Summer '13

Когда Луи замечает Гарри среди других прилетевших в Лондон, у него перехватывает дыхание. Он взволнованно приглаживает лохматую челку, незаметно дышит в ладонь и радуется, что Гарри его еще не увидел. Луи нужно еще примерно десять секунд, минута, три — хоть сколько-нибудь, ну пожалуйста, — прежде чем он будет готов сказать: — Привет, как долетел? Пожалуй, это самое банальное, что могло вылететь из его рта, вместо «я узнал тебя по глазам», «я хочу зарыться пальцами в твои волосы», «я хочу тебя». «Я скучал». Гарри возвышается над ним, и его обезоруживающая улыбка выбивает землю у Луи из-под ног, потому что — это ни капельки не честно, Гарри так вырос за прошедшие три года, когда Луи так и остался сто-семьдесят-два-с-половиной. Гарри отвечает на его идиотский вопрос, что долетел он отлично, но ребенок за его сиденьем постоянно бил ногами по спинке кресла, и Гарри пришлось отдать ему целую пачку мармеладных мишек, и они стали друзьями навсегда. Луи улыбается, смеется, его глаза превращаются в счастливые щелочки, и он улавливает лишь часть про милую старушку в платье наизнанку через проход, потому что — Гарри, Гарри в Лондоне, Гарри на расстоянии касания. Гарри ерошит свои кудри и ловко смахивает длинные пряди в одну сторону, и Луи хочется потянуть за темный локон, хочется сказать, что Гарри снился ему в мокрых снах, хочется поставить восклицательный знак в его жизни. Гарри смеется над бывшим Луи, который выбегал из квартиры, прикрыв достоинство руками вслед за своим любовником, с восторгом прижимает свои большие ладони к груди, когда узнает, что у Луи появились новые брат и сестра — «близнецы Эрни и Дорис, ты бы им понравился» — и задумчиво хмыкает, когда Луи признается, что часто вспоминает, как был вожатым в американском лагере три года назад. Они едут из Хитроу на малолитражке Луи, и Гарри с приподнятыми уголками рта признается, что всегда забывает, что движение в Англии по левой стороне, и ему совершенно точно противопоказано водить здесь машину. Луи пожимает плечами и думает, что он мог бы и сам возить Гарри по Лондону, или они могли бы ездить на метро, или купили бы велосипеды, если бы Гарри жил по соседству (в соседней комнате, а лучше — на левой стороне кровати Луи), а не в Нью-Джерси. Луи паркуется возле своего дома и не предлагает Гарри подняться, потому что в окне маячит любопытное лицо Найла, и погода слишком хороша для Лондона, чтобы не гулять по Гайд парку. В метро Луи стоит напротив Гарри и упирается ладонью ему в бок-живот-грудь каждый раз, когда качается поезд или немного чаще, потому что Луи нравится ощущать крепкие мышцы под своими пальцами. В ответ Гарри лишь улыбается как чеширский кот, и Луи готов поклясться, что не только он тихо наслаждается своими не совсем незаметными прикосновениями. Он ухмыляется снизу вверх и сильнее вжимает пальцы в бок Гарри на особо крутом повороте. Они заходят в Коста Кофе, потому что Гарри голодный, и Луи утром почти проспал, поэтому не успел уложить волосы и доесть сендвич (который уже наверняка прикончил Найл). Они берут «большой латте, большой йоркширский, сендвич с сыром и грибами и еще один с курицей, пожалуйста» и долго спорят, кто будет платить: — Ты мой гость, я просто обязан угостить тебя завтраком! — Луи выделяет последнее слово, потому что завтрак — самая главная трапеза дня и потому что он бы не отказался кормить Гарри по утрам на постоянной основе. И плевать, что уже далеко за полдень. — Какая чушь, Лу! Если бы не моя двадцатичасовая стыковка, ты бы мог заниматься своими делами! — Гарри прикладывает