Пять моих чувств к тебе

С самого детства Акутагаву называли бесчувственным. Он не проявлял ни единой эмоции даже по отношению к сестре. Отчасти его это беспокоило, но в большинстве случаев радовало - трущобы не то место, где можно радоваться каждому прожитому дню. Или переживать по поводу смертей. Первой его сильной, яркой эмоцией стала ненависть. Черной волной хлынула она в душу, где немедленно заняла все пустующее до того пространство. Восемь товарищей Акутагавы погибли от рук контрабандистов. Просто за то, что оказались не в том месте не в то время и узнали пристанище пиратов. Сестра вытащила Рюноскэ, помогла встать на ноги, чтобы он смог отомстить. Тогда-то мальчик и познакомился с Дазаем Осаму. Тогда-то ненависть разбавилась уважением. Рюноске ненавидел весь мир и самого себя, уважал Дазая и мечтал услышать от него слова признания. Ради этого он жил, боролся и карабкался наверх. Долгие годы его жизнь окрашивалась всего двумя чувствами - ненавистью и уважением - пока... не появилась она. Атсуши Накаджима раскрасила мир яркими красками, с ее появлением совершенно не подготовленного к подобному Акутагаву захлестнули эмоции. И ему это понравилось. Но даже среди всего спектра выделялось несколько чувств, особенно ярких, которые лучше всего объясняли силу привязанности Рюноске к девочке-тигру. Умиление. Все Агентство и половина мафии считали, что Атсуши Накаджима - милая. Ну, насколько может быть милой пуленепробиваемая меховая машина для убийств. Впрочем, машиной Атсуши бывала редко. В остальное время девушка являла собой образец милоты и очарования. Акутагава понял это ярким весенним утром, когда спустился к завтраку. Атсуши всегда вставала рано, с рассветом. Ей даже не требовалось заводить для этого будильник. То ли сказывалась выработанная в приюте привычка, то ли еще что, но когда просыпался Акутагава, девушки уже не было рядом. Зато на кухне что-то гремело, шипело и издавало поразительные по вкусности ароматы. Накаджима не умела готовить. Вернее, могла сообразить что-то из разряда "не дать умереть с голоду большому семейству". Все блюда из ее послужного кулинарного списка были сытными, простыми, из минимума дешевых продуктов - так, как учили в приюте. Акутагаве хотелось разнести то место к чертям собачьим, стереть его с лица земли. Рюноске спустился практически бесшумно, ему нравилось наблюдать за хозяйничающей девушкой. Стоило перевезти ее в свою квартиру, чтобы Атсуши ощутила, каково это - иметь собственный дом. Девушка училась готовить, управляться с электрическими приборами. Одно воспоминание о том, как она умоляла стиральную машинку больше не крутиться, вызывало в груди взрыв смеха. Но сейчас... сейчас был особый случай. Атсуши в домашних шортах стояла на одной ноге, вторую уперев в голень, почти как цапля, и внимательно вычитывала что-то в толстенном справочнике, то и дело сверяя картинку с содержимым кастрюльки. Рюноске решил, что даже если не получится внешне, он все равно съест - от запахов живот подводило. В распахнутое окно врывалась весенняя свежесть, солнце играло на щеке тигрицы, и та морщилась, как большая кошка. Вернее, котенок. То и дело откидывала неровно стриженные пряди, шипела на кастрюлю, то убавляла, то прибавляла газ, требовала готовить правильно - шепотом, чтобы не побеспокоить спящего по ее мнению Рюноске. И грозила всеми небесными карами, если получится невкусно. Потому что тогда Акутагава расстроится, пойдет на работу голодным, а значит влетит всем его подчиненным. Она просто не могла обречь Портовую мафию на подобное испытание. В ту секунду Акутагава понял, что за брызги света и смеха разбиваются в его груди - умиление. Атсуши, спорящая с кастрюлей, Атсуши, волнующаяся о нем, Атсуши, щурящаяся от солнечного света, была очень, очень умилительным созданием. Благодарность. Однажды Атсуши заявилась домой практически под утро, пьяная в стельку. Вызвав тем самым недоумение Акутагавы. Хорошо, тигриная регенерация сделает свое черное дело, утром девушка даже не ощутит последствий, но что заставило ее так набраться? Если Атсуши Накаджима - показательная трезвенница и поборница практически здорового образа жизни. Акутагаве оставалось лишь перенести тушку на кровать, раздеть - с трудом удерживая Расемон от желания повстречаться с бедовой головушкой - и лечь спать. Утром Атсуши, как ни в чем ни бывало, готовила завтрак, что-то напевая. Но стоило только заслышать шаги Рюноске, как девушка повернулась, покраснела до кончиков маленьких пяточек. С умилением Акутагава был уже знаком, так что отреагировал на него спокойно. А