«Рабочий день закончен. На часах двадцать три пятьдесят два. Не спится.»
Сижу в кресле уже который час. Глаз не сомкнуть. Дождь барабанит по подоконнику, большими и маленькими каплями стекает по стеклу. Беру пальцами прядь волос. Мокрые. Я мокрая до нитки, даже не сумела раздеться. Взгляд возвращается к окну: темноту разгоняют фонари, что кажутся совсем маленькими с высоты пятого этажа. Сначала вглядываюсь куда-то, а затем снова слежу за каждой скатывающейся вниз по стеклу каплей. Они напоминают слезы. Я видела, как он плачет…***
«Это было сегодня. На улице ещё не было так темно, как сейчас. Кажется, восемь или девять вечера. Дождь. Синее небо сливалось с чёрным потоком дыма. Вокруг раздавался звон сирен и крики. А мы… Мы не успели. Оба».
Я помню, как проснулась этим утром. Ничего не предвещало беды, золотистый знак на синем переплете не светил в глаза ярким светом, а это означало, что книга молчит. Душу окутывало волнение, ведь в «темной команде» стало на одного демона больше. Точнее, их было столько же, сколько и месяц, два, три назад, но свою душу один из них мне раскрыл совсем недавно. Было больно.« — Они ведь для того и созданы, чтобы ломать, искушать, убивать. Учатся разрушать, преодолевают страхи и теряют человечность. Не каждый способен так очернить свои души, — так сказал мне когда-то Ян. Это не было похоже на утешение, скорее просто констатация факта. — Ден… Ден… — тогда я не могла себя контролировать, лишь повторять имя моего когда-то любимого, предавшего меня человека. Только я не знаю, когда именно он перестал таким быть. Даже не думала об этом, слушала и пыталась подавить собственные всхлипы. — Он способен, — на этих мыслях всегда давилась слезами, что пропитывали плащ моего Ангела-Хранителя. Кажется, навсегда запомнила этот переломный момент. Момент, когда я на один большой шаг отдалилась от людской жизни и поставила новый приоритет — работу».
«Я обещала себе больше не плакать при этих мыслях. Сейчас они снова лезут в голову и… Я держу обещание. Я не дам ему сделать свою работу. Не сломит».
Отвлекаюсь от этих мыслей и краем глаза замечаю ещё одно сонное лицо. Сама же только встала и неохотно пытаюсь до конца проснуться. Ян, что сидит в своем любимом кресле, медленно и нехотя открывает глаза, тихонечко вздыхает и наклоняет голову. Сон покинул меня пару секунд назад, а внутри уже что-то сжимается и не дает покоя. Но Ян… Он всегда так спокоен, что даже иногда я задаю вопрос в голове о том, как у него это получается? Может, у него каждое утро доброе? — Доброе утро, — будто прочитал мысли. Он произносит это на выдохе, сам ещё на самом деле спит и лишь изредка поднимает веки, как я. На лице такая искренняя, блаженная улыбка, что это заставляет меня тоже улыбнуться. Наверняка думает о чем-то хорошем, как и должен думать настоящий Ангел. Он поднимает голову и распахивает свои голубые, добрые глаза, смотрит на меня с большим вниманием, ожидая ответа. А я бы смотрела, казалось, в эти глаза и на эту улыбку ещё очень долго. — Доброе, — бормочу я в ответ.***
За окном грянул гром, предупреждая о надвигающемся сильном дожде. День не был насыщен делами. Как я, так и мои родители провели весь день дома. Маму ждёт ночная рабочая смена, а отец надумал просидеть весь вечер за телевизором, что не очень-то меня и удивляет. Саша сидел в своей комнате, после школы тихонько прошмыгнул в квартиру и заперся у себя. Наверняка какие-то проблемы, но он уверял меня, что всё «лучше не бывает». Сегодня, как предыдущие несколько дней, в школе не было Дена. И слава Богу. Не знаю, что я смогла бы ему сказать, и нужно было ли вообще ему что-то говорить, но само его, как и любого другого демона, присутствие меня напрягает. Странно, что сегодня так тихо…«Не успела я подумать о заданиях, как почувствовала запах гари из своей комнаты. Быстро ринулась туда, плотно закрыла дверь, чтобы он не просочился в гостиную. Еле дошла до книги, а если говорить о том, что чуть не задохнулась от дыма… Только в этом плане я люто ненавидела книгу, её знаки. Кажется, будто она убьет меня раньше, чем какой-нибудь демон».
