Иногда проще быть жестоким, чем открыть свое сердце

Иногда проще быть жестоким, чем открыть свое сердце.

©Лу, «Симпсоны»

Йон вернулся с репетиции злой, как собака. Только он открыл дверь, как я услышал отборную ругань, редко прерываемую тяжелыми вздохами. Из его слов я понял, что речь идет об Оле Омане. Конечно, о ком же еще? О Фрогги, который в последнее время только и делает, что лажает, опаздывает куда можно и нельзя и ищет приключений на свою задницу, от Йона в том числе. Я как раз сидел на диване, забившись в самый его угол и читал книжку, но брат не дал мне погрузиться в иную реальность своими дурацкими воплями. — Йон, хочешь, чтобы от твоих речей была хоть какая-нибудь польза, говори это ему, а не мне, — прикрикнул я на него. Братишка высунулся из кухни и грозно посмотрел на меня, а затем продолжил свой монолог, активно жестикулируя, но теперь уже прямо напротив меня. — Да что случилось-то? — наконец, спросил я у него. Он был явно не в состоянии что-либо мне объяснить так, чтобы я потом на него не обижался, поэтому ушёл в свою комнату и не появлялся где-то полчаса. Этого времени мне примерно хватило на осмысливание ситуации. Зная Йона, скорее всего поведение Оле просто довело его сегодня окончательно. Переместившись на диван в кухне, я блаженно прикрыл глаза, вспоминая улыбку Омана. Первый раз увидел ее, когда брат однажды вечером привел его домой. Как же мы тогда напились! *** Йон ураганом влетел в кухню, таща за собой Оле. Конечно, я тогда не особо представлял, как его зовут. Братишка засунул в холодильник пакет с бутылками. Их звон приятно раздавался по комнате. — Знакомься, это — Оле, — безумная улыбка, такая, что я аж задрожал, — а это — Эмиль, мой брат. Оман пожал мне руку, а меня уже бил мандраж от предвкушения предстоящей попойки. Естественно, никто не дождался, пока алкоголь хоть немного охладится. Через десять минут я счастливо приложился к плечу Оле, так же счастливо потягивая пиво из бутылки. Братец сидел с другой стороны от меня. Его уже нехило так проняло, потому что, в отличии от нас, он набодяжил что-то в стакане, смешав содержимое трех бутылок. — Упс, — размахивая руками, он повалился на меня, смеясь и похрюкивая от удовольствия. В миг я оказался прижатым к щеке Оле носом. Я даже чувствовал, как напряглись его мышцы, и догадывался, что он улыбался. — Йон, жирная ты свинья, — запсиховал я, — ну-ка слезь с меня. Братишка, еще владеющий собой, поднялся обратно на ноги и, как ни в чем не бывало, нетвёрдой походкой отправился мешать коктейли мне и Оману. Я отлепился от Оле и, глупо улыбаясь, принялся тереть нос и просить прощение за братишкину неловкость. Он молчал с самого начала, но в ответ на мое извинение прошептал что-то совсем невнятное мне на ухо, притянув к себе за волосы. Я кивнул, хоть совсем не понял, что он хотел мне сказать. *** Даже сейчас при воспоминаниях об Оле я, вероятно, покраснел, то ли от стыда, то ли от смущения. А Йон уже вернулся и принялся готовить ужин себе и мне. По его движениям я понял, что он уже отошел. Самое время узнать причину недовольства. — Йон, — вкрадчиво начал я, подойдя к нему сзади. Взгляд, с которым я встретился, когда братец развернулся, ясно давал понять, что комментариев тот давать совершенно не собирается. — Ну и ладно, — я сел обратно и принялся беспорядочно листать книгу, надеясь, что брат хоть одним словом намекнет мне на то, в чем же все-таки провинился Оман. Но тот молчал, как рыба. И потому я, обиженный на весь свет, схватил свою порцию и убежал в спальню, где никто не мог мне помешать просто подумать. Йон, кажется, скоро уже свихнется, если будет на каждую мелочь так реагировать. Что поделать? Чертов перфекционист, наверно, я в него такой приставучий. Я всунул в рот кусок пудинга, который мама заботливо приготовила накануне. Да уж, ни у кого так не получится. О чем я? Ах да, Оле. *** Когда братишка привел его к нам домой во второй раз, мне было жутко неловко после нашей первой встречи, на которой я, пьяный, делал и говорил столько фигни, а он только сидел с умным лицом и кивал. Йон собирался обсудить какие-то рабочие моменты, но вместо этого мы опять нажрались в хлам. Брат ушел за добавкой, а мы с Оманом остались