Вневозрастное

Мэйбл двенадцать. В двенадцать на уме у девочек только мальчики. По крайней мере, так говорят журналы. А журналы, уверена Мэйбл, единственное, чему можно верить в столь щепетильных вопросах переходного возраста, когда живёшь в одной комнате с родным братом. Мэйбл выглядит как гипертрофированность, помноженная на восемь. Она пример типичного подростка из старых сериалов восьмидесятых – тусовщица, перечитывающая статьи о моде и бегающая за мальчиками. Есть только две проблемы: Мэйбл не подросток и совершенно не соответствует написанному. То есть, соответствует, конечно, вот только ни одна тусовщица, которую она видела по телику, не стремилась обзавестись друзьями настолько искренне. Ни одна модница не вязала необъятные свитера. И ни одна сердцеедка не думала, что найдёт того единственного, чтобы под конец дня разочароваться и уткнуться лицом в подушку, выслушивая глупую нотацию от брата. Мэйбл двенадцать. И она просто с неповторимым рвением берёт от жизни то, что положено ей по словам журналов. Но есть что-то, о чём не говорит глянец, но что её отчаянно интересует. Венди пятнадцать. И она совсем не такая, какими описаны все пятнадцатилетние в журналах. Её не интересует колледж, большие города, громкие лэйблы косметики для ухода за кожей и фитнес. Всё, за чем Мэйбл видела её, – скучная работа у дядюшки в магазине, от которой Венди успешно отлынивает, и хождение с топором наперевес. Мэйбл ещё очень долго размышляет, какой из образов импонирует ей больше, и приходит к простейшему умозаключению. Ей нравится проводить время с Венди. Почему-то кажется, что и ей это тоже нравится. Венди пятнадцать, но двенадцатилетнюю Мэйбл, которая громко распыляется о том, как влюбилась в вампира, музыканта, растение (нужное подчеркнуть), с заинтересованным видом слушает и наблюдает. Не так, как смотрят фотографии из журналов – стеклянными глазами с небольшим, будто бы доверительным прищуром. Венди смотрит, вставляя между делом колкости и ремарки, посмеивается и треплет по голове, когда их прерывают её друзья, семья или Стэн, замечая, что никого нет у кассы. Мэйбл нравится то, что она тратит на неё своё время и что какая-то двенадцатилетняя девочка является главной причиной, почему Кордрой не работает за прилавком. Мэйбл двенадцать. Она считает, что не иметь чётких целей и просто плыть по течению в своё удовольствие – это невыносимо круто. Быть Венди – вот что невыносимо круто. Она делится с ней своим сокровенным: любовными историями, новыми нитками для свитеров, большими неоновыми браслетами и жизнью. Блёстки с её щёк перекочёвывают Венди на руки, когда она несильно треплет Мэйбл. Венди пятнадцать. Вместо блёсток на её лице въедливые веснушки. Вместо лёгких платьев – рубашечки в клетку. В парнях она разочаровалась так давно, что всё это кажется прописной истиной. Венди опускается на ступеньки. Она натягивает на глаза шапку, вздыхает и подставляет лицо светящему далеко солнцу. Газировка стоит на глянцевом журнале, оставляя на его обложке тёмно-коричневый след. Мэйбл болтает ногами, сидя где-то сбоку, и не выдёргивает любимые страницы из-под соды. – Так кем ты хочешь стать, когда вырастешь, мелкая? – улыбается Венди, искоса поглядывая на восторженно копошащуюся в самодельных браслетах Мэйбл. – Не знаю, – гордо говорит она, поворачиваясь всем корпусом к подруге. – Тобой! Они сидят некоторое время, Венди слепится на солнце, пьёт газировку и протягивает банку ей. Мэйбл с горящими глазами берёт соду в дрожащие руки и медленно отпивает. Вкус гигиенической помады медленно отпечатывается в сознании. Ей нравится собирать факты о Венди случайно и по кусочкам. Мэйбл кажется, что так интересней. Она постепенно узнаёт об этой невозможной девчонке всё больше и думает о том, что Кордрой наверняка уже давно знает её как облупленную. Венди пятнадцать. Она почему-то не кажется почти взрослой. Ей не интересны шоппинг, пляжи и оборотни из леса. Ей хочется ничего не делать и желательно в весёлой компании. Мэйбл двенадцать. Весёлая и компания – её второе и третье имя.