прогнал тебя. И это добивает меня.
Это Я… совершил ошибку.
Я притянул тебя к себе и отпустил, нагло вырвав часть сердца, которое так отчаянно хотел сохранить. И теперь я понимаю, что такое пустота. Понимаю, что такое одиночество, когда вокруг тебя столько людей. Оно кроется на стенках грудной клетки, в самые неподходящие моменты разрастаясь как раковая опухоль, сдавливающая все внутри. Оно давит на сердце, громкий стук которого невозможно заглушить. Затем забвение сменяется болью, той, о которой ты когда-то рассказывал.
Они пытаются говорить со мной, но я не слышу их. Все они — отец, братья, знакомые. Они что-то нашептывают мне, пока я падаю вниз в бездну, но я не хочу слышать их. Все это — пустой звук в том безумном океане чувств, которые поглощают меня день ото дня. Я сам взял груз, который тащит меня на дно.
Потому что я был беспечен, когда соглашался на эту легкую, странную и приятно мучительную игру, совершенно не осознавая, насколько я был важным для тебя. И только теперь, просыпаясь в одинокой темной квартире, где окна плотно закрыты, где нет больше голосов кроме тех, что в моей голове и сцен, которые я прокручиваю ежедневно внутри себя, пытаясь бороться с пустотой, на кровати, которая всегда холодна и не застелена… я понимаю, что был глуп, предполагая, что нужен тебе. Все оказалось намного проще, просто я боялся признаться в этом сам себе, в том, что ты был мне нужнее куда больше.
Я решил, что так будет лучше для нас двоих, для тех, кто окружает нас, а в итоге разрушил все своими, как мне казалось, благими намерениями.
Я струсил, сбежав с поля битвы, где кроме нас никого не было. Я ушел ничего не объяснив, лишь оставив тебя с опущенными руками. Потому что я решил, что это — правильно. А когда я понял, что ошибался…
… я не смог тебя найти, чтобы все исправить.
И мне все равно, если ты будешь смеяться, когда узнаешь что каждую ночь я спускаюсь с тех самых небес, пропитанных дымом и грязью, пачкая крылья в полете и растягивая шлейф воспоминаний за собой, я ищу тебя. Продолжаю искать, чтобы доказать самому себе — что не сошел с ума о тоски, пожирающей мою сущность. Чтобы попытаться все исправить, хотя не заслуживаю шанса на искупление. А Брюс… нет, Бэтмен, незримо следует за мной, наверняка готовясь в любой момент подхватить меня, если мое сердце станет слишком тяжелым для того, чтобы парить в небе и потянет вниз, к мокрому, пропитанному слезами и кровью, асфальту. Он думает, что сможет уберечь меня… Думает, что не допустит ошибки, равной той, которая произошла с тобой. Но как сказать ему, что душевную боль вылечить нельзя, просто попросив об этом? Теперь я больше понимаю тебя, ведь ты пытался тогда сделать тоже самое, что и я сейчас — пытался стать настоящим и живым, но никто не принимал тебя. Даже я. Тогда тебе пришлось взять в руки оружие и пролить кровь, чтобы мы поняли — разговорами не исправить увечье.
Теперь мне стыдно.
От того стыдно и гнусно, что не смотря ни на что ты оказался самым крепким и самым настоящим из нас всех. Без вычурной правильности и фальши. Оказался тем, кем я всегда хотел быть, и настал тот момент, когда я признаю свое поражение.
Я понял, что быть настоящим и живым слишком сложная игра, правил которой я не знаю. Наверное поэтому Брюс создал нам ложные правила, чтобы мы никогда не смогли выйти на новый уровень — стать человеком. Мы были и есть лишь орудие его темной руки, которой он вершит свое правосудие. Но ни одно правосудие не стоит жизни тех, кого любишь.
Жаль… это он понял лишь опустив ту самую руку на твое надгробие.
И после того он никогда не смел прикасаться к тебе, потому как знал, что ты уже отмечен меткой смерти. А теперь и я… решил оставить свою болезненную метку в твоем сердце. Я думал, что проводя с тобой время и позволяя увлекать себя в сладостное безумие, помогаю тебе излечиться. Но не видел очевидного, когда сам начинал болеть… тем же недугом.
Теперь же, когда я принял решение излечиться самостоятельно, бросил тебя, оставив наедине со своими кошмарами, просто потому что счел эту затею слишком затянувшейся и опасной, счел, что тебе не нужно было большего, потому что ты не тот, кто мог бы любить искренне.
Не было скандалов и истерик, ты был холоден, словно видел меня впервые. Тогда, стоя на крыше, ты смотрел на меня так, словно я был кем-то другим, кем-то из тех многочисленных людей, которые каждый день проносятся мимо тебя, превращаясь в серое пятно. Я видел в твоем изумрудном омуте как рассыпаются частички чего-то важного, что было безобразно хрупким и нежным, не смотря на внешний барьер силы. И в тот миг, когда я бежал так быстро, как только мог, словно земля плавилась под ногами… я подавлял любые мысли о том, что навсегда что-то сломал в тебе. Возможно, единственный стержень, удерживающий хрупкое равновесие в твоем переменчивом мире.
Но как бы там ни было, я хочу верить в то, что смогу все исправить, даже если для этого мне придется умереть от твоих рук. Пусть будет так, но я должен успеть сказать тебе, что я… ошибся.
Сознательно или нет, мы всегда ставим себя на роль главного героя кино, который отличается своей правильностью, полностью игнорируя возможное существование других персонажей фильма. Они являются фоном, плохим или хорошим, никогда не знаешь наверняка, но в одном я уверен сейчас на все сто процентов — если бы это был фильм про плохих и хороших парней, то несомненно я бы был тем, кто является фоном, персонажем, живущим собственной, правильной только ему жизнью. Не всегда верной и идеальной, но отличительной от жизни главного героя, потому что именно ты мне показал, что этот мир многогранен… именно ты предположил, что плохие парни не всегда являются плохими лишь по задумке сценариста. Мы всегда боролись со злом, но никогда не вдавались в возможные варианты событий, которые повлекли это зло за тем или иным человеком. За тобой…