наедине. Не знаю отчего, но мне вдруг захотелось ласки и нежности, и я не придумал ничего иного, как задолбать Оле своим вниманием. Я выпустил из рук бутылку и присел к Оману на колени. Он дико улыбнулся, а я немного опешил, ведь такой реакции не ожидалось. По моему замыслу опешить должен был именно он. Но останавливаться я не собирался. Видел бы Йон, как я соблазнительно (наверняка) наклонился к Оле и потянулся губами к его приоткрытому рту. Тут уж и подавно мне должно было прилететь по морде, но Оман схватил мою голову и поцеловал меня в лоб с такой же безумной улыбкой. Я со скоростью гепарда умотал в ванную и не высовывался, пока брат не вернулся. Наверно, со стороны это смотрелось глупо, но я ничего не мог с собой поделать. Просто сидел на бортике ванны и дрожал от страха, что Оле все расскажет Йону, посмеется надо мной, а уж брат со мной сюсюкаться не будет. Я не мог поверить, что способен полезть целоваться к парню. И сейчас не считаю, что это плохо, но ведь у меня хватило смелости сделать это. Умывшись, я выполз на кухню и с удивлением заметил, что Йон не хочет меня убить, а Оман как сидел с ухмылочкой, так и сидит. *** — Эмиль! — от размышлений меня оторвал голос старшего брата, — если ты уже все, тащи свою задницу сюда. Я поплелся к Йону, захватив грязную посуду, предвкушая разговор. — Что-то хочешь сказать? — с ходу набросился я на него. — Ага, — братишка кинул тарелки в мойку, — посуду моешь ты. Я вздохнул. Опять. — А если серьезно? — Меня завтра не будет, весь день и всю ночь, — он взъерошил мои волосы и ласково добавил, — оставайся за старшего, никаких гулянок, ясно? Выпытывать у него причину отсутствия — дохлый номер. Я кивнул, включая воду. Вновь на меня нахлынули воспоминания. *** Вот Оле выходит из душа с моим полотенцем на бедрах. — Эй, оно мое! — кричу я. — Держи, — он хватается за влажную ткань и медленно и аккуратно тянет за нее. В тот момент я успел рассмотреть его торс, а также немного низ живота. Но Оман уже развернулся и направился к братишке в комнату, искать футболку. ~ Боже, запах! Какой же запах был у него, когда я вновь вусмерть бухой прижимался к его груди и жаловался на сверстников, непонимавших меня, на сверстниц, которые считали, что я урод. — Ты красивый, забей на всех, — утешал он меня, нежно гладя по голове. ~ Йон наорал на меня из-за того, что я не ночевал дома. На самом деле, я был у Андреаса, он бы подтвердил, но брат и слушать ничего не хотел. На помощь опять пришел Оле. Он поговорил братишкой, после чего Йон успокоился. Не знаю, о чем — Оман как всегда был со мной немногословен. *** Жаль, теперь его ничего не спасет от братишкиного гнева. Мне вдруг отчего-то захотелось позвонить Оману и поговорить с ним. Я долго вынашивал план, как же добраться до домашнего телефона, не спалившись. С одной стороны, ничего особенного в этом нет, но с другой… Было как-то необычно, что я вот так звоню Оле, с которым у нас, по сути, нет ничего общего. Брат лег спать рано, поэтому я прополз в гостинную, где стоял телефон, и дрожащими пальцами набрал заветный номер. Его обладатель, кажется, тоже не спал, потому что ответил сразу же. Но когда в трубке послышалось рычание, я не был уверен, что это Оман. — Да? — такой раздраженный голос я у него слышал впервые. — Оле, это Эмиль, — немного помолчал, ожидая реакцию, — все нормально? — Более чем, — тон чуть надменный, но все же более мягкий, чем ранее, — что-то срочное? Я подумал пару секунд. В мою голову пришла гениальная мысль. — Не мог бы ты завтра зайти ко мне? — и, чтобы успокоить Омана добавил, — Йона не будет весь день. Послышались непонятные звуки. Наверно, он так фыркнул. — Ладно, — я облегченно выдохнул. — Спокойной ночи, Оле. Я покраснел. Зачем я это сказал? Зачем? Оман как-то странно рассмеялся и промурлыкал: — Тебе тоже, сладкий. Я покраснел еще больше и, развернувшись, увидел Йона, который стоял в дверном проеме и наблюдал за мной. — Эм, — выдавил я из себя. Брат махнул рукой, подошел ко мне и рывком вырвал из моих рук телефон. Я не стал слушать, что он сказал Оману, а пустился в свою комнату. После этого, естественно, не было ни малейшего шанса, что Оле придет. Мои щеки пылали, сам я горел со стыда, чуть не плача.