Покер с акулой

..Сон оборвался, как от толчка в плечо. Трэкс резко открыл отливающие желтым в наползающем сумраке углов глаза и приподнялся на локтях. Уснуть в незнакомом, не до конца изученном месте вновь посещенного организма было непростительной роскошью (а скорее - показушной безалаберностью, подходящей лишь для бацилл-фраеров, но не для хладнокровного вирусного киллера экстра-класса). Даже причина допущенной промашки - недавнее жаркое соитие со своим нежданным приемышем, мирно свернувшимся калачиком сейчас под боком, - не оправдывала подобной беспечности. Вирус скрипнул зубами. События предшествующих суток были не столько утомительными, сколько выбивающими из уже накатанной в череде убийств колеи, символом которой служила черная цепочка, поблескивающая рядом на прикроватной тумбочке голубоватыми искрами звеньев. Впрочем, все они уже принадлежали прошлому. А в данный момент необходимо было позаботиться о настоящем и будущем. С этими мыслями Трэкс бесшумно взметнул свое упругое, атлетично сложенное тело с поверхности обширного ложа, усыпанного цветочными лепестками (по нелепому стечению обстоятельств вирус и сопровождающий его мальчишка "тусовались" в номере для новобрачных), и подошел к окну. Через несколько секунд со стороны постели послышался негромкий писк, напоминающий зов птенчика, дожидающегося в гнезде свою пернатую мамашу со вкусным червячком в клювике. Обнаружив пропажу тепленькой "подушки", маленький спутник смертоносного вируса заворочался и зашевелился, пытаясь нащупать своего "наставника". Тот неторопливо обернулся через плечо, продолжая мрачно темнеть своей высокой фигурой в обрамлении белоснежного, покачивающегося от легкого сквознячка тюля и пестрых огоньков мирно засыпающего города. Пока мирно... Наконец, поворочавшись ещё немного, вирусеныш с длинным хвостиком-нитью, покрытым "перьями" микрочешуек, и такими же крылышками (правда, изрядно покоцанными, словно прожженными, после минувшего приключения), тряхнул черными "шипиками" взлохмаченной "прически" и приподнял голову. Когтистые кулачки сонно потерли умильно распахнувшиеся большие разноцветные глазенки, правый из которых был обрамлен алой радужкой. Его жутковатый сосед вновь отвернулся к лицезреемой оконной панораме. Следовало решить, стоит ли задержаться в данном носителе или за пару десятков часов превратить его в апокалиптическое пекло. А если действовать по второму сценарию - то куда идти? И главный вопрос - брать ли опять мальчишку с собой? Неужели его придется таскать рядом до конца своих дней?! И в то же время где-то в глубине своей обжигающе черной, как горький перечный яд, души вирус не мог не признать, что ему этого хочется... "Обуза" же в свете недавних событий (коими стало бессовестное предательство, а затем неоценимый "подвиг" необычайно удачного для новичка умерщвления того, кто был "заказан" старшему товарищу) абсолютно не переживала за свою дальнейшую участь, свято веря, что "добрый дяденька Трэкс" теперь ни за что не оставит его на произвол судьбы. Но, несмотря ни на что, в душе парнишки вместе с наивным доверием оставался и страх... Который, впрочем, имел свойство неоднозначно отражаться на его организме. Комната гостиничного номера, где оба вируса коротали время под самым носом у стражей местного порядка, налилась напряженной тишиной, сгустившейся настолько, что, казалось, малая искра любого произнесенного вслух слова взорвет этот звенящий в ушах настой сумеречной синевы и неоновых бликов за окнами. - Чего... не спишь? - наконец прозвучало в укутанном вечерним полумраком пространстве помещения. Глаза парнишки снизу вверх глянули на собеседника. Тягучий сдержанный вздох отлично владеющего собой существа был ответом. Гордая широкоплечая спина осталась непоколебимой в своей величественно аристократичной осанке. Не получив утешительного ответа, "вопрошающий" скуксился в обидчивой мине, подтягивая на себя одеяло и заворачиваясь в него. Подросток вновь попытался уснуть, но это оказалось не так-то легко. А потому через несколько минут бесплодных ворочаний, сопровождающихся негромким, но достаточно раздражающим скрипом кровати, вирус ощутил прикосновение маленького "питомца", бесстрашно прижавшегося к его боку. - Дядя Трэкс, пошли ляжем? У нас ведь везде надежно заперто. А ничего противозаконного мы ещё не сделали... Пошли спать? Пожалуйста... Вероятно, умилительней картины, чем 15-летний мальчишка, беззастенчиво льнущий к бедру беспощадного серийного убийцы, никогда не делавшего исключений ни для кого на своем пути, невозможно было себе представить. Правда, в душе последнего это рождало лишь глумливую ухмылку над детским простодушием. И еще одно чувство, тягучее, запретное, рвущееся на свободу в слепой жажде удовлетворить его здесь и сейчас. Когтистая ладонь с легкой небрежностью прошлась по взъерошенным волосенкам. - Хорошо, детка... Как скажешь. "Детка", а именно так "дядя Трэкс" называл вирусеныша "птичьего гриппа" (настоящее имя парнишки было Икар), умильно потерся головой о руку собеседника... А затем с ловкостью, совершенно не свойственной только что проснувшемуся посреди ночи, юркнул обратно на кровать, взмахнув ранеными крыльями. - Чур, я справа!... Дядя Трэкс! А, раз уж ты встал, можешь принести водички? - видимо, постепенно в "пернатой чуде" вновь просыпалась дневная наглость. Тот лишь расплылся в приторно сладком оскале, зная, что менее, чем через четверть часа мелкий негодник сполна рассчитается за это. Однако просьбу выполнить не отказался, практически бесшумно отпирая дверную задвижку и с ловкостью квалифицированного диверсанта выбираясь в сонный коридор. В круглосуточном баре, расположенном на нижнем этаже облюбованного вирусами отеля, Трэкс, помимо обычной "минералки", за которой он, собственно, сюда и спустился, заказал для себя фирменное пойло и с наслаждением неспешно осушил высокий бокал. Желание распластать мальчугана на шелковистом просторе простыней под жаром собственного ритмично