Алые пятна иллюзий на белоснежной скуке.

Рука проходит по иссяня-черным волосам иллюзиониста, пропуская между пальцев рассыпчатые, словно нити, пряди. Джессо весело щурит глаза, касаясь кровавой дорожки, окончившейся на кончике подбородка. Бьякуран пододвигается ближе, вызывая контраст температур между почти мертвецкой кожей Рокудо и своей. Издав тихий полу-стон, обладатель двух колец ада открывает сжавшиеся веки. Первым увиденным оказалось ненавистное лицо. Но Мукуро лишь ухмыляется, разбитыми в кровь, губами, смотря расфокусированным взглядом глаз, под которыми, гармонично вписываясь, расположились от недосыпа синяки, то ли сквозь, то ли сосредоточенно на главу Мельфиоре, ныне приторно улыбающуюся. - Очнулся, Мукуро-кун? - Конечно. Разве я могу заставлять тебя ждать? С моей стороны это показатель невоспитанности. - Мукуро-кун, - выдает наигранное удивление в голосе пепельноволосый, едко произнося имя заложника. – Ты мой пленник. - Вычеркни «мой», и предложение выйдет верным, - все та же нахальная усмешка блистает, расположившись на тонких губах. Оба продолжают играть, гордо игнорируя ключи к спасению. Оба продолжают улыбаться, понимая, что конец близок, приняв факт, как должное. Оба еще не знают, что сегодня, когда умрет один, другому станет скучно, пусто от невыносимого ожидания. Но не скорого до первого дойдет, что «такого» больше не будет. Обладатель кольца маре склоняет голову чуть набок, вплетая тонкие пальцы в волосы Рокудо, сжав их в кулаке и утягивая на себя. Иллюзионист на миг затаил дыхание, пропуская волну боли через свое тело. Дрожащая победная усмешка до сих пор упорно держится, лишь где-то глубоко, колыша неустойчивое сознание и болезненно теребя растоптанную гордость, кроется тяжкая боль, едва заметная в глазе цвета индиго. - Оя-оя, непризнанный властелин мира, не противно ли вам пачкать свои наманикюренные пальчики о меня, грязного хранителя Вонголы? - Как в такой момент речь может идти о святотатстве? Я ведь пытаюсь стереть Мукуро-куна с лица земли. Со стороны кажется, что это разговор двух приятелей. Ни Вайт спел, ни джинглионеро не понимают игры двух искуснейших актеров. За пределами этой комнаты, созданной, будто из одеяний ангелов, не ощущается гнетущей атмосферы, давящей на грудь, в которой отчетливо бьется сердце, отсчитывая удары к концу. - Знаешь, Мукуро-кун, я тут, на днях, кое-что узнал, - искры дьявольского садизма мелькают в лиловой радужке. – Иллюзионисты не переносят физическую боль, не так ли? - Ты это узнал только ради меня, ку-фу? К твоему несчастью, я даже не польщен, ибо привык к большей обходительности со своей персоной, - «туман» вздергивает голову вверх настолько, насколько ему позволяет цепкая хватка. Конечно, он не покажет, что страшно. Безусловно, разыграет спектакль, где занавес в итоге опустится. Естественно, продолжит прямо держать спину, выдавая дрожь в теле за нетерпение. Понятное дело, в итоге проиграет, но не сломается. - Может, поиграем? – не дожидаясь на ответ на риторический вопрос, продолжает: - Игра под названием «Пьеро №5», - Мукуро скептично вздергивает брови, но не возражает. – Мукуро-кун – Пие-Пиеро, а я - снайпер номер восемь. - Зачем же? Лучше бы тебе быть синим. А то и первой зеленой.* Ответа не последовало. Ладонь отпускает волосы, посему кожа головы может вздохнуть свободно. Вот он, час расплаты. Вот оно, время, когда Рокудо вновь попадет в ад. Но отнюдь не для того, чтобы пройти по-новой его пути. Душа парня будет вечно слоняться по самому нижнему, девятому кругу, сгорая в агонии, которую Мукуро до скончания веков будет обязан терпеть. Орудие убийства совсем рядом. Другая рука тянется к пистолету. Довольно примитивно, но даже сейчас Джессо не оставит, присущего ситуации, фарса. Бьякуран крепко держит оружие в руке, невесомо прикоснувшись губами к холодной стали и искоса смотря на не теряющего выдержку Мукуро. Он встает с корточек, оттряхивает белесые брюки и поправляет того же цвета жилетку. За время своего короткого плена Рокудо лютой ненавистью обозлился на этот цвет, призванный вызвать у жертвы психический резонанс. Ввиду рассредоточенного внимания последнего, не успевшего заметить, как дуло пистолета разносит холод по телу. От неожиданности хранитель в десятом поколении вздрагивает, но все еще убеждает себя, что вины страха в сей действии нет. - Зажмуришься ради меня? Иллюзионист фамильярно усмехается, прикрывая глаза. До сих пор пытается доказать, кто владеет ситуацией. На деле же он едва держится, чтобы не отодрать от стены запястья в наручниках, дабы схватиться руками за живот, взвыв, словно раненный зверь и согнувшись в три погибели. Но он держится, не позволяя мучителю услышать болезненный стон или судорожный вздох. - У Мукуро-куна есть желание перед тем, как он встретит жалких отпрысков своего рода на том свете? – прекрасно скрывая реальность за слащавой улыбкой, раз от раза становящейся шире и натуральнее, Бьякуран не сводит с пленника немного безумного взгляда, не сулящего счастливого финала. - Не развевай скуку без меня. Сочтемся в аду. Дальше только тьма. Нескончаемая темень, непрерываемая никем. Сколько можно в нее падать? Души в теле больше нет. Пуля засела глубоко, так что тонкая дымка от выстрела до сих пор видна. А во лбу, за место звезды, зияет дыра. Темная субстанция из нее течет к глазу, очерчивая контур нижнего века и, подобно слезе, будто стекает из пустого глаза, задевая короткие реснички. И все-таки он сдержался до самого конца, стал достойным соперником с непоколебимой гордостью. Белобрысый разжимает руку, позволяя оружию со звоном упасть на пол. Вытирает тыльной стороной ладони пятна крови, каплями испачкавшие лицо. На лице ни тени недавнего притворства. Больше не для кого. Взгляд сосредоточен на бездыханном теле. Мужчина нагибается и прикрывает веки противника, заглушая в них тот отблеск, преследующий Джессо во время их времяпрепровождения. Просто дань уважения и плата за то, что этот юноша смог развеять скуку, прерываемую лишь поеданием любимого зефира, благодаря которому и держалось выдержанное притворство, не давая разуму вывалиться за грань безумия, добавляя скучной жизни контраста маниакальным удовольствием. Его спасение было лишь в смерти. Разве нельзя считать властелина миров ангелом? Последние слова обессиленного иллюзиониста крутятся в голове. - Вместе.