***
В контексте проблем Атласа совместная душевая выглядит как венец всех эротических кошмаров. «Кошмаров» — потому что нельзя, никак нельзя, а «эротических» — потому что эротических. Дилан, к счастью, ополаскивается очень быстро, больше для порядка — он-то толком и не вспотел — и уходит одеваться. Самое время сделать водичку похолоднее, чтобы ко всем мучениям завтрашнего дня добавилась еще и простуда. Надо сказать, прежде Дэнни не отмечал в себе такого яркого влечения к человеку своего же пола. Родс и здесь умудрился дебютировать, совершенно не догадываясь об этом. Девушки, которые Атласу нравились, были тонкими и хрупкими, как хрустальные лебеди, он засматривался на стройные ножки и компактные формы, ценил пластичность и податливость. И уж точно никогда прежде не фантазировал о том, как его самого грубо прижмут к стене или разложат на полу — спасибо, нет, подобных впечатлений (слава богу, никак не связанных с сексом) еще с подростковых времен хватило на всю жизнь. Собственная бисексуальность и латентный мазохизм, впрочем, беспокоят Дэнни вполовину не так сильно, как личность того, кто все это в нем пробудил. Он очень старается даже украдкой не смотреть на широкие смуглые плечи, не исследовать взглядом рельеф мышц, соскальзывая вдоль спинной борозды к поясничному треугольнику и ниже. Потому что от ледяной воды уже стучат зубы. Десять минут спустя, туго заматывая на бедрах полотенце, Атлас чувствует себя очень бодрым и очень несчастным. Дилан к этому времени успевает практически закончить сборы. Когда Дэнни выходит из душа, он как раз застегивает на молнию сумку со сменной одеждой. Атлас напряженно прикидывает, как убедить его выйти и подождать в машине, потому что, серьезно, раздевалка спортивного зала считается прямо-таки классической локацией для порнофильмов. Обратно под холодную воду не хочется, Дэнни совсем не фанат закаливания и не ловит кайф от постоянного подавления собственных желаний. — Это было, пожалуй, самое странное свидание в моей жизни, — усмехаясь, замечает Родс, не глядя на него. И Атлас замирает на месте, боясь поверить собственным ушам. Ну, разумеется. Во внимательности к деталям пятому «всаднику» не откажешь. Дэнни понятия не имеет, на чем прокололся, но месячной давности история с похищением уже наглядно показала глубину его некомпетентности в вопросах человеческой психологии. Поэтому теперь Атлас лихорадочно размышляет вовсе не о том, что именно сделал не так — он пытается найти выход. Это очень рациональный путь, вот только в голове царит полный хаос и кроме фразы: «Дилан, я могу все объяснить», на язык ничего не идет. А объяснить Дэнни на самом деле не может. Вероятно, в этот момент он выглядит как жертва панической атаки, потому что Родс, бросив сумку на скамейку и подняв обе руки на уровень лица, делает осторожный шаг в его сторону. — Послушай, все хорошо, — медленно, с расстановкой произносит Дилан, словно успокаивая испуганное животное. — Я не имел в виду ничего такого. Извини, если неправильно тебя понял. Удивительно, но возмущения в его голосе нет, раздражения или разочарования — тоже. Атлас с явным запозданием вспоминает, что за человек перед ним: Родс простил предательство, по сравнению с этим какая-то там «тайная страсть» определенно меркнет. Дилан подходит почти вплотную, замирая буквально в шаге от него, изучает настороженным взглядом лицо напротив. На минуту или две — время тянется, как жвачка, Дэнни кажется, что проходят годы — они застывают в растерянном молчании, как насекомые в янтаре. Атлас не выдерживает первым, сокращая оставшееся расстояние в один-единственный шаг: порывистость — в его характере, если решение не приходит спонтанно, то не приходит никогда. Вообще-то он хорош в поцелуях, честное слово, это не только его собственное мнение — комплименты насчет ловкого языка Дэнни от девушек получает регулярно («получал» будет правильнее). Просто сейчас он совершенно забывает все, чему научился за годы практики, и в результате выходит нечто, предназначенное для школьного спектакля. Где можно только прижаться губами, ни в коем случае не углубляя контакт, иначе получишь от своего сценического партнера