Книга неистово сияла золотым светом, а из него, будто из глубины книги, появлялся черный дым. И только тогда, когда я смогла открыть её, нащупала лишь мокрые страницы. В голову приходили мысли о том, что где-то есть пожар — это было самое примитивное, что могло попасть ко мне в голову. Потом подумала о детях, которые могли по совету демонов поиграть со спичками, затем о крупном мероприятии в каком-либо здании, где намечается взрыв. В течение этого времени постепенно прокручивала варианты в своей голове, и только потом поняла, что времени обдумывать нет и нужно торопиться. Только куда? Прислонив книгу к груди, я надеялась на её магический ход…***
Не мешало бы заварить хороший чай, укутаться потеплее и дальше смотреть куда-то вдаль, пока тебя клонит ко сну аромат каркаде и тепло, передающееся от горячей кружки к холодным рукам. Ждать, пока высохнут волосы, чтобы не будить родных шумом от фена и поскорее лечь в кровать. Спокойно заснуть, наконец. Только сейчас мне ничего не дает покоя.«Я помню его глаза, полные боли. В них будто… Умерло что-то светлое. Покинуло его по тем мокрым дорожкам, что бежали по его испачканному чем-то черным лицу. Я помню очень отчетливо, я видела это очень отчетливо. Это был не дождь. Это был он… Он сам».
***
Темное время суток накрыло весь город, а тьма, что распространялась от одного дома, старалась закрыть собой и без того черное небо. Темноту, которая могла нести в себе успокаивающую тишину, разрывал свет огня где-то поодаль, на земле, а наверху — лишь изредка показывалась молния. Крики, гул, звук сирен машин пожарных, скорой помощи. Куча народу, суета и все вокруг одного дома — пожар. Оказавшись в толпе, старалась выбраться из нее, ориентируясь по взглядам прохожих, ведь все смотрели на место происшествия. В голове метались не самые лучшие мысли, вызывавшие мурашки по спине и быстрое дыхание. Нужно было выбраться и бежать скорее, ведь я — единственный человек, который может сделать хоть что-то. Если успеет.«Только бы успеть».
Пробежала к дому, но меня остановили пожарные. Нельзя было подходить близко, дом мог обрушиться. Ну конечно, окраина города, частный сектор. Старалась вырваться насколько это возможно, но люди, преданные своей работе, не отпускали силой. Двое взрослых мужчин в форме не понимали, что я тоже отныне предана только ей. Я не могла отступить и…«Немая сцена. Казалось, на время дождь остановился, время остановилось. Кто был отвернут — повернулся лицом, кто проходил мимо — задержался».
Из дома вышел Он. Это был практически чёрный человек, но лишь из-за того, что в доме, или того, что от него осталось, было слишком много сажи. Обваливались, ломались пополам балки деревянного жилища, полыхало ярким пламенем всё занятое им пространство. Людей просили уйти подальше, а то и расходится вовсе, но никто не слушал. Все наблюдали за Ним. Абсолютно целый, лишь изрядно испачкавшийся человек вышел из огненного полчища с маленьким телом на руках, детским. Знакомое очертание, силуэт на фоне полыхающего огня, перепачканное лицо с такими светлыми, голубыми глазами, но такой потухший взгляд. Длинный, привычно серый плащ не был похож на себя, как и его обладатель. Я узнала Его.«Он упал на колени, а его сердце разрывалось на части. Я словно чувствовала его боль».
Казалось, я стояла одна посреди всей этой картины. Словно посетитель мрачной галереи вглядывалась в то, что видела перед собой. Сзади были люди, но они все так же молчали, будто на одной волне со мной. Сирены больше не разгоняли своим звуком птиц в округе, лишь потрескивание огня, переговоры пожарных с плескавшейся водой нарушали тишину, которая должна покоится на картинах. Да-да, на тех картинах, что я вижу в своем печатном издании: тихий, но такой всепоглощающий ужас, всеохватывающий страх вперемешку с болью. То, что я должна исправлять, но то, что является не всегда досягаемым. Он смотрел на свою цель. Такую хрупкую, маленькую, и такую далекую от него. Его старания были напрасны, а это как никогда бьет по нам с самой большой силой. Тот теплый свет, от которого нас так старались избавить спасатели, разгонял тьму на земле, и это позволяло разглядеть все чётче, понять, что перед тобой на самом деле.«Там не было живого места. Просто… То, что осталось. Это выглядело действительно страшно, отвратительно, уродливо. Там была сама смерть».