вколачивающегося в него тела не ослабло, а наоборот, наливаясь довлеющим жаром, "утвердилось" под воздействием только что выплеснутого внутрь высокоалкогольного коктейля. Однако очередное совокупление с юным негодником казалось наливающемуся вожделением вирусу уже чем-то банальным, начинающим устаиваться в "милую традицию", а потому - невыносимо скучным. Хотелось интриги, азарта, униженных стонов, глаз, закатанных к потолку в бесполезной мольбе... Бесцельно блуждающий взгляд янтарных очей скользнул по витрине барной стойки, на которой, помимо распивочной продукции, красовалось и несколько сувениров с местной символикой. В основном это были обычные бирюльки, которые удавалось сбагрить туристам втридорога, когда качество и тем более оригинальность их едва ли соответствовала и половине цены. Среди всевозможных зажигалок и магнитиков, разложенных на прозрачных стеллажах, более-менее оригинальной и полезной вещицей оказалась колода игральных карт. Идея грядущего времяпрепровождения зажглась в извращенном и порядком пресыщенном множественными сладострастными похождениями сознании практически мгновенно, выдавая себя лишь извилисто растянувшей тонкие алые губы улыбкой... В номер Трэкс возвращался со стаканом в руке, поигрывая нераспечатанной стопкой мастей, в слабой надежде, что пернатый нахаленок уже успел пригреться и задремать, а значит можно попробовать провернуть такую фишку, как изнасилование во сне. Правда, полагаться на это оказалось чересчур наивным. - А ты где так долго был? - стараясь не звучать капризно, поинтересовались у "старшенького" едва ли не с порога. Вирусеныш сидел на кровати в весьма оживленной позе, поджав под себя тщедушные ноги и сверкая в темноте игривыми глазенками: - Я уже за тобой думал идти. Одарив интересующегося очередным напряженно-равнодушным вздохом, в комнате затеплили мягкий свет ночника. На прикроватный столик легла карточная колода, а рядом с ней с глухим стуком опустился сосуд с выклянченной "водичкой". - Прикольно. Дяде сувенир привезем? - весело отозвались на это. Парнишка подхватил стакан, боком по-птичьи разглядывая яркую коробочку. "Опекун поневоле" заставил себя терпеливо ждать, пока малыш напьется. Наконец, когда опустевшая от влаги емкость была отставлена... - Детка, я решил немного скрасить эту ночь, а потому готов предложить тебе ма-аленькую сделку.., - на глазах мальчишки сверкнувший золотом коготь вспорол обертку, и пестрые картинки замелькали в лихой чехарде, подчиняясь умелым рукам вируса. Собеседник вздрогнул. Обычно такие заявы условно не предвещали ничего хорошего, но зато весьма рьяно возбуждали сорочье любопытство подростка. - Сделку? Какую сделку?.. А сувенир мы дяде все-таки не принесем? - Лучшим сувениром твоему дяде будет, если ты вернешься из этого путешествия... ЖИВЫМ! - из тасуемой колоды цепкими пальцами был выхвачен туз пик и на вытянутой руке сунут в лицо мальчугану, заставив того передернуться от неожиданности. - Кстати, во что ты умеешь играть? - жуткая карта так же молниеносно убралась обратно, продолжив кружиться в красно-черном хороводе. - Я?! Да во много чего! - воодушевленно засиял тот. - Да я обыграл команду шулеров-уголовников в свое время! - Икар гордо вскинул голову. - В покер мы играли. А так-то я и в "дурака" могу, и в "пьяницу", и в "очко"... Последнее именование породило в похотливом сознании тасовщика столько разнообразных и буйно красочных ассоциаций, что тот невольно заулыбался своим притворно ласковым оскалом. - Тогда, может быть в "дурака"? - предложили юному хвастуну, раскрывая раскрашенные кусочки бумаги диковинным веером и тут же сворачивая их обратно. - Для разнообразия. Тебя ведь не затруднит перекинуться со мной одну партейку, м? - Ага.., - в глазах вирусенка заиграло явное оживление. - А если проиграешь? - маленький собеседник прыснул со смеху. С дядей он обычно играл не просто так: дражайший родственник частенько соглашался дать пареньку возможность этим весьма интересным способом отработать заслуженные наказания. - На твоем месте я бы больше был озабочен вопросом, что будет, если проиграешь ты.., - Трэкс вспорхнул на кровать, ловко маскируя свой непроходящий "интерес" к подростку полами плаща. - А я... А ты.., - тот задумчиво насупился. - Ну, а... Что например? - Ну, например... я сделаю с тобой все, что захочу, - на этих словах между собеседниками на долю секунды зависла эффектная пауза. Сверкнув в тишине жутким взглядом ночного хищника, вирус небрежным жестом принялся было расшвыривать карты сетчатой рубашкой вверх, деля их на две равные кучки. Однако внезапно остановился. - Или боишься играть со мной на подобных условиях? - Ну... В рамках же, наверное? - с надеждой уточнил парнишка, поднимая на угнетающего партнера глубокий умильный взгляд. - У каждого свои рамки, детка, - хищно потянув уголки губ, напомнили ему, в немом рычании сдерживая животный позыв засадить несовершеннолетнему обаяшке жёстко, горячо и немедленно, сливаясь с ним в едином ритме пульса. На некоторое время Икар замолчал. С одной стороны, неоднократный опыт пугал... А с другой... "Да ну! Я же даже дядю обыгрывал в карты! Я и с ним справлюсь!" - Ну давай! Если сам не боишься. Чур только, если я победю... Эээ... По-бе...