Я люблю?

До сегодняшней ночи Вун и не подозревал, что умеет молиться. Не то что бы он возносил отчаянные просьбы безучастному мраку неба, а скорее, вглядываясь в узоры звездного кружева, вел долгие и обстоятельные переговоры с Создателем о простом, но важном обмене — души ТонСу на свою собственную. Очевидность бессмысленности своей жизни, на случай если этот паршивец не проснется через сутки максимум, накрыла Вуна еще вчера, когда волна праведного гнева улеглась, уступив место липкому, подавляющему страху. В мыслях он уже не раз от души отмутузил приятеля, выбивая из непутевой башки последнюю дурь, простил ему пресловутую «курятину» будь она неладна, истребил всех цветочных змей в округе… Теперь же, соляной статуей прирос к столу, на котором лежал Тон Су и, не отрываясь, наблюдал, как едва различимо вздымается его грудь. Умом Е Вун понимал, что Тон не может просто так взять и умереть. В конце концов, яда в теле осталось не так много, да и акупунктура творит чудеса. Он сделал все что в его силах, но все равно думал, что упустил какую-то мелочь, призрачный способ увеличить шансы. Что он виноват. Во время ожидания острее всего чувствуешь собственное бессилие. Ощущаешь, как физически уходит время, как отложенной казнью ползут минуты, точно жуки и хочется закричать, отряхнутся, сбросить с себя этот отупелый морок. Что бы, наконец, произошло хоть что-нибудь. Первый вечер и ночь пролетели одним мгновением. Горячка, а за ней и бред утихли и теперь, казалось, что Тон просто безмятежно спит. Только капельки пота, бледность и какая-то прозрачность тела указывали на то, что организм борется за жизнь. В поле зрения то и дело маячил Старик, Чхо Лип пару раз пытался разговорить его, но Вун упорно молчал, понимающе глядел на сочувствие окружающих, но, по большей части, непрерывно смотрел на Тона. Ему думалось, что стоит отвести взгляд, как тот сорвется в бездну, что тонкая нить, крепко связавшая их, исчезнет и Вун останется один. Время от времени Е Вун менял на лбу товарища прохладную повязку и считал нитевидный пульс. В паузах между этими простыми действиями сидел, ждал и перелистывал собственную книгу памяти. Он вспоминал далекий миг, когда еще мальчишкой впервые по настоящему испугался, что непутевый, нескладный, слабый, но упрямый Тон Су может сгинуть, пропасть, скрыться в водах залива, выполняя задание Командира лагеря, жесткого, но справедливого Де Бё. Помнил, как готов был броситься обратно, нырять без конца, спасти ценой…да любой ценой, если подумать. Помнил, как предательски дрожали руки, когда над водой показались две головы и ужас потери отступил. Как сильна была злость, замешенная на панике, как свозила мольба во взгляде (слава богам Тон Су ничего не заметил). Зато отлично заметил сам Вун, осознав жизненную зависимость от вихрастого, приставучего, чертовски упертого мальчишки. Только не он… Кто угодно, но не он. Страх казался почти первобытным, толкающим на отчаянные поступки, вроде противостояния Главе Хокса Чхорон. В ту ночь он даже не осознал собственных действий. Секунда и вот он уже стоит, смотрит зверенышем, раскинув тонкие руки — «Не тронь!» Фанатичная преданность, рассыпавшаяся в прах перед перспективой потерять самое дорогое. Собственная никчемность, придавившая его к земле, когда он был отброшен Чхоном прочь одним мощным ударом. Бешенство, застилающее глаза — «Убью!». Ужас, заморозивший его холодом стали, когда клинок Главы входил в податливое тело Тон Су. Отчаянное — «Я! Это я виноват». Ожидание, возле бесчувственного товарища, тихие, злые слезы, размазанные по щекам, единственная просьба — «только живи». Память подбирает еще десятки моментов, когда жизнь Тон Су подвергалась, пусть не смертельной, но опасности и сразу становилась для Вуна важнее собственной. Ветер легко колышет травы, бередит тишину, то и дело прерываемую криком одинокой птицы и бормотанием старика в палатке. Вуна сковывает усталость. Сказывается недосып и постоянное напряжение. Парень смотрит на оставленный Чхо Липом скромный ужин, рука тянется к чашке, но замирает на полпути и возвращается. Кимчи вызывает практически физическое отвращение. Вун вздыхает, тыльной стороной ладони трогает повязку («прохладная») и, повинуясь внезапному порыву, ложится рядом, аккуратно, стараясь не задеть друга. Ему хорошо и спокойно. И это так странно. Кажется, что он нашел идеальное место для существования: здесь и сейчас, максимально близко от товарища ему уютно так, как не было много лет. Теплота ласковой волной качает Вуна, качает их обоих, качает стол и, как будто, весь мир, выплескивается, переливаясь, окружает живительной сферой. Парень смотрит на небо, на тени редких облаков плывущих по неизвестному маршруту, на россыпи звезд. Слышит дыхание Тон Су, чувствует его запах, ощущает тепло. Его собственное сердце монотонно бьется о позвоночник. Он поворачивает голову. Лицо Тона совсем близко, влажные волосы липнут к виску, капелька медленно скользит по скуле. Вун протягивает руку, ловит беглянку и медленно растирает влагу между пальцами. Пэк — выдох Тон — вдох Су — выдох «Я люблю?» — думает Вун, Выдох — вдох — выдох Он поворачивается на бок, поднимается на локте и долго смотрит на друга. Вдох — выдох — вдох «я люблю»