— Вы не пострадали?! — пожарный разговаривал довольно громко, наклонялся, трепал Ангела по плечу и вглядывался в его лицо в надежде на ответ. Приложив сил, чтобы пошевелить губами и произнести хоть одно слово, Он прошептал тихое, безысходное «нет». Взгляд был опущен на ребенка, лицо — не издавало гримас, но, почему-то, можно было прочитать только лишь по нему тысячу эмоций, касавшихся Его души. Через несколько секунд сотрудники скорой помощи окружили три тела. Невольно всё снова стало идти своим чередом: местные люди перешептывались, врачи осматривали тело мёртвого ребёнка, которое уже спустя несколько мгновений лежало на нетронутой огнем скошенной траве. Кто-то, отделившийся от общей массы профессионалов, пытался вновь разузнать о самочувствии мужчины и узнать, кем приходился тому маленький, с печальной судьбой ангелочек. Но Ангел лишь грубо и сильно оттолкнул врача, который одним махом, лишь слегка зацепившись пальцами в начале предполагаемого диалога, смог стащить с мужчины его запачкавшийся плащ, оставив Его тем самым в одной серой майке, что своими короткими рукавами оголяла крепкие мужские руки. Ни дождь, что всей своей силой помогал унять горячую стихию, ни сами спасатели, что держали шланги с большим и громким напором воды, не могли отвлечь меня от чего-то более важного на тот момент. Понимая, что простым людям, которым обломки горящего дома стали могилой, было уже ничем не помочь, я смотрела на свою новую потенциальную цель, что от беспомощности закрыла лицо своими руками.«Его буквально врасплох застала вода. Мокрые волосы, одежда и… Его полные боли глаза. По этим резким вдохам нельзя было сказать, что он, как обычно, спокоен, и что сажа с его лица постепенно утекала только от дождя. Он попытался закрыться от всего мира своими ладонями, но мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, что он чувствует, что у него внутри. Мы ведь связаны».
Я наблюдала за ним, не сводя глаз ни на минуту. Смогла позволить себе выдохнуть только после того, как он, наконец, решил открыть всего себя небу. Он смотрел далеко вверх, сквозь тьму, за облаками будто видел для себя утешение, позволял дождю слиться воедино с его слезами, такими тяжелыми, что не хотели отпускать его лицо и окончательно пропасть где-то под ногами. Он пытался вздохнуть полной грудью, но скопившиеся комком где-то в горле эмоции не могли дать ему это сделать в полной мере. Ему было тяжело. В какой-то момент он заметил меня. Нас разделяло всего пара метров, но этого вполне хватало, чтобы в несильной темноте рассмотреть его покрасневшие глаза, приоткрытый рот от неожиданности и даже небольшой стыд. Он ведь должен быть таким сильным, спокойным и уравновешенным в моих глазах, в работе — не поддаваться эмоциям. Должен…«Прошла всего пара мгновений прежде, чем мы покинули окраины города и переместились в неизвестное мне место. Возможно, там жил Ян, я не знаю. Я всего лишь следовала за ним. Не собиралась отпускать его просто так. Я просто не смогла бы это сделать».
