Sacrifice

      Я слышу крик Пьетро в своей голове так отчётливо, словно он стоял рядом со мной. Наравне с бушующей непогодой в моих мыслях творится буря чужой боли, слёз, страха. Последний — мой тоже. Мы живём в мире, который странно распоряжался нами: мы — высшие существа, идеальные, прекрасные, мы лучшие, и за это нас наказывает небо. Я стал рассуждать как мой соулмейт с тех самых пор, как встретил его, с того момента, как перестал чувствовать нелюбимый мною металл и ощутил взрыв эмоций и чувств в собственных мыслях. Мы с Эриком обменялись способностями, это происходило со всеми мутантами, которые находили свою вторую половинку, предназначенную судьбой. Это страшно: жить с не своей силой, которая не подчиняется тебе с рождения. В первый же день проявления способностей я обрушил на свою семью град из столовых приборов, едва не убив мать и ранив отчима. Вокруг меня кружились предметы, я чувствовал, как из-под земли вверх ко мне рвались крохи металлов, и я боялся. Я учился управлять этим, но мне не под силу было намеренно сдвинуть и нож на столе, в противовес чему под одним моим взглядом автомобили на дороге резко тормозили, вращались, вызывая ужасные катастрофы. Курт боялся моих способностей, и вполне разумно это делал, я понимал это. Но с чем я смириться не смог, так это с его решением: отчим решил сдать меня правительству на эксперименты. Я был не единственным мутантом в семье, была ещё Рейвен, моя любимая прекрасная Рейвен. Её мутация — вернее, её пары — была не так заметна, она просто носила больших размеров обувь и платья в пол, чтобы скрыть огромные ступни. Наши родители не подозревали об этом до того момента, пока меня не решили отдать людям. Моя малышка Рейвен хотела помочь, но я смог убедить её бежать и найти помощь. Она исчезла на несколько дней и нашлась. Я не помню, что произошло, когда в нашем доме оказались агенты, готовые забрать меня: на всякий случай Курт вколол мне снотворного. Я не чувствовал по пробуждению сил и желания сопротивляться, но всё решила судьба: в какой-то момент один из стоявших в дверях особняка солдат вскинул автомат и дал очередь по ногам собиравшихся меня схватить людей. Началась паника, в которой я не мог разобраться, не мог подняться на ноги и бежать. И вдруг меня схватили за руку, вздёргивая наверх, я столкнулся с взглядом серо-зелёных глаз юноши ненамного старше меня. И в ту же секунду вокруг нас всё словно замерло, застыло время, люди, свистящие навстречу нам пули: я ощутил, как режущее неприятное чувство в теле мгновенно исчезло, я больше не слышал металл, но вместо этого в моём теле схлестнулись совершенно разные чувства: страх и умиротворение, злость и счастье, отвращение и глубочайшее чувство влюблённости в существо передо мной. Я не сразу, но понял: каждая из первых эмоций принадлежала солдатам вокруг и эхом звенела во мне, каждая вторая была моей и моей второй половинки. «Он…это он», — не веря подумал я и заметил, как шатнуло парня, всё ещё держащего меня. «Ты говоришь в моей голове! Телепатия принадлежит тебе!» — послышалось счастливое, но он не открывал рта, он звучал внутри меня с неподражаемым немецким акцентом. «Мой дар — телепатия?», — продолжал я мысленно. «Я рад, что мы наконец-то разберёмся с этим, мой соулмейт», — улыбнулся юноша, а потом он сделал то, о чём я вспоминаю до сих пор: сжав меня в сильных объятиях, он вскинул вверх руку, словно хотел дотянуться до неба, пробив одной силой воли потолок. Вокруг нас вновь стремились события, бежали и кричали люди, а я смотрел, как летящие в нас, в того самого солдата, начавшего огонь, в огромное синее нечто, раскидывающее агентов, в нескольких неизвестных мне детей пули замирают и градом осыпаются на пол. Я слышал звон металла и наравне с ним ощущал в собственной голове