ждю... Короче, если я выиграю, то ты тоже исполняешь мое желание! - Разумеется, малыш, разумеется, - промурлыкали в ответ, предвкушая скорую расправу: затравленный взгляд отползающего в дальний угол комнаты сорванца и его хриплые вскрики впотьмах, завершающиеся едва слышным протяжным стоном долгожданной и так внезапно накрывшей разрядки... Три недостающие карты были розданы, четвертая перевернулась вверх и легла под кипу оставшихся, обозначая старшую масть. Игра началась. Длилась она недолго, но весьма напряженно. Возможно, Икару пришлось бы легче, если бы внутри черной змейкой не шевелились сомнения в том, что все будет хорошо. Неуверенность, обычно незнакомая этой головенке, сбивала с толку, не давая сосредоточиться. Пожалуй, масла в огонь подбавляло и запоздалое осознание, с каким дьяволом парнишка согласился играть на свои плоть и душу, и так уже недавно побывавшие в геенском огне. Вирус держался непринужденно и, наверное, слишком хорошо даже для опытного крупье. Кислотный взгляд желтых, самодовольно прищуренных глаз мучительно разъедал боевой дух противника. От каждого подобного соприкосновения с немым испепеляющим взором у мальчугана между лопаток начинало лихо зудеть. Ощущение тотальной обреченности не покидало ни на минуту, а лапки покрывались липким потом и исходили мелкой дрожью, вынуждая пару раз ронять ту или иную абсолютно левую карту на всеобщий обзор. Между тем партия подходила к концу, а у вирусеныша так и не набиралось достаточно сильных козырей, чтобы хоть как-то выдержать финальный кон. Вероятно, в этом были виноваты чересчур изворотливые пальцы Трэкса, незаметно для его соперника листающие колоду как им вздумается. Наконец, осознавая, что пора брать дело в свои руки, Икар тоже решился применить навыки мухлежа, молясь всем богам, что опасный партнер этого не заметит. Тот, в свою очередь, хотя и подмечал маленькие промашки чужого плутовства, однако по-прежнему оставался авторитетно невозмутим. Победоносная улыбочка, поигрывающая на ехидно алом лице, все больше вгоняла мальчишку в паническое отчаяние, заставляя буквально индеветь с ног до головы. Вскоре колода истаяла полностью, и противникам оставалось сделать последний сброс. В ручонках жертвы когтистого шулера был зажат спасительный билет. Туз. Не козырь, но он вполне мог помочь парнишке избежать ужасающей участи. Оставалось только надеяться, что противник угадает с мастью. Пережатой гитарной струной запела в воздухе тишина, с каждой секундой становясь все яростнее и беспощаднее. Смертоносные пальцы Трэкса тоже помахивали одной-единственной картой. С небрежностью, которую может позволить себе лишь истинный властелин положения. — Ну, кидай же! — то ли раздраженно, то ли жалобно воскликнул юный игрок, дрожа от напряжения. Внутри все колыхалось, как в переполненной фляге. К горлу подвалил несглатываемый ком, склеивая содержимое ротовой полости в единую вязкую массу и заставляя собственный голос звучать ненатурально плаксиво. — Торопишься попасть в мои лапы, детка? — наматывая ниточки чужих нервов на растопыренные фаланги, поинтересовались у него. Право, наблюдение за этой искренней беспомощностью, обреченно замершей в ожидании толчка в погибельную бездну, дарило Трэксу еще больше впечатляющих его похоть мгновений. Впрочем, та и сама по себе уже давно была готова прорвать тугой плен утягивающих бедра вируса брюк. Удивительно, что мальчишка до сих пор этого не заметил. — Н-не... Рано ещё... Не говори гоп, пока не перепрыгнул, — собеседник изо всех сил пытался скрыть ознобную трясучку (что у него, впрочем, всегда выходило из рук вон плохо). Карта в дрожащей руке давно была влажной от взмокших фаланг. Хвост, как обнаженный нерв, порывисто и импульсивно дергался в такт полураскрытым крыльям, сметая на пол редкие, рассеянные на покрывале лепестки. — Неужели ты все еще веришь в свою победу? — слегка удивленно и вместе с тем пронизывающе лукаво осведомились у мальчугана, впрыскивая остаткам его уверенности смертельно, как казалось самому вирусу, ядовитую дозу. — Кидай! Наши шансы равны! — напрягаясь до предела, вскрикнул тот. От нетерпения карта начала покрываться черной подпалинкой. Трэкс улыбнулся. Концовка получилась действительно драматичной, как он и любил. Измотанное поединком, вздернутое над шелковистой поверхностью ложа, донельзя натянутое мальчишеское тельце через пару минут будет великолепно смотреться своей стыдливо-умоляющей безысходностью в его лапах... В оглушительной тишине раздался щелчок багровых когтей. Последняя карта жуткого партнера выпорхнула из их хватки и в медленном предсмертном жесте осеннего листа, покачиваясь, слетела на золотисто-кремовые простыни. Нет. Чуда не произошло. Очевидно, "охотник" прекрасно умел расставлять свои капканы. Потому как после этого действия его противник застыл на месте, с плохо скрываемым страхом глядя на убийственную "подачу". Было очевидно, что "не вмостил". Наконец, спустя долю секунды парнишка предпринял последний рывок из "паучьих сетей", резко бросая свою карту рубашкой вниз и быстренько отгребая все это в "стопку". — Все. Бита. Ничья, — надеясь, что блеф сработает, сфальшивил он. — Разве?! — стремительным рывком перехватили руку "маленького мошенника", еще не успевшую отпрянуть от беспорядочной груды карточного "боя". Огромный коготь, начиная едва заметно алеть, перевернул обожженный с краев "бумажный" прямоугольник. Неудачный трюк юного хитреца был постыдно раскрыт. — Ой! Обознался, — тот растянул физиономию в смущенной улыбке, пытаясь сделать вид, что сам понятия не имеет, как это произошло. Мембрана под цепкими пальцами победителя пошла бисеринками мурашек. — Ну... Значит не бита... — Значит, не бита..., — чужая рука в деланно недовольном жесте откинула запястье мальчишки. Заостренные фаланги нарочито неспешно потянулись к оставленной в изголовье переливающейся цепочке. — Значит... ты теперь мой! — вторая кисть легким, непринужденным движением сбросила темную ткань плаща с давно приподнятой в сладостном нетерпении ширинки. — А может мы как-нибудь.., — мазнув по ней мимолетным взглядом, собеседник медленно, как и представлял вирус, принялся отползать к стеночке. Голенастые ножки заелозили по сбитому одеялу. — Может, не надо? — Не надо? — леденящим до судорог голосом переспросили у него, мигнув отсветом горицветных зрачков в тусклом свете ночника. — Отчего же? Все по-честному, детка... Ну, давай, будь послушным мальчиком! Иди к папочке Трэксу... — Если "папочка Трэкс" постарается не делать больно, — прижимаясь к вертикальной поверхности, обреченно произнес парнишка. — Дооо, папочка Трэкс постарается! — неумолимая неизбежность в виде высокой мускулистой фигуры, поигрывая бликующей удавкой, плавно