Прекрасные люди

"I don't live a perfect life, But God knows I'm trying the best I can" Доумеки думал, что прекрасные люди живут другой жизнью. Что их не трахают на столе, заломив руки за спину. И что они не смотрят тебе при этом в глаза со странной кривой усмешкой. Когда его отец облизывал губы сестры, шаря у нее между ног, в ее взгляде читалось нечто похожее. "Не смотри", - так она тогда сказала, смаргивая слезы. Ее лицо было кукольным, словно из дешевой пластмассы, с которой вот-вот слезет белая краска. Яширо же, наоборот, совершенно спокойно позволял ему наблюдать за тем, как кто-то со смутно знакомой рожей вбивается в его тело. И на его лице было написано другое: "Смотри-не смотри, мне без разницы. Мне просто было влом тебя выпроваживать". Тогда почему в голове - тело сестры, распластанное под папашиной потной тушей? Доумеки думал, что кожа прекрасных людей не покрыта шрамами от затушенных об нее сигарет. И сколько этих сигарет вообще было? У Яширо настолько бледная кожа, что эти следы едва заметны, но, один раз увидев их, не смотреть потом было невозможно. Доумеки пересчитывал эти ядовитые никотиновые поцелуи и спрашивал себя, хотел ли этот человек, чтобы поцелуи хоть раз были от губ? "С тобой это будет старый добрый нежный секс. Так что нет", - Яширо тогда странно щурил глаза, затягиваясь едким дымом. Нежность пугала больше, чем боль. И Доумеки почему-то понимал это не хуже Яширо. Боль - это не более, чем поток импульсов. Она дает знание, что ты можешь умереть, а вместе с тем - и понимание, что ты вообще жил. Как порой хотелось, чтобы боль перестала быть убежищем удовольствием. Прекрасные люди не смотрят порнуху в кинотеатрах. Прекрасные люди не просят дать отсосать в кинотеатрах. Прекрасные люди не дарят девушке на память о знакомстве пачку презервативов. Яширо ломал все стереотипы с присущим ему похуизмом. И Доумеки уже не помнил, в какой из моментов забросил подальше все свои представления о прекрасном, заменив их одним этим именем. "Я сразу подумал, что вы прекрасны, босс. Не говорите никому. А больше секретов у меня нет". Это было так просто. Когда Яширо пил, трахался, дымил сигаретой, делал ему минет, или же сидел с задумчивым видом на заднем сиденьи автомобиля, - для Доумеки он был прекрасен в любой из этих моментов. Вся жизнь Яширо насквозь пропиталась никотином, запахом спермы и стонами от боли, но почему-то Доумеки так отчаянно стремился стать частью этой жизни. А еще ему порой до дрожи хотелось гладить эти короткие светлые волосы, а не выдирать их в приступе страсти, как это делали другие, целовать эту кожу, а не кусать или оставлять на ней синяки и кровоподтеки. Заменить боль хоть каким-то уродливым подобием нежности. Только Яширо точно пошлет его к чертовой матери с этой затеей. "Как тебя угораздило втюриться в такого жесткого типа?" Доумеки думал, что прекрасные люди живут другой жизнью. А еще, когда разрыдался, как ребенок, перед больничной койкой, ждал, что услышит коронное "балда" и какую-нибудь жалящую шутку. Или просто посыл нахуй. Но услышал только удивленное "не плачь". Пытаться найти в Яширо что-то прекрасное для других было равносильно разглядыванию звезд в сточной канаве. Доумеки упорно видел только их, и смотреть для этого на небо было совсем необязательно. Или просто его мир был перевернут вверх ногами. Певчие птицы не летают. Певчие птицы поют красивее всего, сгорая в агонии боли. Прекрасные люди не... "В моих глазах он прекрасен во всем".