пластиковый прямоугольник карты к терминалу, и Луи закусывает губу, потому что Лу и потому что он ни за что на свете не променял бы день с Гарри на пропахшую красками и растворителем мастерскую Зейна. Спасибо, но нет. За столиком Луи открыто разглядывает Гарри, обводит взглядом его возмужавшее лицо без былой детской пухлости, все те же розовые полные губы и с замиранием сердца отмечает, что, да, его любимые ямочки все еще на месте и появляются чаще, чем можно было бы ожидать. — Мне нравится твоя прическа. — Мне нравится твоя щетина. — Мне нравятся твои татуировки, — «и твои бицепсы, и ты мне нравишься», несется в голове у Луи бегущей строкой, и он отхлебывает из картонного стакана обжигающий чай. Гарри сияет и пихает под столом ногу Луи своей большой ступней. Луи мог бы к этому привыкнуть. Ему кажется, что все эти три года Гарри был рядом с ним. Луи ведет Гарри к Букенгемскому дворцу, где они делают бестолковое селфи у фонтана, и с охранником, и сам дворец почти не видно ни на одном из фото с их освещенными радостью лицами. Луи сводит глаза к переносице; Луи сидит у Гарри на спине и почти падает; Гарри приседает так, что он по плечо Луи; Гарри делает вид, что засовывает язык Луи в ухо; Гарри заливисто смеется в камеру, пока Луи смотрит на него с обожанием. Они идут мимо Вестминстерского Аббатства, и Гарри фотографирует красные даблдейкеры вместе с черными кэбами вместе с набережной Темзы вместе с Лондон Ай и вместе с Луи. Гарри рассказывает, что он учится в Нью-Йорке на фотографа, что Джемма собирается замуж и переезжает в Манчестер, что его снимки печатали в «Нью-Йорк Таймс», но он хочет покорить консервативный английский «Телеграф», и Луи надеется — «может быть». Гарри в тысячный раз благодарит Луи за то, что согласился провести с ним эти двадцать часов между его рейсами Нью-Йорк-Лондон — Лондон-Стокгольм, и что, если бы не Луи, ему бы пришлось провести весь день в Лондоне в одиночестве, а Лондон — город не для одиночества, и Луи с ним не согласен, но он в тайне рад, что больше у Гарри тут нет знакомых. Рука Гарри трется о руку Луи, когда они проходят мимо моста Ватерлоо, костяшки легко задевают запястье возле Национального театра, и Гарри вспоминает вслух слова Луи трехлетней давности о том, что нужно идти за мечтой, что нужно не бояться будущего и жить моментом. Луи и сам не помнит этих слов, возможно, он был под кайфом — он часто был под кайфом тем летом, когда был вожатым отряда Гарри Стайлса, потому что Лиам щедро делился с ним травкой, а кудри Гарри всегда были в пределах досягаемости его руки. Лето тринадцатого Луи нежно лелеет в памяти вместе с его жарким пенсильванским солнцем, холодной озерной водой, нестройными песнями у трескучего костра и теплыми поцелуями кудрявого мальчишки с мягкими розовыми губами. Луи рассказывает про прошлое рождество, про свой день рождения, про неловкое знакомство Зейна и Лиама, про то, как они с тех пор неразлучны. Он покупает им мороженое в вафельных стаканчиках — банановое для Гарри и ванильное себе — и со всей серьезностью заявляет, что девушка-кассир в Макдоналдсе на станции Ватерлоо его недолюбливает, потому что никогда не доливает ему колу до верха стакана и не досыпает картошку в картонный пакет. Гарри смеется, запрокидывая назад голову и совершенно беспардонно щипая Луи за зад. Он говорит, что лучше бы Луи ел морковку и яблоки, чем питался фаст-фудом, за что получает тычок белым мороженым в нос. Гарри смеется еще сильнее, он сгибается пополам, ловит равновесие рукой за плечи Луи, и — нет, правда, неужели он действительно