и вместе с тем чрезвычайно уверенно двинулась в сторону впечатавшегося в обои подростка. — Больно не будет... Мне. — Я закричу, — предупредили, растопыривая пернатые конечности и поводя хвостом. — Вряд ли, — ряд кривых плотоядных зубов застыл на двухметровой высоте над взъерошенной жертвой. — Ну так что, детка? Дашь мне довести эту слегка затянувшуюся прелюдию до кое-чего по-настоящему жаркого? Тот застыл в напряженной позе, отрывисто сглатывая. Как ни странно, но мальчугану относительно нравилась эта "игра". В своей физиологии он имел одну особенность. Страх разжигал в теле вирусенка нежно огненные сладострастные позывы, которые ещё больше усиливались, когда разум сопротивлялся, боясь чего-то запретного, а плоть вопреки его потугам жаждала продолжения этой пытки. Разумеется, данный факт, отразившийся на юношеском "детекторе лжи", не мог укрыться от глаз "браконьера". — Ммм, — взгляд золотисто-зеленых очей коснулся рельефно обозначившейся приподнятости коротких штанишек. — Твое тело, детка, гора-аздо красноречивее тебя.., — цепочка провисла на крючковатых пальцах, как мост над бездной. Гипнотически жутким движением "ловец" потянулся к худенькой шейке. Подросток тут же согнул ноги в коленях, пряча предательское "красноречие", и замер, наблюдая за пугающим "арканом". Чувствовалось, что "птичка" в любую секунду может дернуться в сторону. Петля приближалась постепенно: неспешно, неторопливо, мучительно долго, высасывая по капле волю к сопротивлению и шансы на его успех. И в этом неотвратимом жесте ясно проступало, что любое действие "добычи", ее экспрессивный и резкий рывок давно просчитан и предупрежден для этих бездушных, серпообразно изогнутых когтей. Наконец, когда страшная "шлейка" оказалась прямо перед носом, парнишка оттолкнулся задними лапками от поверхности ложа, и, неловко вспархивая крыльями, попытался проскользнуть мимо краснолицего "палача". Черною мамбой мелькнули растянутые "четки"... Через минуту все было кончено. Трэкс с измывательской ухмылкой стоял у кровати, держа на вытянутой руке главный трофей всей суеты сегодняшнего вечера. Мальчишка, хрипя и извиваясь, бился в обхватившей его шею петле, тщетно пытаясь содрать ее с пережатого горла или хотя бы ослабить удущающее касание. Короткие коготки ступней судорожно барахтались над гостиничным полом, едва доставая его и оставляя заметные черточки. — Дядя Трэкс... П-пусти... Кхах! Ну, пожалуйста! Больно!.. — мольбы прервались нервным кашлем и тяжёлыми всхлипами, пытающимися выхватить из воздуха хоть каплю спасительного кислорода. Подбитые крылья бесцельно загребали воздух, тонкий шнурок с перьевым элероном метался из стороны в сторону, словно пытаясь вырваться из крестца, предвещая агонию. — Так, значит, ты готов расплатиться со мной, а, малыш? — словно не слыша отчаянно задыхающихся просьб, остервенелая рука вируса еще сильнее натянула поводок послушания, врезая его в сипло клокочущую гортань. — Не слышу! — Д-да!... Только прекратите! — от напряжения тельце почти перестало сопротивляться, издавая лишь непонятные попискивающие звуки. На глазах показалась еле заметная влага, дающая понять, что пленник теперь согласен на все. Трэкс еще пару секунд все-таки подержал искристую бечеву в прежнем натяжении. Обычно этот жест давал неплохие результаты, помогая жертве прочувствовать полнейшуею безнадежность ее теперешнего состояния. Наконец впившаяся в трепетное "птичье" горлышко тугая веревка слегка ослабила свою поистине мертвую хватку. Размеренным движением "висельнику" на мгновение дали коснуться спасительной поверхности паркета и изящной подсечкой заставили плюхнуться на колени. Рука вновь дернулась, натягивая угольно-черное лассо - не так мучительно, как в предыдущий раз, а, скорей, для острастки. — Теперь ты понимаешь, что с тобой произойдет в случае отказа? "Птенчик" всхлипнул и кивнул, глядя на "агрессора" снизу вверх. — Я... Больше... Н-не буду..., — жалобно проскулил он, ощупывая "поводок" и неосознанно потряхивая головой в тщетной надежде освободиться. Его одарили прохладно снисходительным взглядом. Чужие бедра слегка качнулись вперед, заставляя заплаканное детское личико уткнуться в ширинку, вздувшуюся огромным нарывом, словно готовым вот-вот вскрыться и дать течь. — Надеюсь, тебе не нужно объяснять, что делать? Парнишка поднял широко открытые от непонимания, блестящие соленой влагой глаза. — Н-н... Это приглушенное мычание едва не ввергло Трэкса в настоящую смеховую истерику. Угораздило же его связаться с недотепистым мальцом, еще не познавшим всех прелестей разнообразия эротических забав! Впрочем, глупо было бы ожидать от подростка демонстрации тонкостей любовного искусства публичной девки. Да и публичные девки не имеют таких пронзительно наивных глаз и девственно трепетного ротика, буквально напрашивающегося на беспрерывный каскад обжигающих поцелуев. Трэкс хмыкнул и покачал головой. С мальчишкой предстояло еще долго, очень долго работать, прежде чем из него вышла бы первоклассная "грелка" для кровати. Впрочем, тогда он подрастерял бы свое простодушное очарование. — Штаны сними для начала, — полуприказным-полунасмешливым тоном скомандовали юному наложнику (правда, несмотря на указующие нотки, фраза прозвучала скорее не от лица сурового господина, а с интонацией добродетельного папаши, на сотый раз терпеливо объясняющего неразумному чаду, что такое квадратный трехчлен). И, для особо непонятливых тут же ядовито добавили: — С меня. Сглотнув и замерев на некоторое время, тот опустил глаза. А затем непропорционально широкие ладошки поднялись на пояс старшего. Неосторожно дотрагиваясь до твердого выпученного холма ширинки детские коготки завозились с пряжкой ремня, то и дело задевая будущую "область действия" и с каждым разом скуля и вздрагивая. — Живееей! Ты уснул там, что ли?! — от первого такого нечаянного прикосновения крупные упругие бедра вируса хлестнула судорога, едва сдерживаемая тихим рычанием. В дальнейшем тот постарался