чужой страх. «Засыпайте», — как можно отчётливей приказывал я мысленно, изо всех сил надеясь на то, что сила сделает всё за меня. И чудо произошло. Сразу несколько агентов и солдат застыли прямо посреди телодвижения, на миг замерли так, а затем рухнули на пол. Я всё ещё вжимался в своего соулмейта, держась за него как можно крепче, и видел, как оставшихся людей отправляют в нокаут огромное синее существо и миниатюрная девушка с прозрачными блестящими крылышками, выпускающая изо рта полыхающие огнём шары. Наконец вокруг всё затихло, но я не мог отстраниться от груди парня, только сейчас понимая, как легко стало в сердце, в голове, во всём теле, словно я избавился от тяжкого груза и теперь был на волне со всеми людьми вокруг. «Я чувствую себя так же», — шепнули то ли в моей голове, то ли вслух и тихонько над самым ухом усмехнулись. Меня немного отстранили, и я вновь взглянул в его глаза. — Я Эрик, — немного смущённо улыбнулся юноша, и я слабо рассмеялся с облегчением. — Чарльз. Так и случилось, что я познакомился со своей судьбой. Эрик Леншерр, металлокинетик с необычной улыбкой и самыми тёплыми руками на свете. Кроме него, как потом выяснилось, меня спасали его друзья: Ангел, Шон, Эмма и Алекс. Они были разбиты на пары, каждый уже ощущал свою способность, умел применять её на практике, им просто надо было немного тренировки. Я сперва удивился, но легко принял это и был счастлив, узнав, что парой Шона был Алекс, а Эмма и Ангел оказались соулмейтами друг друга. В конце концов, я и сам не знал, что моей судьбой окажется парень. Ещё больше я был счастлив и удивлён, когда понял, что стрелявший по агентам солдат был не тем, кем казался: на моих глазах он словно по деталям преобразовался в синекожую девушку с забранными назад рыжими волосами. И в её взгляде я узнал мою Рейвен. Позже она рассказала, что уже давно держала связь с парнем по имени Хэнк, который активно занимался поиском других мутантов, чтобы найти своего соулмейта и оказаться среди своих. Когда пришлось бежать, она направилась к Хэнку, добираясь на попутках в Нью-Йорк, где он жил. Оказавшись друг напротив друга впервые, они ощутили, как становятся единым целым. — Я ужасно боялась, — призналась мне тогда сестра, — потому что понимала ещё до встречи: мне нравится этот парень, я, кажется, влюбилась в него, общаясь просто письмами. Но ведь у нас должны быть пары, назначенные судьбой. Они обменялись способностями, и Хэнк, которому передались огромные мутировавшие ноги Рейвен, обратился в то самое огромное синее нечто, имея возможность по желанию стать из Зверя человеком. А малышка Рейвен, как оказалось, имела самую прекрасную мутацию, о которой можно было мечтать, и синяя кожа была лишь последствием: она меняла свою внешность по желанию, превращаясь в любого человека. Я вспоминаю о первых встречах с каждым из нынешних друзей с теплотой, счастьем, любовью. Я чувствую даже сейчас, на расстоянии, любовь Эрика, который изо всех сейчас пытался уложить в постели наших учеников. Много лет назад мы, посоветовавшись всей командой, решили открыть школу для мутантов, где дети могли чувствовать себя на своём месте, искать свою судьбу или же учиться управлять чужими способностями до встречи с ней. Но счастье и горе всегда шли бок о бок: я чувствовал боль и страдания тех, кто всё ещё не обменялся мутацией. Некоторые мутации предполагали физические муки, и Пьетро Максимофф был одним из обладателей подобного. Этот юноша стал одним из первых наших учеников, он был нашим с Эриком приёмным сыном, которого мы встретили случайно в одном баре во время путешествия в поисках мутантов. Среброволосый парень приковал наши взгляды, и не только наши: в баре на него смотрели с таким отвращением и страхом, что мне не приходилось читать чужие