Очутилась в комнате, не освещенной ничем, кроме тусклого света возле подоконника. Во тьме поодаль нельзя было ничего рассмотреть, но это и не было нужно. Ангел стоял перед окном, свет луны касался его лица лишь наполовину, но отражался всё в тех же уставших глазах, старался как-то выделить его на фоне безграничной темноты помещения. Здесь было настолько холодно, что будь здесь всего на пару градусов ниже, я бы увидела, с какой силой выдыхается воздух из лёгких, и почувствовала бы, с какой печалью он вдыхается обратно. Прерывисто, медленно, безнадежно. Здесь можно было чувствовать состояние Его души. Такой холодной, потерянной и изуродованной болью. Такой, как оказалось, неизвестной мне. Я решилась подойти ближе, шагнула вперед, чтобы обозначить свое присутствие. Шагнула, чтобы оказаться рядом с ним и больше не упускать его, не дать сбежать. От своих эмоций или от моего взгляда — не важно. Ему не нужно прятаться от тех, кто хочет ему помочь. Не нужно прятаться от меня.«Медленно коснулась его руки, затем провела пальцами по запястью. Пыталась заглянуть в его глаза. Он вздрогнул и отвернулся от меня. Считал меня лишней здесь, считал, что должен быть здесь один. Я отошла на несколько шагов назад».
В воздухе чувствовалось напряжение. Ян облокотился на подоконник двумя руками, опустил голову, чтобы даже в окне не видеть своего отражения. Мне так казалось. Не могла уместить у себя в голове, что происходит сейчас. Я видела не того человека, которого привыкла видеть. Ян всегда холодно относился к работе. Настолько холодно, что его отношение казалось, порой, безразличным, бесстрастным. Он выполнял свою работу старательно, без лишней суеты, тащил эмоциональную ношу за стену огромного айсберга, за которым жила его душа. Но я знала, что она никогда не была столь холодной, как демоническая. Я знала, что он прячет эмоции далеко внутри, что каждую ситуацию он пропускает через сито собственных, не злых размышлений. Он никогда не был отречённым от мира, но всегда старался отречься от его людских проявлений. Он улыбался мне. Без хитрости, что обычно прячется за улыбкой тёмных, а с добротой, с которой позволяла улыбнуться его широкая душа. Его нельзя было назвать плохим. Только закрытым от плохого. Мне не удавалось сложить пазл в короткое слово «сорвался». Только не для него, мне казалось. Однако, в голове были правильные мысли о том, почему он не может этого сделать? Почему он должен всегда быть в образе нерасколотого льда, не срывать с себя маску равнодушия? Неужели он должен всю жизнь притворяться для меня, что всё в порядке, и таким образом подавать пример, каким должен быть настоящий Ангел — преодолевать стресс и двигаться дальше, не давая себе срываться, не давая себе поблажек и перерывов.«Я осознала одну неприятную вещь — мой Ангел лжёт мне».
За то короткое время, что прошло незаметно, я сумела понять это. Его ложь — не во благо. Осталось осознать это Яну — его упорство не приведёт ни к чему хорошему. Нужно показать ему, что его ложь не имеет хорошего конца. И я покажу ему это. Дождь все так же лил за окном, сбивая с мыслей нас обоих. Это молчание не могло продолжаться вечно, и вечно стоять в этой комнате мы тоже не могли. Мы оба были мокрые настолько, что даже где-то с одежды стекала вода, отдавая в уши с характерным звуком. Ветер не мог до нас добраться сквозь стекло, но присутствие сильной прохлады нас не покидало. Мы мёрзли, но нас волновало далеко не это. Он решился прервать тишину. Очень боязно, не хотя показывать своё истинное Я, он медленно повернулся ко мне лицом. Понимал и знал, что я буду упрямой, и что куда бы он ни пошёл, я всегда буду рядом. Как и он. Но насколько далеки были наши души до этого момента, и только потому, что он решил не подпускать к себе настолько близко. Он не отрывал глаза от пола, кажется, стыдился меня, будто его застукали за проступок, который он старательно скрывал ото всех до сегодняшнего дня. Его поймали, и он не знал, что делать дальше, но первое, что пришло ему в голову — это попытка оправдаться. Оправдаться за свои эмоции, которые ему непозволительны. — Я… — начал он, и тут же замялся на месте. Он тяжело вздохнул, его лица почти не было видно, но я смогла увидеть, как он стал смотреть на меня. Поддался соблазну говорить правду прямо в глаза. Его губы дрожали, то открывались, то закрывались, но так и не могли вымолвить хоть ещё одно слово. Брови были нахмурены — что-то обдумывал, перед тем, как сказать мне что-то ещё, снова смотрел вниз, и тут же взгляд наполнялся болью — вспоминал то, что произошло несколько минут назад. В глазах его читались все переживания, что испытало его сердце. Он не хотел говорить, или боялся, возможно, пожалел, что начал всё это сам. Но я не стала отступать. Сделала шаг вперед. Я подошла не намного ближе, но теперь он мог видеть выражение моего лица. Оно не было привычным ему, совсем не такое, как раньше. Я смотрела на него