более тщательно контролировать себя, чтобы дотерпеть хотя бы до буквально выстраданной минуты освобождения от тканевого покрова. Неуклюжие от нервного напряжения мальчишеские ручонки наконец-то завершили начатое. Штаны "экзекутора" сошли с его мускулистых ляжек. Продолжить "жертва" пока не решалась. — Ну и в чем дело?! — вывели подростка из накатившего оцепенения. — А... Я... Сейчас.., — трогательные пальчики вирусеныша скользнули под резинку белья, несмело стаскивая его с промежности "палача" и давя в себе неожиданно всколыхнувшееся любопытство пошарить там. Было слышно, как партнер облегченно вздохнул. Разгоряченный пах из душного плена поношенных брюк окунулся в полуночную прохладу. Вздыбленный, багрово-алый от напитавшей его похоти вырост мембраны внушительных размеров оказался напротив обреченно потупившейся мордашки. Парнишка отвел взгляд, пытаясь смотреть вниз, но «дамоклов меч» чужой плоти застыл прямо в паре миллиметров от его лица, резко ударяя в нос жутким и одновременно возбуждающим запахом напряженного тела. Втянув ноздрями отраву сладковатого воздуха, мальчуган и сам как мог скрестил согнутые в коленях ножки, натужно сжимая между ними собственный чувствительный отросток, не менее исходящий томной жаждой. И этот жест не ускользнул от всевидящего взгляда возвышающегося над ним партнера. — Хочешь? — закругленный, сочащийся слизью кончик мазнул по щеке, оставляя на ней влажный след. Цепочка, обвившая шею, несильно натянулась, предупреждая возможную череду новых выкрутасов. "Пленник" хотел было вновь запротестовать, но вызванные "ошейником" болезненные ощущения не дали даже утереть с лица маслянистую каплю. По коготкам пробежал заметный огонек. Однако было ясно, что для преодоления собственной стыдливости парнишке нужен хороший "толчок". — Ну же, детка! — хватка петли ненадолго ослабла. — Разве эта штучка кажется тебе настолько страшной? — Трэкс вновь качнул бедрами, перемещая «объект», вызывающий у подростка дрожь и отвращение, с лица на переднюю часть шеи и проводя по ней снизу вверх. По алой коже от кадыка потянулась дорожка матово блестящей слизи. Наконец, мощный орган вируса уперся в подбородок маленького наложника, заставляя того вскинуть голову и заглянуть в жуткие глаза своего мучителя. — Я боюсь... Я никогда так не делал... Это плохо, — едва смог выдавить тот, почувствовав "послабление". Звучало это примерно как "Мне мама с папой не разрешают у чужих взрослых дядь конфетки брать". Да и значение имело идентичное. — Плохо? — Трэкс изобразил на заостренном лице выражение, будто бы он слышит о подобном впервые. — Боишься? — плоть, упершаяся в гортань, начинала исходить монотонным ритмом внутренней пульсации. Такая детская непосредственность, искренняя робость, лишенная умелого кокетства коварных соблазнительниц, заставляла его цитоплазму буквально превращаться в кипящую пучину зажигательной смеси. — Бояться следует вот этого, — вирус выразительно провел смертоносным когтем по овалу замершей на полувздохе няшной "моськи"; крылья и элерон паренька неловко дернулись, выдавая душевное смятение. - А остальное, детка, уверяю тебя, — ни капельки не страшно. Стоит только попробовать.., — пустив еще одну густую прозрачную струйку, "наконечник" упруго скользнул к рефлекторно сжавшимся мальчишеским губам. Те, инстинктивно скривившись в кислейшую мину, помедлили, но затем покорно и еле заметно расслабились, давая шанс напирающему "стволу" коснуться своей обратной стороны. Очевидно, долгое томление и бег между "двумя огнями" мучили парнишку ничуть не меньше, чем его "насильника", который, кстати, все-таки не стал торопить события, ожидая, пока малыш сам слегка не обвыкнется с нежданной близостью и не разберется, что предлагаемая ему "конфетка" не так пакостна и омерзительна, как кажется на первый взгляд закомплексованному стереотипами сознанию. Тупоконечное "навершие" осторожно потерлось о нежную кожицу изнанки ротовых створок, обильно смоченных вязковатой слюнкой. Постепенно это начинало действовать как гипноз. Икару все равно некуда было деться из удавки, и неприятному положению он, очевидно, почти привык. Детские губы не стали сопротивляться. Наоборот, в итоге переборов заученное годами отвращение, они немного боязливо попытались скользнуть чуть выше по предлагаемому "леденцу". И так же быстро отпрянули от гладкой горячей поверхности, вновь выпуская тот изо рта. Язык спешно мелькнул по обрамляющим рот мягким "дужкам", как иногда бывает, когда их тонкая розоватая кожица становится излишне сухой и обветренной. Вкус "живого лакомства", который при этом успел ухватить его торопливый кончик, на удивление не вызывал моментального приступа брезгливой тошноты. Скорее, он отдавал экзотической терпкостью мякоти манго или вяжущим соком спелых черемуховых "бусин", пикантно приправленных чем-то соленым. Тем временем вырост чужой плоти вновь деликатно скользнул по нижней губе мальчишки, слегка оттягивая ее и заставляя спружинить, а затем повторно отошел от его лица на пару дюймов, словно давая принять окончательное решение об участии в этой фривольной игре. Наконец вирусеныш осмелился податься вперед и вновь прикоснулся к жаркой, уверенно изогнутой вверх "трубе", на этот раз старательно вбирая ее в свой невинный ротик и позволяя проникнуть глубже. Твер-дые "камушки" зубов в неопытном порыве "чесанули" по чувствительной мембране, заставляя ее обладателя передернуться - не то от неприятных ощущений, не то от пробежавшей за ними волны, заставляющей сладко замирать при мысли о покорении оральной девственности "питомца". Это была чистая победа, вознагражденная сторицей. Строптивый юнец наконец-то принял его плоть в себя. Осознание этого доставляло Трэксу колоссальное удовольствие, еще большее, чем обхватившие его "достоинство", умильно присосавшиеся детские губки. Титанических усилий вирусу стоило превозмочь порыв занесенной над затылком малолетнего "протеже" судорожно изогнувшейся конечности, чтобы не впиться