по ушам на первой же репетиции. По-прежнему поднятые вверх руки Дилана упираются в ключицы; не то, чтобы Родс его отталкивал — если бы он хотел этого, Атлас бы уже давно приветствовал лопатками ближайшую стену. Еще пару мгновений никакой реакции не следует, Дилан не делает ничего, а потом его губы вдруг раскрываются, а ладони плавно скользят вверх по шее Дэнни — одна остается на затылке, другая оглаживает скулу. — Хорошо, что мы достигли консенсуса по данному вопросу, — резюмирует Родс, отстраняясь — и, не позволяя ответить, прижимает к себе снова. Инициатива уплывает из рук Атласа еще быстрее, чем в Макао, но это тот самый случай, когда он совершенно не возражает. Возражать он попросту не может: когда чужие пальцы начинают исследовать его спину, а поцелуи Дилана смещаются сперва на угол челюсти, а потом еще ниже, вдоль боковой линии шеи к плечу, Дэнни совершенно по-женски закрывает глаза и растворяется в ощущениях. Ему непривычно принимать ласки от человека с трехдневной щетиной на лице и такими широкими ладонями, равно как непривычно быть тем, кто ничего не решает. Дилан, пожалуй, может сломать ему пару пястных костей рукопожатием и сейчас держит в объятиях, как того самого хрустального лебедя. Атлас не настолько хрупкий — вообще не хрупкий, может вытащить Родса со дна залива, помните, да? — но такое сдерживание силы само по себе заводит его не по-детски. Даже обидеться не получается — слишком приятно. Стоять столбом Дэнни все же не собирается, так что, осмелев окончательно, лезет холодными пальцами Дилану под джемпер, трогает и гладит все, до чего может дотянуться. Родс поводит плечами, но больше никак свое недовольство от ледяных прикосновений не выражает. — И давно это с тобой? — педантично уточняет он, приподнимая бровь, пока Дэнни на ощупь измеряет ширину его грудной клетки. — Даже не знаю, — совершенно искренне признается Атлас. — Но ты ведь не против? — Похоже, что я против? Дэнни качает головой и тянется за очередным поцелуем. Когда его руки ложатся на брючный ремень Дилана, и тот вдруг застывает изваянием, Атлас торопливо и сбивчиво шепчет, что очень, вот просто невыносимо хочет, и почему нет, раз уж Родс все-таки заинтересован, они взрослые люди и фактически это не их первое свидание — кто вообще придумал всю подобную чушь, «можно — нельзя» только из-за того, какая встреча по счету — и что презервативы в сумке, и он не будет потом ни о чем жалеть. В общем, перебирает за полминуты все, казалось бы, возможные поводы для отказа, но лидер «Всадников» лишь улыбается в ответ. — Ну, куда ты вечно торопишься? Мы же в спортзале. О, Дэнни знает этот тон. Веселья он точно не предвещает. — Тут все равно никого, кроме нас, нет. — Не в этом дело, — Дилан отступает на полшага, вырывая из обнаженной груди Атласа недовольный вздох. — Я не хочу так. Не сейчас. Ты для меня слишком много значишь. Лавка в мужской раздевалке — неподходящая декорация для первого раза. Чертов недобитый романтик. В этот момент Дэнни безумно хочется ему врезать — исключительно в воспитательных целях, ведь как, в самом деле, можно быть таким слепым и упрямым? Кого вообще волнуют декорации? Тем более, что, прижимаясь так близко, он уже успел почувствовать, что Родс желал бы продолжения не меньше. Увы, получается только уткнуться носом в его плечо и глухо, сдавленно застонать. Дилан успокаивающе обнимает в ответ, а потом вдруг, будто на что-то решившись, мягко и уверенно вынуждает отступить к стене. Это не тот агрессивный толчок, к которому Атлас подсознательно был готов — скорее, просьба довериться. Он подчиняется без раздумий: что бы ни пришло на этот раз в голову Родса, хуже перспективы полного динамо оно точно не окажется. — Просто расслабься, — еле слышно выдыхает Дилан в его губы, одновременно разматывая полотенце на бедрах, и добавляет уже чуть громче, словно извиняясь: — Очень давно ничего такого не делал, но постараюсь, чтобы тебе понравилось. Дэнни растерянно смотрит на него, не понимая о чем речь, но потом Родс опускается на колени безо всякого смущения или неуверенности, одним плавным, до мелочей выверенным движением. Атлас готов кончить только от осознания этого