пронзительно, холодно и равнодушно. Будто мне было плевать, что с ним, что со мной и что со всем остальным миром. Нахмурила немного брови, чтобы во взгляде моём он увидел не только холод, что я взяла где-то глубоко в себе, но и гнев, что пробудил он во мне сам. Я злилась на него, но не смела даже говорить об этом. Он сам должен был понять, что поступил неправильно, оступился и запутался. Я злилась не на его эмоции, а на то, что он их так старательно, мастерски скрывал ото всех, потому и вводил в заблуждение. Выдавал себя не за того, кем он является. Он Ангел, но Ангелы не лгут. — Тоже… — Ян продолжил. Я ждала правды от него. Сколько еще нужно ждать, чтобы он признался? Я вдруг поняла, что прошло слишком много времени с того момента, как мы встретили друг друга, с момента, каким я его узнала — сдержанный, хладнокровный. Каждый раз, когда я плакала — он был в какой-то мере безжалостен. Он не моя подружка и не мой друг — он всегда давал только факты. Он реалист, который обнимал меня, когда мне было больно, но с таким, казалось, чёрствым взглядом, который никогда не сподвигнет его сказать «все будет хорошо». Только суровая реальность, которую я всегда должна была принимать, как и он, спокойно, бесчувственно. Так он меня учил. И всё это обернулось крахом. Я покажу ему обратную сторону. — Не железный… — он признал это. Сознался, обвинил себя в своём грехе. Возможно, ему стало легче, возможно, всё только началось для него. Я подошла ещё ближе. Не проронила ни слова. В холодной комнате всё так же мёрзли двое. Я смотрела на него все с теми же эмоциями, сохраняла внутреннее спокойствие и безразличие к происходящему. Но глубоко в душе я была обижена на него, и в то же время жутко волновалась за его самочувствие. Я могла пощадить его, ведь он только что испытал глубокий шок, эмоциональную встряску, которой не было очень давно, или она была тщательно скрыта от посторонних глаз. Я могла пойти ему навстречу, стать собой и крепко его обнять, понять и простить, забыть всё это. Но я не стала собой. Я стала им. Такой, какой он хотел. Такой, какой он желал меня видеть. Мы поменялись ролями. Я узнала в нём себя. Мы так похожи, когда не скрываемся под масками. Такие же слабые, когда мы одни, и при этом такие сильные в поддержке или без неё, когда сами преодолеваем трудности. Ни к чему эти спектакли с равнодушием, ведь рано или поздно чаша, в которую мы складываем весь негатив, заполнится. Он слишком долго был один и слишком долго жил по этой привычке. Он пытался убедить всех в своей силе, но лишь один человек не поверил ему — он сам. И его боль вырвалась наружу, его ложь пробилась сквозь щели. Я видела себя при очередной неудаче, запуганную, уставшую и потерянную. Видела себя в нём. Он выглядел как мальчишка, который в очередной раз проиграл битву за жизнь. Ян пытался поверить, что когда он вырос, он стал духовно сильнее. Он стал переносить поражения, потом стал относиться спокойнее, а затем и вовсе перестал относиться к ним. В этом для него заключалась сила — нести всё в себе, глубоко внутри, чтобы никто не смог обнаружить его слабость, ведь под внешней маской бесчувственности внутри хранилось ранимое сердце. И это его пугало. Но я не враг, меня не нужно было боятся. Но сейчас… — Тебе не нужно быть холодным, как сталь, — я сделала ещё один шаг. — Не со мной. Температура комнаты позволяла остудить мысли, позволяла оставаться такой же холодной к Нему. Он смотрел на меня с испугом, возможно, температура повлияла на него отрезвляюще, и он смог думать уже не только о случившемся, но и о том, что происходит сейчас. Он вглядывался в мои глаза с надеждой, что я сейчас просто недовольна им, что я выскажу ему пару претензий и уйду, предварительно убедившись, что с ним все хорошо. Но я была в бешенстве, несмотря на выражение моего лица, я была охвачена безумием, и всё это держала у себя внутри. Спокойно, сдержанно внешне. Как Ян когда-то. Если он скрывал от меня свое искреннее сожаление, бурю, что таилась в его душе, то я, даже не дернув бровью, несмотря на дальнейшее молчание, давала ему понять, каким ураганом эмоций я управляю в себе. Что внутри меня, что я чувствую. Я не скрывала правду, но действовала по его примеру. Он понял, что его карты открыты, что я прочитала его от и до, что я знаю его тайну. И он знает, насколько сильно я его сейчас презираю. Он видел этот взгляд не раз и не два, но никогда не видел его от меня. Надеялся, что не повторит ошибки снова. И снова ошибся. Его взгляд стал обречённым, жутко расстроенным, казалось, что я его убила только одним лишь своим взором, морально уничтожила, ведь он так этого боялся. Боялся, что я стану как они. Что он потеряет ещё одну…«Я подошла к нему вплотную. Не собиралась его крепко обнимать, хотя, возможно, ему это было очень нужно. Краем глаза заметила, как он сжал кулаки. Этот жест означал, что он снова находится на грани, но я не дала и не дам ему сдаться».