коршуньими когтями в нелепо топорщащиеся волосенки, насаживая этот ранее целомудренный ротик на свой торчащий из промежности "кол" во всю возможную глубину, до задней стенки гортани. Губы "насильника" замяли вожделенный стон, превращая его в ряд несвязанных друг с другом мычащих звуков. Правда, дабы окончательно не выдать себя и умудриться сохранить маску "сурового господина" до финальной части эротической пьесы, пришлось сделать пару небольших придирок: — Поосторожней с зубами!.. И поработай больше языком! Оближи-ка получше то, что через пару минут с превеликим наслаждением порвет твой зад, — правда, последней фразы Трэкс так и не произнес вслух, дабы не испортить "птичке" сюрприза. Зато ее весьма выразительно продекламировала его смазливо-масляная гримаса. Паренек нежиданно на секунду выпустил из тесного плена своих десен пышущий желанием орган, словно набирая в грудь побольше воздуха. Слезы окончательно высохли. Затем он снова послушно вобрал его в себя, натягивая поводок в детски упорном старнии заглотить все до основания и действуя уже более смело и активно. Мясистый "слизнячок" уперся в тонкую мембрану, подрагивая на ней. Трэкс едва сдержался от того, чтобы разрядиться горячей струей распирающей его пах лавы. Мальчишка был хорош, очень хорош со своим прелестно неумелым ротиком, влажно скользящими губками и трепетным остреньким язычком, едва касающимся распаленной плоти и тут же дерзко и пугливо отпрядывающим назад. Тишину ночной комнаты раздробил скрип зубов вируса, на которых в настоящий момент можно было бы перемолоть некрупный почечный камень. В итоге едва только разохотившегося и понявшего вкус "запретного плода" маленького "ублажителя" грубым рывком заставили оторваться от его занятия и подняли с колен. — Снимай штаны!.. На кровать! Задницей кверху!.. Живо! — Н-не-а-а.., — тот закусил губу, слизывая языком соленую жидкость. - Я не могу так... Резко... — Пошел!!! — это был уже не требовательный окрик, а настоящий рев взбешенного существа, захлебнувшегося в необузданности собственнеческих желаний. Порывистым взмахом мальчишку отшвырнули в податливо всколыхнувшуюся гладь постельного белья, наседая на него сверху и вжимая перекосившейся от неожиданности и испуга мордашкой в тучное брюхо подушки. Слышно было, как, перекрывая хриплое дыхание насильника, затрещали тонкие детские шароварчики, раздираемые на вздрагивающих мячиках ягодиц безжалостными когтями. — Нет! Пожалуйста! Не надо! Пустите! — содомизируемый отчаянно забился, дрожа и трепыхаясь не хуже пойманного в сеть чижа, нещадно работая обугленными пленочками крыльев. Мышцы напряглись и зажались в ожидании невыносимой боли проникновения, хотя тело беспощадно наливалось огненной похотью партнера, так уверенно "оседлавшего" строптивого "жеребчика". — Уймись!!! Руки нашарили еще не успевшую слететь с безысходно бьющейся шейки "узду" и яростным дергом натянули ее, наматывая на запястье. Бессильное вытье извивающегося под озверевшим «жокеем» мальчугана перешло в клекочущий сдавленный хрип, голова завернулась назад в неестественной позе. Треугольные пальчики конвульсивно заметались по поверхности ложа, впиваясь в складки, а выпученные глазенки уперлись невидящим взглядом в равнодушно покачивающийся сверху над сценой насилия балдахин. Ослабив сопротивление жертвы, Трэкс грубым усилием раздвинул стиснутые ягодицы и, закусив губу от предвкушения горячей упругости еще не разработанного мальчишеского нутра, остервенело вогнал свой окаменевший, измазанный детской слюной "стояк" в задний проход оглушительно взвывшего подростка. Последовал довольно сильный рывок, сопровождаемый громким, пронзительно ребячьим криком растленного мальчугана. Непонятно, как удалось пробиться этому возгласу застилающей сознание боли (даром, что мембраны клеточных существ более эластичны, чем мыщцы человека) сквозь неослабевающее кольцо удавки. Впрочем, он тут же перешел в хрипящий кашель, прерываемый жалобными всхлипами и тяжёлыми попытками вдохнуть кислорода. Стенки атакованного "тоннельчика" судорожно обхватили каменный "кол", неосознанно сжимаясь и расслабляясь. Тот заходил в них размашистыми толчками, жадно проникая сразу на всю глубину, насколько хватало его великолепной мощи. Знойный жар, переполняющий тело вирусного насильника изнутри, теперь превратился во всепожирающий пламенный вихрь, заключенный в тонкую оболочку, заменяющую эпидермис. Лиловые дреды рассыпались на лицо, занавесив застывшую на нем скабрезную ухмылку закоренелого садиста, питающего слабость к мальчикам нежного возраста. Теперь Трэкс не ощущал и не помнил ничего, кроме тугой эластичности юношеской дырочки, охватившей снующий в ней горячий "поршень", и коротких хныков ее маленького хозяина, с каждым движением вминаемого под энергично обрабатывающим его соблазнительно узкий зад "наставником" в пружинистую поверхность застланного матраца. Когтистая ладонь приспустила поводок, давая возможность неумело дергающемуся от очередного амплитудного вхождения юнцу перевести дыхание, но так окончательно и не сняла с руки. Когда амплитуда проникновений начала "входить в раж", Икар принялся еле слышно повизгивать и выгибать спину. Верхушка долбившегося в нем "багра" начала впиваться в ту чувствительную точку юношеского организма, которая пронзает молнией сладкой боли все тело. Разумеется, партнер, так неистово наседающий на него сзади, не мог не почувствовать этого. А потому, согнав первую волну ярости от изматывающего ожидания и сполна утолив ее порцией криков, Трэкс решил сменить тактику. Движения бедер, елозящих по разведенным в стороны мальчишеским ляжкам, значительно смягчились и стали не такими вколачивающимися. Теперь отверделая плоть, обжигающая раскаленным на солнце камнем, более плавно раскачивалась в уже окончательно притерпевшейся к ее незаурядным размерам «норке», с резким упором погружаясь в нее, а после неторопливо выволакиваясь обратно и при этом ласково прижимаясь и потираясь о заветную зону