стал таким высоким? Его глаза искрятся озорством, когда он вытирает нос о щеку Луи, и тут же отпрыгивает в сторону. Луи кричит и размахивает руками, как пятнадцатилетний, и его мороженое вылетает из стаканчика. Гарри смеется до слез, а Луи недовольно смотрит на белую квашу у себя под ногами, — но он все равно счастлив и начинает смеяться через пять секунд. Гарри предлагает ему свое мороженое, и Луи думает о том, что это идеальное свидание. Они сворачивают к Саутбанк, и скоро Луи кажется, что он теряется в голосе Гарри, в его неспешных словах, в жестах, улыбках, подмигиваниях, смехе. Гарри задумчиво теребит губу и, о, Луи хочет поцеловать его. Он чувствует себя старшеклассником, рядом с Гарри он хочет делать глупости, громко смеяться, танцевать на улице и целоваться каждые сто сорок восемь секунд. Гарри обхватывает его локоть своей большой ладонью, привлекая внимание, и Луи плавится под прикосновением его длинных пальцев. Губы Гарри раскрываются, и из его рта вылетают звуки, которые никак не складываются в слова в голове Луи, потому что раньше Гарри был ниже, и Луи легко прижимал его к стене, шептал на ухо несуразицу и водил носом по нежным щекам, пока Гарри сжимал его талию в объятиях, неровно дышал и вжимал свое колено Луи между ног. Гарри говорит что-то про… про Ника, и Луи не представляет, кто такой Ник, и почему Гарри так обеспокоен его простудой, и… — Вы с ним встречаетесь? — С кем? — голос Гарри звучит озадаченно, но его глаза смеются золотисто-зеленым. — С Ником. Большая невидимая рука сжимает грудь Луи, и ему трудно дышать. Он не желает делить Гарри с каким-то Ником, кем бы он ни был. Луи все еще очень хочет поцеловать Гарри. Все еще очень хочет Гарри. Гарри уверяет, что с Ником у них общий только кот и ничего больше, и Луи берет его за руку. Гарри улыбается ему своими невозможными ямочками и переплетает пальцы. У Луи внутри искрятся тысячи бенгальских огней, и его сердце бьется так часто, что он на секунду зажмуривает глаза. Они садятся на первый попавшийся автобус, который везет их в ту часть Лондона, где Луи никогда не был. Они сидят рядом - руки с переплетенными пальцами у Гарри на колене, голова Луи у Гарри на плече, а сам Гарри у Луи под кожей. Они выходят на конечной, и Луи не имеет ни малейшего представления о том, где они. Гарри тянет его в сторону, и, о, подумать только, ярмарка, с громкой музыкой, каруселями, сладкой ватой и детским смехом. Гарри покупает им на двоих рыбу и чипсы в ларьке, и Луи макает кусок рыбы в соус и подносит ко рту Гарри. Гарри довольно улыбается и кусает вместе с пальцами Луи под крики пробегающих мимо мальчишек. — Идиот, — Луи смеется, и у него чертовы бабочки в животе. Ему очень нужно, жизненно необходимо поцеловать Гарри, поэтому он привстает на цыпочки и целует блестящие от соуса губы. Они все такие же мягкие, как он помнит, но Гарри целует его в ответ уверенней, его ладонь на талии Луи, и огненный фейерверк взрывается у Луи где-то в солнечном сплетении. Они смеются друг другу в губы, и Гарри пахнет, как летний закат, и Луи кажется, что его легкие наполнены гелием, что он улетит, если Гарри не будет держать его, что он никогда больше не сможет дышать кислородом. Гарри покупает жетоны, и они играют в тир, ловят на удочку пластмассовых уток, кидают кольца на бутылки и целуютсяцелуютсяцелуются. Солнце медленно клонится к горизонту, и волосы Гарри отливают золотом, его глаза кристально чистого зеленого, и губы неестественно яркие, обветренные и опухшие. У Луи тепло разливается по всему телу, когда он снова вкладывает свою