мысли, чтобы понять: мальчика ненавидели здесь. Он же вёл себя абсолютно спокойно и развязно, выпивал колу со льдом за стойкой и отшучивался от любых словесных нападок. Когда они уже переросли в физическую расправу — один из посетителей кинулся на парня с кулаками, — за него ещё раньше меня вступился Эрик, легким движением руки отбрасывая мужчину за металлические заклёпки на его одежде. Мы, гонимые криками других, ушли, забрав мальчика по имени Пьетро с собой. Он оказался одним из нас, не встретившим ещё свою родственную душу. И чужая мутация оказалась поистине изумительной, но жуткой. «Пьетро, иди ко мне, я жду в кабинете», — тихо говорю ему по телепатической связи, слышу в ответ дерзкое «У меня всё клёво, проф» и следом — болезненный всхлип. Через минуты Максимофф появляется у меня на пороге, прикрывает за собой дверь и садится в кресло напротив. Он молча сжимает перебинтованные наспех кулаки, на пущенной на лоскуты футболке видны следы крови. — Не говори ничего, Чарли, — шипит Пьетро, не глядя на меня. Он ёрзает, опускает взгляд и дышит тяжело. — Я и сам понимаю, да-да, успокоиться, принять свою силу, понять, что скоро я найду того самого мутанта и заберу свою настоящую мутацию, это понятно, да, нет, проф, это нихрена не понятно! Он не меняется годами, и сейчас, стоя передо мной двадцатичетырёхлетним юношей, он срывается в истерику, кричит, смеётся, срывая вниз лоскуты ткани, обнажая руки. На костяшках — уже заживающие, но всё равно ужасные круглые следы от выдвигающихся неожиданно костяных когтей. Я встаю, обхожу стол, мягко обнимаю Пьетро за плечи, одной рукой гладя его по волосам. Я внушаю ему спокойствие, ощущение тепла и уюта, и он нехотя расслабляется. Такой независимый и смешливый среди детей в школе, он обнимает меня в ответ сейчас и устало шепчет. — Чарли, он может быть где угодно, мой соулмейт. Он, возможно, где-нибудь в Европе или Азии, он мог ещё не родиться или наоборот — уже умереть. — Он уже живёт, и он недалеко от нас, — уверенно отвечаю ему, потому что верю и знаю это. Я глажу Пьетро по волосам и дальше, дышу через раз и осторожно сообщаю: — Хэнк работает сейчас над одним дополнением к Церебро. С помощью него можно будет искать соулмейтов тех, кто их ещё не нашёл. Парень в моих руках замирает, а потом резко отстраняется, глядит снизу вверх, и в его огромных карих глазах блестят перестающие литься слёзы и зажигается надежда. — Когда им можно будет воспользоваться? — Завтра утром мы поднимем тебя до занятий и вместе сходим к Хэнку, — раздаётся от двери голос, и мы с Пьетро смотрим на вошедшего. Эрик, конечно же, изменился за двадцать пять лет, прошедших с нашего знакомства: он превратился из милого юноши в прекрасного мужчину, которого я по-прежнему люблю с неукротимой силой: он высок, подтянут, у него правильные черты лица, всё та же необычной красоты улыбка и светлые волосы. — Я буду ждать вас, — Пьетро смахивает слёзы, улыбается широко и ярко, напоследок обнимает меня и уходит, перед этим хлопнув по протянутой ладони Эрика со словами «Неспокойной вам ночи, папка». Мы смотрим ему вслед, затем Эрик подходит и запускает в мои волосы пальцы, перебирает пряди, целует меня в губы. — Как так вышло, что он тебя зовёт «папка», «папуля», «батя», а меня по имени? — спрашиваю с притворно обиженным видом, позволяя себя уложить на диван у стены и обнимая нависшего сверху Леншерра. — Задашь ему этот вопрос сам, завтра, когда найдёшь его пару и сможешь шантажировать полученными сведениями до тех пор, пока он и тебя отцом не признает. Я смеюсь, отвечаю на поцелуй, чувствую себя абсолютно счастливым, соединённым в единое целое со своей родственной душой и любовью. Совсем скоро, я верю, и достойный подобного Пьетро испытает подобные чувства. Надо лишь дождаться рассвета.