на подрастянувшейся мембранной стенке своим "навершием". Как ни разрывало "жертву" от предыдущей порции страха, но последнее движение рождало уже не только боль. Подросток и сам не заметил, как атакуемое отверстие подалось навстречу гуляющему в нем органу, почти целиком насаживаясь на него. — О, да, детка! — промычали в ответ, изгибаясь черным горбом готического чудовища. Свободная кисть актива нырнула в давно налившуюся бесстыдным влечением и истекающую им промежность парнишки, упирая его таз в неостановимо ходящие сзади мужские бедра. Эта стадия затянувшейся ночной партии ввиду обоюдной добровольности обещала стать для ее участников нечто большим, чем обычное удовлетворение сластолюбивых влечений. — Ты супер! Не останавливайся... Еще... — А... А-кха.., — хвост-ниточка тем временем обвился вокруг нависающей талии, напряженно сжимая ее в своем кольце, словно хищный удав. Крылья бессильно обмякли пожухлыми тряпочками. Движения вертлявой мальчишеской тушки вперед и вверх усилились, направляясь теперь не просто по вертикали, ограниченной с двух сторон - плоскостью ложа и пахом партнера, а по окружности, бесстыдно выписываемой облапанными бедрами. При этом плоть 15-летнего наложника уже нестерпимо жаждала большего, чем просто касания. Одних взрывов в глубине промежножья явно недоставало, чтобы вызвать нестерпимо желанную реакцию вспухшей мальчишеской "флейты", отчаянно егозящей по чужой руке. Протяжный, вымученно несдержанный стон вируса пронизал стены комнаты. Изящно длиннопалые руки слепо зашарили по худенькому тельцу, еще ближе придвигая его и утыкая в себя. Стирая извечную убийственную ухмылку, сухие губы, похожие на "створки" пасти антропоморфной рептилии, впились в выпирающие шейные позвонки, прихватывая и оттягивая насевшую на них петлю. — Чеооорт! Что ты со мной делаешь.., — обходя все уголки пленительно "бархатистой" юношеской мембраны, натянутой бугорками рельефных выпуклостей, заостренный кончик убийственного когтя чертил на ней моментально растекающиеся "царапинки", не приносящие ощутимого вреда, но заставляющие украшаемого ими подростка слабо повизгивать от каждого такого "надреза". Наконец, словно только сейчас оценив усилия маленького "одалиста", рука в паху убыстряющимися движениями принялась нанизывать на истомленную ожиданием "палочку для серсо" невидимые кольца. Одновременно сменился и ритм снующего в растянутой щели "шампура", вновь становясь неукротимо грубым и динамичным. Кроватные простыни тихо начининали тлеть от необузданного огонька обоих в предвкущении скорейшей разрядки. Наконец, жестокий партнер, упрямо вонзающий в детскую, ощутимо вздрагивающую плоть свой размашистый «кол», понял, что не в силах оттягивать наступление этого упоительно-сладостного мига. Острые пальцы рванули петлю с безвольно изогнутой шеи, одним движением освобождая изрядно натертую кожу, словно в благодарность за доставленные всполохи удовольствия вкупе со странным для закоренелого собственника и эгоиста желанием доставить его другому. — Ох!.. Ммм… О да, детка!.. — обжигающий «ствол» вируса, достигший пика своей взрывоопасности, последний раз дернулся в стискивающем его «тоннельчике», устремляясь в глубину. Прижимая парнишку сквозь вялые крылья и стараясь проникнуть в него как можно дальше, Трэкс позволил себе расслабиться и окунуться с головой в приятную истому, расплескивая внутри жертвы «продукт собственной детонации», омывающий и маслянисто обволакивающий стенки заполненного им «канальца». Мембраны обоих слились в томно ноющей точке, давая брызнувшей «жидкости» распространиться в судорожно застывшем тельце пассива. Сокрушительная волна удовольствия накрыла плоть, изможденную долгой борьбой на грани срыва, и утопила сознание, расходясь внутри пьянящим жаром крепкого алкоголя. Юная "жертва", безропотно сносящая все "кошмары" сегодняшней ночи и, увы, так и не достигщая своего "апогея", задрожала и выгнулась. Внутреннее наполнение загорелось разрывающей "потрошка" и яростно прожигающей их своими ядовитыми белками чужой ДНК. Будь парнишка обычной клеткой, это, вероятно, оказалась бы последним событием перед разрывом его оболочки, выпускающей на волю производные хищнической деятельности - тысячи зародышей новых вирусов. Но, оставаясь таким же "микропаразитом", как и излившийся в него партнер, Икар мог только догадываться, чем обернется это соитие, достигшее большего, нежели в два прошлых раза. О том, что нынешний акт мог оказаться последним для «приемыша», Трэкс, безусловно, знал. Как и о том, что реакция клеточной структуры юного штамма будет отличаться от реакции иных обитателей организма, а значит, возможно, окажется несмертельной. Возможно... Никаких гарантий, разумеется, вирусу никто не давал. С подобными ему особями все решалось в индивидуальном порядке. Кто-то становился инкубатором для новорожденных «muerte roja» (к сожалению, все они оказывались нежизнеспособны), кто-то спешно мутировал, превращаясь в жалкое подобие самого «осеменителя». Увы, таковы были правила этой жестокой игры. Каждому ясно: когда садишься за покер с акулой, будь готов оказаться съеденным... Но воздержаться от мучительного взрыва истомленной плоти, не испить упоение похотливого властвования до дна — это было выше слепой привязанности к мальчишке. По крайней мере, на данном этапе их отношений. Единственное, что могло скрасить последнему ожидание грядущей участи — его собственная «доминанта». Рука вируса, зажавшая содержимое промежности несчастного «птенчика» в своих когтях, лихорадочно сдавила нежный отросток, несколькими лаконичными движениями доводя его до экстаза... ...