ладонь в ладонь Гарри, переплетает пальцы и вжимается в его бок. Его Гарри. Гарри отдает четыре жетона молодой девушке и ведет Луи за собой на карусель, что крутит в воздухе пластмассовые сидения на цепях. Они выбирают розовые, и Гарри похож на большого ребенка, потому что его глаза это узкие щелочки со счастливыми морщинками в уголках, а улыбка вот-вот расколет на двое его премилое лицо. Луи был так влюблен в него три года назад. Он не уверен, что когда-то чувствовал к кому-то нечто подобное. Он целует Гарри снова, глаза крепко зажмурены, и ему так трудно, почти физически невозможно не улыбаться, потому что он любит этот момент, любит карусели, любит жизнь, любит вкус губ Гарри. И возможно совсем немного любит Гарри тоже. Луи кричит и подставляет лицо ветру и солнцу на высоте - его челка и без того лежала в диком беспорядке - и он смеется, потому что, кажется, в его нынешнем состоянии это единственное проявление эмоций, на которое он способен. Единственное верное. Теплая рука Гарри крепко сжимает его ладонь, и Гарри пытается снимать все на телефон. Луи целует его в щеку, когда Гарри включает фронтальную камеру, показывает язык и поворачивается как раз вовремя, чтобы сладкий рот Гарри поймал его губы. Последние лучи солнца греют его щеку, плечо и весь правый бок, и Луи бережно прижимает пальцы к щеке Гарри, чтобы проверить, что такая же она теплая, и никогда не убирает руку. Они сходят на землю, и Луи идет немного неустойчиво. Он улыбается, как маньяк, потому что Гарри делает все вокруг невозможным. У них больше не осталось жетонов, и Гарри делает последние несколько снимков, прежде чем они уходят с ярмарки. — Во сколько твой рейс? Луи крепче сжимает руку Гарри, и почти надеется, что Гарри сейчас рассмеется, скажет, что нет никакого рейса, что он приехал ради Луи, к нему, только ради него и поцелует его своими сливочными губами, обнимет большими руками и уткнется носом ему в шею, но… — В восемь утра. Луи завороженно следит за движением его губ, за тем, как опускается и сново поднимается адамово яблоко, когда он сглатывает, за тем, как его пальцы крепко сжимают телефон в той руке, что не обнимает Луи. Луи кусает губу и ничего не говорит, наверное, слишком долго, потому что Гарри начинает неуютно переминаться и искры исчезают из его глаз. — Я отвезу тебя в аэропорт. Луи думает о том, как они проведут вместе ночь, думает о том, хочет ли Гарри еще гулять по Лондону или он не откажется поехать домой пить чай, есть шоколад и целоваться, целоваться. Целоваться, пока не заболят губы. Рука Гарри напрягается и соскальзывает с талии Луи, он смотрит куда-то в бок, и улыбка больше не озаряет его красивое лицо. — О… Луи хмурится и не понимает, в чем дело. — О, нет-нет, Гарри! Нет! — Луи просто идиот. — Я отвезу тебя утром. В шесть часов? — Ты уверен? Гарри все еще немного смущен, но ямочка на левой щеке подсказывает Луи, что все в порядке. — Конечно, Хаз. Конечно, я уверен. Луи мягко улыбается, и что-то меняется в лице Гарри. Он улыбается, но его глаза как будто стали темнее, и Луи тянет к нему магнитом, и… — Хаз… Луи выдыхает еле слышно, в самые губы, так, что можно лишь догадаться, но Гарри услышал. Он стискивает Луи в руках и целует его сразу глубоко, сплетает их языки и его пальцы рисуют нежные круги под волосами на затылке Луи, не позволяя отстраниться. Тихий звук, похожий на всхлип, раздается в ушах Луи, и он запоздало понимает, что это вырвалось у него из груди. Как Гарри сделал это с ним за один день? Луи отстраняется через силу. Он уверенно сжимает пальцы Гарри и тянет его