Я громко выдохнула, всё так же не отводя глаз от моего Ангела. Поднесла большой палец к губам и немного его облизнула. Поднесла ладони к Яну и… — С демонами у меня есть схожая черта, — взяла его лицо в свои ладони. Они были несколько холоднее, чем лицо Яна. Если провести запястьем и коснуться лба — можно, скорее всего, было почувствовать жар. Большим пальцем руки провела по щеке, чтобы стереть с лица оставшееся черное пятно сажи, напоминавшее о таком больном случае. Ян дышал прерывисто, его не покидало волнение и ощущение, что всё рушится на его глазах. Как только я начала говорить про демонов, он вздрогнул. Я встала на носочки, чтобы быть ближе к его лицу, чтобы внимательнее рассмотреть палитру его эмоций и последующую реакцию на мои слова. Мы почти коснулись носами друг друга. Я медленно, почти шепотом, но так, чтобы он услышал, чтобы его задела каждая буква, продолжила: — Я ненавижу. Он резко одёрнул мою руку от своего лица, сильно зажал ее в своей, но я не чувствовала боли. Свою вторую ладонь я так же резко убрала — испугалась такой быстрой реакции. Снова встала на целую стопу, но не отошла от него. Лишь наблюдала: его правая рука всё ещё была сжата в кулак, второй он держал мою руку. Постепенно ослабевал хватку, смотрел то на меня, то на руку, быстро дышал и был в полном замешательстве. — Но есть и то, что очень сильно нас отличает, — снова продолжила я. Перевела взгляд на своё запястье, где, скорее всего, останется синяк. Он, казалось, почти отпустил его, но продолжал его держать с той силой, что, если бы я захотела, вырвала бы, приложив немного усилий. Он не собирался меня отпускать, лишь ждал моих дальнейших слов. В его глазах снова пробудилась надежда. Надежда на то, что «всё будет хорошо» — как обычно говорят люди, пытающиеся успокоить. И я не собираюсь её отнимать у него. — Демоны ненавидят добро. А я, — затаив дыхание, сделала паузу, затем выдохнула, — ненавижу зло. Он высвободил мою руку полностью, выдохнул уже более спокойно, но так же продолжал держать кулак. Атмосфера была накаленная, и даже после моих, казалось, обнадеживающих слов, всё должно было закончится, но не всё так просто. Буря в моих глазах немного утихла, но я не потеряла свой сдержанный вид. Ян всё так же вызывал у меня отрицательные эмоции. Я смотрела то на его кулак, то в его голубые, задумчивые и такие печальные глаза. В моих чувствах к нему хватило место и для жалости. Я больше не собиралась его мучить. Дальше всё было в его руках. Я смело взяла его правую руку с кулаком в свою левую ладонь, и развернула его стороной с зажатыми пальцами к моему лицу. Сначала смотрела на его руку, потом перевела свой взгляд, уже уставший, умоляющий закончить всё это, но всё такой же недовольный, на Яна. Ангел смотрел на меня с явным любопытством, не таким сильным, как его моральная усталость, но с доверием. Я почувствовала, как он немного расслабил руку, но кулак оставался целый.«Я накрыла его руку своей второй, уже немного побаливающей ладонью. И начала разгибать его пальцы на каждое слово».