вот на подругу - нет. Ему стоило большого труда потратить время на завтрак, вместо того, чтобы устраивать допрос немедленно. В результате они переместились на диван, где Рюноскэ с полным правом наглого собственника оккупировал коленки тигрицы, та по привычке вплела пальцы в мягкие, тонкие волосы. - И что это было? - с интересом спросил эспер. Раньше не обошлось бы без угроз, но сейчас... Только-только отошедшая от смущения девушка покраснела вновь. Ее вторая рука зашуршала во внутреннем кармане. - Вот, - в ладонь Акутагавы лег диктофон, самый обычный миниатюрный диктофон, которые использовали детективы для слежки. - Мы вчера в Агентстве играли в "Правду или действие"... Дальше спрашивать бесполезно - судя по лицу тигрицы, она мечтает провалиться сквозь землю за свое поведение. Акутагава хмыкнул, про себя стараясь припомнить, все ли напоминания о своей первой пьянке удалил с серверов Портовой мафии? Кажется, все. Разве что у Чуи завалялась парочка записей, но он тогда и сам вел себя... смешно, так что бояться шантажа с его стороны не стоит. Проще всего включить запись. Та начиналась с щелчков, какое-то время раздавалось позвякивание бутылок, подбадривание Есано. Та очень хотела увидеть пьяного Куникиду. А затем голос Дазая произнес одно слово: "Правда". - Вы гордитесь Акутагавой, Дазай-сан? Он заслужил ваше признание? - Атсуши слегка заикалась, икала на каждом втором слове, но речь была достаточно внятной. Рюноскэ замер, окаменел на коленях тигрицы. - Я очень, очень горжусь им, Атсуши, - мягкий, слегка заплетающийся, но до боли знакомый голос. - Он достиг небывалых высот. Конечно, вам, как новому Черному дуэту, есть еще чему поучиться, однако... Но если я скажу ему об этом, он перестанет стараться, работать. Так что не зазнавайтесь. Дальше последовали тосты, слышался смех Атсуши. Запись прервалась. Колени под головой дрожали, Накаджима прерывисто вздыхала, чуть ли не всхлипывала от начинающейся паники. А Рюноскэ не знал, как начать дышать заново. Только Атсуши он рассказал, насколько важно для него признание бывшего наставника. Его вторая эмоция, его второе чувство - уважение. Ему хотелось заслужить это уважение. И вот, он его получил. Ради него, Акутагавы, Атсуши перешагнула через себя, ведь не любила алкоголь, боялась себя-бесконтрольной. Переступила через смущение, стыд и задала вопрос. И даже записала ответ. - Рюу? - неуверенный, подрагивающий голосок. Акутагава поднял руку и за шею притянул к себе девушку, заставил наклониться. Грудь распирало от горячей, невыносимой, такой объемной благодарности. Не только за эту запись, но и вообще... за все. - Спасибо. Ярость. Давайте будем честными, злиться на Атсуши не получается уже очень давно. Ну, разве что, самую капельку. А вот из-за нее... - Акутагава-семпай, - Хигучи бледная, как мел, рука все еще сжимает телефон. - Атсуши Накаджима пропала во время расследования преступления в доках. Рюноске кивает, и Хигучи выходит. Милая, добрая, верная, понимающая Хигучи, она прикрывает дверь и делает вид, что не слышит, как раздается в кабинете треск мебели и звон стекла. Лишь звонит бригаде мастеров и в мебельный магазин. Тогда Акутагава возглавляет погоню, возглавляет детективов из Агентства, и никто, даже Дазай-сан, не возражает ему. Атсуши они находят на складе, связанную, парализованную пси-ингибитором. Такой вряд ли надолго удержит большую кошку с ее бешеной регенерацией, но даже того малого времени бессилия хватит, чтобы... Акутагаву затапливает ярость. Глубокая, черная, полыхающая багровыми вспышками внутреннего огня. Он передает бессознательную девушку в руки шефа Куникиды, а сам... Нет, Атсуши не должна видеть подобного. Не должна знать, что делают мафиози с теми, кто осмеливается покуситься на их собственность. Эту банду больше не найдут никогда. Ярость выплескивается на сжавшихся в углу людей клыками Расемона, его длинными, удушающими лентами. Сила движется, словно живая, и она согласна, что да, надо порвать тех, кто оставил синяки на теле девушки. Картинка избитых рук вспыхивает перед глазами, подкармливает ярость. Акутагава Рюноске не хочет больше испытывать ярости из-за Атсуши Накаджимы. Потому что понимает: в глубине ее, основанием этой дьявольской силы, служит страх. Страх потерять тигрицу. Ревность. Раньше некое подобие данного чувства Акутагава испытывал только по отношению к Дазаю. Но и тогда душу грело осознание, что он - единственный подопечный у наставника, больше нет никого. И клокочущая, грызущая ревность затихала. После появления в жизни Атсуши, Акутагаве порой кажется, что он