в сторону автобусной остановки. На ходу он неловко пишет Найлу левой рукой: «Прошу , уйди ! Я накормлю тебя ужином и буду неделю мыть посуду !» Они едут в автобусе, и рука Гарри тепло лежит высоко на бедре Луи, когда Найл прочитал сообщение, но не ответил. «Я буду неделю заказывать тебе пиццу ! Ни , пожалуйста хх» Подмигивающий смайлик в левой части экрана - это все, что нужно Луи. В метро ладонь Гарри кругами гладит поясницу Луи, лоб Луи лежит на плече Гарри, пока он вдыхает аромат, который весь состоит из ГарриГарриГарри. Они стоят так близко, что Луи чувствует жар тела рядом, он чувствует вздутую ширинку у своего бедра и редкие невесомые поцелуи в висок. Луи не думает. Он хочет как можно быстрее оказаться дома. Гарри прижимает Луи к стене, когда до входной двери в квартиру остается не больше двух метров. Луи в ватных пальцах держит ключи и пытается вспомнить, чистые ли у него простыни. Впрочем, сейчас его не остановил бы даже конец света. Они вваливаются в квартиру, когда на Луи уже нет футболки, а ширинка Гарри расстегнута, и его узкие джинсы спущены ниже ягодиц. В спальне они оказываются, когда на них не осталось ни единого предмета одежды и спустя три скользких пальца Гарри в теле Луи. *** Будильник звонит в 4:37, и первое желание Луи — вышвырнуть его в окно. Второе желание Луи — уткнуться в теплую шею Гарри, обнять его широкую спину и спать часов до двенадцати минимум, потому что его тело болит после трех раз, челюсть ноет после длительного минета на кухне, и кожу на шее немного тянет от багровых засосов. Но Луи улыбается, как ненормальный, потому что — Гарри, Гарри сделал все это с ним, и нет ничего в мире, чего он не мог бы позволить этому мальчишке. Луи целует его спину, плечи, подоткнутые под подушку руки и закапывается пальцами в лохматые кудри. — Гарри, твой самолет. Гарри мычит что-то неразборчивое. Они вместе идут в душ, где Гарри обхватывает оба их члена своей рукой и глубоко и пронзительно неторопливо целует Луи. Луи пенит шампунь в длинных кудрявых волосах и тихо сходит с ума от того, как аккуратно Гарри обходится с его членом и как нежно гладит ноющую дырочку. Луи почти плачет спустя пять минут, потому что Гарри это слишком. Они приезжают в аэропорт в половине седьмого, волосы Луи все еще мокрые и спрятаны под серую бини, Гарри сосредоточенно записывает что-то в его телефон. Они находят стойку регистрации почти сразу, и Гарри обвивает свои длинные руки вокруг Луи, втягивает воздух возле его уха и целует в висок, пока его тело прижато к Луи настолько тесно, что между ними не пролезет и соломинка. — Спасибо, что встретил меня. Что показал Лондон. Спасибо, что… Он осекается, стискивает Луи еще сильней и приподнимает его над полом. — Мм? — Спасибо, что ты это ты. Гарри бормочет едва слышно, смущенно, и Луи хочет расцеловать его щеки и никогда не отпускать. — Я записал тебе свой номер и адрес в Нью-Джерси, так что, если будешь рядом, в любое время… Луи смеется и качает головой. — Лучше скажи мне, что у твоего рейса из Стокгольма такая же огромная стыковка. Гарри закусывает губу и смотрит на Луи сверху вниз, его щеки приятного розового оттенка. — Вообще-то я еще не покупал обратный билет. И я думал, что… Он снова сбивается, и Луи ободряюще целует его в уголок губ. — Эм, да, я думал, что, возможно, полечу через Лондон. И задержусь тут на несколько дней. Если ты не против? Он избегает смотреть Луи в глаза до тех пор, пока Луи не ловит его щеки ладонями и прижимается к его лбу своим. — Я думаю, что это замечательная идея, Хаз. Просто замечательная. The End.