— Никогда. Больше. Не. Лги. Мне… — я разогнула все пальцы и сразу накрыла его уже открытую ладонь своей, начала греть её с двух сторон, ведь он такой мокрый и замерзший, замученный этим днем. Ангел, всю жизнь проживший в своеобразном аду. На последнем слове, когда наши ладони соприкоснулись, я произнесла его имя в знак обращения. А после, когда негатив во мне окончательно утих и осталась взаимная надежда, я ожидала хоть какого-то ответа, знака… Ян, после всех его переживаний, смотрел на меня как обычно — с гордостью. С той гордостью за меня, когда я выполняю задание, и с такой надеждой, с которой он засыпает по ночам, держа в голове мысли о моём ангельском будущем. И что он не ошибся. Он глубоко вздохнул — уже спокойно, затем закрыл глаза и накрыл второй рукой мою руку сверху. Я наблюдала за ним не сводя глаз — сквозь его негативные чувства, уже прошедшие, но оставившие свой отпечаток, на его лице на какой-то миг появилась еле заметная улыбка. Он медленно кивнул, не открывая глаз. Казалось, наслаждался этим коротким моментом, но и в этом плане он был не один. Затем открыл их, и смотрел на меня, замерзшую, но такую счастливую. Его взгляд забегал по собственным предплечьям, в поисках плаща, который он где-то оставил далеко отсюда. Он хотел дать мне согреться. Но я сама скоро уйду, а потому решила до конца все решить. — Это значит, что если ты завтра будешь скорбеть и, глубоко задумавшись, рассуждать о смерти и хрупкости человеческой жизни — не приходи ко мне завтра с улыбкой. Это не доброе утро, — грубо обронила я. Нужно было расставить все точки над «i».«Ян опустил взгляд на пол, чтобы немного переварить услышанное. Потом, скорее всего, уже поднял, но я не видела этого. Я, как и обещала сама себе, не стала обнимать его на прощание, говорить что-то ласковое или что-то хорошее. Просто поставила перед фактом, как это делал всегда он. Оставила его наедине со своими мыслями. И исчезла».
***
Как только я очутилась дома, первым делом села в кресло и взялась за голову руками — меня накрыл шок от мною проделанного. Я держалась за голову, за мокрые волосы, тяжело дышала и старалась согреться. Ощущение, будто провела столько времени в холодильнике. На часах почти ночь, а я всё ещё старалась прийти в себя и заснуть…«Все-таки нашла силы, чтобы переодеться во что-то более сухое. Волосы напрочь отказывались сохнуть, а мысли — покидать голову. Сидела еще при включенном свете около часа, затем легла на кровать в попытках отыскать сон. Но Его слезы, этот ребенок… Все это оставило след и во мне. Но я не буду скрывать своих эмоций, как это делала сегодня. Я очень надеюсь, а в основном играет мое доверие к Яну, что такое мне повторять не придётся. Наша работа не из лёгких, а потому оставляет на нас следы, подобно шрамам. Но от этого всегда есть лекарство — выпустить пар, выговориться, поплакаться или даже посмеяться. Даже если это раскрывает в тебе раны, они заживают быстрее. Даже если ты не привык к этому. Даже если ты… Ян. Даже если…»
***
После той долгой ночи, солнечные лучи и наступившее утро — то, что нужно после трудных будней. Помогает осознавать то, что всё прошло, пусть даже если это было недавно. Даже если вчера. И что касается вчера…«Мне очень хотелось скорее проснуться. Хотелось жить завтрашним днём ввиду ночных кошмаров жизни. Мне так хотелось увидеть улыбающегося Ангела-Хранителя, который всегда давал мне понять, что после самых тяжелых решений и дел можно улыбаться, что есть какой-то секрет в этом спокойствии».
«Никого не было. Я вспомнила, что всё это ангельская ложь. Вспомнила, что это всего лишь стена изо льда, за которой прятали свои страдания, боль и горе. Всего лишь оболочка, пустота, что не содержит в себе ничего настоящего».
«Я вспомнила Его и улыбнулась. Я расколола Его. Его лёд дал трещину…»