факта и от невероятно спокойного взгляда снизу вверх, такого привычного и совсем-совсем незнакомого. Он резко откидывает голову назад, с гулким стуком ударяясь затылком о стену. Почему-то в этот момент Дэнни снова вспоминает ночную встречу в парке аттракционов, собственное смущение и чувство полной потери контроля над ситуацией. Желание отдавать, отдаваться горит в его крови, заставляя выгибаться от невыносимого удовольствия в ответ на самые простые прикосновения. Дилан вылизывает его по всей длине, заставляет шире расставить ноги, массирует пальцами промежность — не пытаясь протолкнуть внутрь, просто слегка нажимая на мышцы. — Дилан, пожалуйста… — «Дилан, пожалуйста» что? — как ни в чем не бывало, спрашивает Родс, на время прерывая ласки. — «Пожалуйста, прекрати» или «пожалуйста, продолжай»? «Дилан, пожалуйста, сделай уже что-нибудь, пока у меня не расплавились мозги». Если бы в этот момент где-то поблизости оказалась Хенли с секундомером, ей выпал бы замечательный шанс зафиксировать новый рекорд Дэниела — не слишком почетный для человека с репутацией ловеласа. Дилан с самым независимым видом слизывает белесые капли с собственных губ и пальцев, колени Атласа тут же подгибаются окончательно, он сползает по стене вниз и лезет целоваться. Ему бы в голову не пришло целовать кого-то из своих предыдущих партнерш после орального секса — Дэнни всегда находил это отвратительно негигиеничным (и просто отвратительным). Сейчас ему по большому счету просто плевать на горьковато-соленый привкус на языке: хочется как-то выразить все, что теснится в груди, но слова не идут, да и благодарить в подобных случаях, вроде как, принято не словами. Еще более важно не дать Дилану возможности произнести нечто в духе: «Рад, что тебе было хорошо. Но ты же понимаешь, из этого не выйдет ничего серьезного». Сам Атлас однажды сказал именно такую фразу. — Одевайся, — говорит Родс, когда они все-таки отрываются друг от друга. — Помнишь, я обещал тебя подвезти.***
В тепле автомобильного салона Дэнни развозит окончательно. Разум обрабатывает информацию неохотно, собственные конечности кажутся отлитыми из чугуна, совершенно неподъемными, и идея заночевать прямо здесь, на переднем сиденье серебристого джипа, даже не откидывая спинку, кажется невероятно привлекательной. Хотя Дилан наверняка будет возражать. И все же, как бы не хотелось забыться в расслабленной дреме, Атлас заставляет себя выпрямиться. Родс, прогревая мотор, напряженно смотрит вперед, и кажется тоже нервно к чему-то готовится. Просто удивительно, ведь «шокирующее признание» он воспринял так спокойно. На то, чтобы все-таки решиться, у Дэнни уходит минут пять. Спонтанность и импровизации — его сильная сторона, этим стоит воспользоваться. Озарение свыше едва ли снизойдет теперь, когда физически Атлас так измотан, поэтому лучше просто выложить все как на духу. — Дилан, может… — он закусывает нижнюю губу, сбиваясь с мысли. — Может, ты сегодня… — Если пытаешься меня как-нибудь повежливее отшить, то не стоит трудиться, — невесело усмехается Родс, по-прежнему не глядя на него. — Я, в общем, ожидал чего-то такого. — Пожалуйста, поехали ко мне, — машинально произносит Атлас, наконец, сумев составить из слов предложение; суть реплики собеседника доходит до него еще спустя минуту и заставляет изумленно округлить глаза: — Подожди, что? Дилан поворачивается к нему и тоже почему-то имеет потрясенный вид. Его глаза блестят в полумраке, а губы все еще выглядят немного припухшими — и это совсем-совсем не помогает сосредоточиться. — У меня есть кровать, — прочистив горло, сообщает Дэнни. — Большая. — О, правда? — Да. И довольно удобная. Может быть, она подойдет в качестве декорации? На некоторое время между ними повисает молчание, потом Дилан вновь отворачивается к лобовому стеклу и качает головой. — Знаешь, меня действительно еще никогда не уговаривали провести мастер-класс по самообороне, чтобы потом заняться со мной любовью. Дэнни охотно в это верит. Кажется, у него завтра будет масса поводов провести в большой удобной кровати целый день. И не все приятные. — Что ж, многое упустили, — пожимая плечами, дипломатично замечает он.