Через некоторое время мальчуган окончательно затих, прислушиваясь к горячей истоме на грани боли и неги. Алая оболочка накалилась до предела. — Т-трэкс... Б-бо... Больно. — Я знаю.., — не разжимая объятий, отозвались ему. Пальцы легко подцепили подбородок парнишки, заставляя обернуться. В пронзительном огне безотрывно глядящих в упор золотистых зрачков явно скользило сожаление. Нет, не о еще одной загубленной душе, а скорее, о том, что красивая и весьма редкостная игрушка теперь могла оказаться безнадежно испорченной. В противовес тому блестящие разноцветные гляделки взирали на коварного "убийцу" без малейшего сомнения. Очевидно, подросток был наивно убежден, что происходящее вовсе не серьезно. Что летальный исход невозможен. И что о напавшей на него слабости Трэкс теперь искренне сожалеет и, скорее всего, не мог изначально догадываться о таком исходе. - Жарко... - Терпи... Скоро все пройдет, - вирус и сам не понял, для чего решил подсластить участь страдальца этой призрачной надеждой. Хотя... в какой-то мере Трэкс не солгал. Так или иначе, по опыту мучения «приемыша» обещали быть недолгими. Однако что-то беспокойно своробливое продолжало настойчиво скрестись в душе, подмывая не дать остаться равнодушным зрителем неотвратимого финала. И - о черт!!! Как же он мог забыть о пресловутом дядюшке, который и втянул его во всю эту "воспитательную" ахинею! И который вполне мог устроить несдержавшей свое сластолюбие "няньке" такие "приключения", что заплыв в бассейне со спиртом рядом с ними показался бы купанием в детской лоханке! Да, навряд ли тот, увидав принесенные в горстях останки любимого чада, ограничится фразой "Племянник был новый, почти нетронутый... Плати штраф за потраву!" Представив свою участь в живописующих красках и еще раз мысленно чертыхнувшись, Трэкс сгреб мальчонку, задыхающегося от палящей тело внутренней духоты, и, как ни противились этому разморенные тенью минувшей услады конечности, поднялся с кровати. - Угу.., - парнишка даже нашел в себе силы слабо улыбнуться. - А почему...? Пло-хо... Так должно быть? - Да, детка... Сейчас мы что-нибудь придумаем.., - подтянув белье и брюки, вирус скорым шагом направился в душ, расположенный тут же, в номере. Конечно, вода не могла вымыть из воспаленного тела разъедающий его яд. Однако хоть как-то была способна облегчить мучительные минуты. ...Прохлада действительно немного освежила дрожащую тушку, помогая ей вернуть ритм дыхания и открыть глаза. Правда, на этом "приключения" не закончились: красная мембрана странно позеленела. Казалось, парнишку сейчас буквально вывернет наизнанку. "Реаниматор" неотрывно наблюдал за странными метаморфозами. Сказать по правде, подобного отклика организма "жертвы" на впрыснутую ей "отраву" Трэксу еще не приходилось видеть. Единственное, что он мог сейчас сказать наверняка - внутренние резервы физиологии "микробыша" всеми силами пытаются справиться с попавшей внутрь него чужеродной "субстанцией". В итоге проявившая себя вскоре реакция была неоднозначной, но, похоже, не смертельной. На "больного" напала тошнота. Он дрожал и болезненно жмурился, извергая в емкость ванны молочного вида струйки, в которых можно было узнать переработанный "яд". Процесс затянулся надолго. Все это время Трэкс ни на минуту не отходил от своего младшего собрата. Пришлось даже сказать парочку ободряющих слов, заботливо поддерживая скрюченное в очередном приступе тельце и бережно поглаживая его по вихрастой головенке. Однако это вселяло хоть какую-то надежду, что парнишка окажется жив и не утратит своей первоначальной сущности. Наконец избавившись от рвущего организм яда, Икар, тяжело дыша, облокотился на "виновника торжества". Тот продолжал не мигая взирать на него с извечной, едва уловимой улыбкой падшего ангела. - Что... Что это... Было? - тихо прошептал мальчуган. По иронии с физиологией вирусов он был почти незнаком. Зато... Крылья за спиной, до этого раненые и покоцанные начали заживать, затягиваясь буквально на глазах. Пожалуй, последнее стало самым удивительным, что успело промелькнуть перед янтарными очами его компаньона за минувшие сутки. Удивительным образом носителю "красной смерти", беспощадному жнецу чужих душ, удалось регенерировать повреждения на теле своего "подопечного". Трэкс как прирожденный убийца, коим он привык считать себя, никогда и помыслить не смел, что ему может быть подвластно еще что-то, кроме огненной боли. Хотя сам вирус обладал поразительной способностью к восстановлению, однажды воскресив себя практически из ничего - из черной цепочки, оставшейся в руках врага. - Твои крылья, детка.., - словно до сих пор не веря в произошедшее на его глазах чудо, Трэкс притронулся к зарощенным перепонкам. Те дернулись словно от щекотки и растянулись на всю длину, пробуя воздух. - Ага... Как так?.. - недоуменно протянул подросток, разглядывая восстановившиеся лопасти. На сегодня это стало для него ещё одним удивительным сюрпризом. Пожалуй, его краснокожий собрат и мог бы это объяснить. Однако отчего-то предпочел пока воздержаться от комментариев. - Ммм... Детка, а тебе не кажется, что для полетов сейчас уже довольно позднее время? - с намеком поинтересовались у мальчугана, разливая в голосе медовую сладость. - Ааа... Наверное, - в подтверждение этих слов подросток зевнул и сложил "пернатые" конечности вокруг тела своеобразным коконом. - Пошли спать? Я очень устал. Сиропный тон его собеседника превратился в убаюкивающее песенное мурчание. Парнишку аккуратно подхватили на руки и, мягко покачивая, как пригревшегося карапуза, понесли в объятия скомканных простыней. К тому времени, как два обоюдно измученных вируса приземлились на теплую кровать, Икар уже мерно посапывал, свернувшись в клубок. Трэкс тоже не надолго задержался бодрствующим, вскоре догнав своего маленького спутника в дремотном царстве. Мысли устаканились, в голове вновь стало ясно и свежо, как ранним ноябрьским утром. Пожалуй, после всех событий первой половины сегодняшней ночи он заслужил право на непродолжительный отдых. Трэкс еле слышно хмыкнул, подбирая к животу сонно заворочавшегося малыша. Последнее, что успел уловить в своем отключающемся сознании беспощадный бактериологический убийца, была едва различимая, выползшая из интуитивных глубин догадка о том, что, пожалуй, расстаться с парнем он все-таки не готов.