живет, дышит этим чувством. Во-первых, какого черта у нее в Агентстве столько симпатичных парней? Не то, чтобы Рюноске разбирался в эталонах мужской красоты, но даже его неискушенного взгляда хватало, чтобы понять, что детективы далеко не уроды. А Атсуши слишком мила. Например, этот Куникида. Он таскал девушку в кафе на первом этаже здания, где обосновалось Агентство, угощал за свой счет и что-то говорил об идеалах. Атсуши часто посылали на задание с мальчишкой-иллюзионистом. Вроде бы они сработались. Некстати вспоминалось, как при первой встрече Накаджима рвала жилы ради того, чтобы успеть спасти Танидзаки. Даже на оторванную ногу внимания не обратила. Или детектив-без-способностей, но с супер-логикой. Да он в поезде никогда не ездил! Кто будет сопровождать? Правильно, Атсуши, больше ведь некому. Или мальчишка-силач, постоянно притаскивающий тигрице огромные ящики со свежими овощами, которые ему присылали из родной деревни. Атсуши ахала, всплескивала руками, смущенно благодарила и говорила, что нет ничего вкуснее натуральных овощей. Фермер под ее похвалами расцветал буквально на глазах. Про Дазая и говорить нечего. Он у тигрицы всегда был на особом счету. Еще бы, первый человек, который поверил в нее, дал работу, жилье, познакомил с Акутагавой, в конце концов. За это ему Рюноске был благодарен, но все равно... неужели обязательно так обнимать за плечи подопечную? Или ерошить волосы на макушке, портя идеальную прическу девушки? В такие моменты Акутагава готов был присоединиться к Чуе в его желании истребить Осаму Дазая. Атсуши не отходила от него, старалась следить за его попытками самоубиться и вытаскивала из глупых положений. Нет, серьезно - спасать самоубийцу от смерти? Это даже не смешно. Подозрительно шевелился бывший босс Гильдии, причем шевелился в направлении Агентства. Акутагава помнил, как долго Фицджеральд пытался заполучить себе Атсуши. Конечно, он оправдывался какой-то книгой, доступ к которой имеет лишь тигрица, но... Босс Огай интересовался успехами нового Черного дуэта, Чуя предлагал потренироваться, крутилась рядом Кьека. Как будто этого мало - одно из расследований привело детективов на пляж. Где Атсуши вынуждена была напялить на себя крошечный купальник. А когда она переоделась обратно, пришлось трансформироваться, ее одежда порвалась. Как следствие - вновь пришлось влазить в купальник. Поэтому когда Акутагава заглянул вечером в Агентство, Атсуши сидела там в серебристом купальнике, подчеркивающем все, что не закрыл. Расемон рванулся вперед сам, без мысленной команды владельца. Как живой, он обвил пискнувшую Атсуши лентами и создал непроницаемый костюм. Обтягивающий, но непроницаемый. В таком виде тигрица отправилась домой. А по Агентству еще месяц ходили шутки про женщину-кошку. Восхищение. Атсуши Накаджима в большую часть суток была милой, стеснительной, смущающейся, скромной, немного трусливой. Но все мгновенно менялось во время работы, когда наступала активная фаза заданий. Кого-то выследить, вынюхать, сопроводить, передать важный документ кому-то, охранять или задать кому-то трепку - Атсуши перевоплощалась. Становилась сдержанной, решительной, идущей напролом. Она и сражалась точно так же. Все ее существо в моменты боя дышало дикой, природной опасностью хищника. Она не чувствовала боли, не обращала внимания на раны, кровь становилась достойным ее украшением. Акутагаве нравилось тренироваться с ней, нравилось смотреть на это перевоплощение, снова и снова. Как глаза становятся более желтыми, в них загорается охотничий азарт и решимость идти до конца. Взгляд скользит по каждой складке плаща, по каждой линии Расемона. Атсуши продумывает план. Ударьте того, кто скажет, что она глупа или безынициативна - из нее все это попросту выбили. Но в бою она отдает сражению всю себя. В горле перехватывает от восхищения в такие моменты, хочется поцеловать эти искривленные в оскале губы. Рюноске знал, что ради своих друзей из Агентства и ради него Атсуши пойдет на что угодно, вытерпит любую боль. Закусит губу и снова поднимется, даже на сломанных ногах, регенерирует и бросится в бой снова. Она - огонь, яростный, прекрасный, безраздельно принадлежащий тьме Расемона. Когда черные линии окутывают белоснежное тело, Акутагава ощущает бархат кожи, каждую заживающую царапинку, каждую рану. И дышит решимостью Атсуши, двигается вместе с ней. В такие моменты она прекрасна. Сердце замирает от восхищения силой и грацией тигрицы. Но для Акутагавы это воинственное восхищение - всего лишь символ того, что он принимает свою Атсуши в каждой ее ипостаси.