***
Выйти из комнатушки, пройти к лестнице и спуститься в низ. Такая же серо-голубая, от чего кажущаяся грязной и маленькой, общая комната, где последние дни перед временным отъездом по домам отмечают уже изрядно подвыпившие парни и девушки различных возрастов. Интересно, нафига меня сюда впихнули всё-таки? Пугать слабеньких магичек, да шавок дразнить своим присутствием? Мне их страх ни к одному месту не сдался. Да и необоснованный он, по большому счёту. От былого величия грозного рода мне достались только временные незначительные метаморфозы тела, любовь вонзать клыки в сочный шмат мяса, да воздействие на слабые умы... Смертельное такое воздействие, сошедшее на нет благодаря мне же: если научиться правильно не смотреть на живых существ, то все живы и довольны. Правда, большинство всё равно перестраховывается и при встрече сразу отворачивается. В основном посторонние посетители этого учреждения. - А интересно всё-таки, он просто так отращивает волосы, или это из-за силы? - тишайший шёпот, который разбудил бы и Цербера, сопровождается глупым хихиканьем и шуточками на тему "сладкого мальчика". Явно перепившие, явно с последних курсов... Впрочем, мне тоже недолго тут торчать осталось: скоро дадут заветную бумажку, что для социума адаптирован и неопасен, и тогда свобода. Но не из-за этого я не запоминаю ни их лиц, ни имён. Протискиваюсь мимо развалившихся по полу тел, немного нервно заправляя прядь за ухо, и с максимально гордым и независимым видом выхожу на воздух. Надеюсь, что к вечеру не успею окоченеть совсем, а моя "подружка" (глупая девчонка, через раз умеющая изменить что-то во внешности у себя или людей) наконец, оставит мою комнату в покое. Да уж... какой только тут швали не понабралось... Но главный позор и олицетворение отбросов когда-то сильного магического братства - это Я. Ледяной весенний воздух обжигает холодом, а сигаретный дым кажется раскалённой лавой в лёгких, которая сквозь боль от резкого вдоха приносит лёгкое головокружение, и... отпускает. Отпускает то раздражение, что копилось последние дни и пыталось расплескаться через край резкими взмахами когтей и клыков, остатками убивающего взгляда. Отпускает ненависть к своему воспитанию и самоконтролю, который ни к чему: ведь я явно не унаследую даже развалин поместья, сожжённого новой цивилизацией дотла, манией величия не страдаю, завоевание мира тоже до одного места, но... Кого такие мелочи волнуют, правда? Нужно быть максимально нормальным во всём. Выдох до предела с запрокинутой головой закрепляет химическое успокоение разрывающимся нервам, и тёмные сосны, оберегающие нерастаявший грязный снег, больше не манят заплутать в непроходимой чаще, а затем, поддавшись инстинктам, вспомнить о своей сути, и, побесновавшись, залечь в нору в сон... жаль, что не вечный. Пока что не вечный. Способности не позволяют окаменеть самостоятельно, а развивать их, в свою очередь, не позволяет близость живых существ. День, по привычке, сбегает очень быстро, забывая, что ближе к лету можно постепенно задерживаться, давая отогреться и проснуться природе. Ветер особо рьяно рвётся сквозь ткань простой рубашки, не забыв бросить в лицо ледяное крошево начинающейся метели,.. убаюкивая. Кровь замедляет свой ход, перед глазами всё мягко тает, теряя очертания... Разбившаяся в паре сантиметрах от туфель увесистая сосулька ледяным звоном резко возвращает в реальность; запоздало вылезшие когти лишь помогают вцепиться в поручень у лестницы крепче, но толку-то, если все инстинкты нагло дрыхли и не предупредили о гипотетической опасности? Как ни странно раздражения нет, испуга тоже. Ровно до того момента, пока очередной порыв ветра не кидает пряди волос из-за спины, осыпая пеплом рубашку и брюки. Очнувшиеся от кратковременной внезапной спячки инстинкты не вопят о новой опасности, будто всё так и должно быть. Будто волосы, отдельными чёрными прядями доходившие до поясницы, а теперь едва достигающие лопаток, должны обожжёнными... нет, окаменелыми концами осыпаться на ступени, мягчайшей каменной крошкой, как сажей, пачкая одежду и кончики пальцев. "Что за?.. Дышать, медленно дышать. Рядом никого не было, саламандровых сейчас на улицу не вытащишь, это точно я... Родичи о таком не упоминали, хотя до этого ли им было?" - детская обида пополам со злостью дёргают за оголённые нервы. Психосоматическое восприятие окружающей среды - вот что дали годы муштровки и самоконтроля, сдобренные подобием клинической депрессии. Боль, которая рука об руку с пустотой сжирает внутренности, и то, что когда-то звалось душой, жёстко обхватывает костяными щупальцами, парализуя, ядом разливаясь по медленно текущей крови, и сердце, с натугой качает будто бы густеющую кровь. - Хаа... - с тихим присвистом и шипением вырывается первый спокойный вздох, позволяя медленно разогнуться. Даже не успел заметить, как скрючило; благо, любителей гулять вечером в весенние метели, кроме долбанутой полудохлой рептилии, нет. Непростительно долгое отсутствие в этой реальности заставляет быстро проанализировать обстановку. Тихо. Шелест леса и снежной крупы не нарушают отголоски веселящихся перед последними тестами учеников. Тихо. Дыхание не вырывается облаками пара, обнимающими ледяной ветер. Разум перестаёт метаться и гнать одни и те же мысли по кругу. Слишком тихо. Не слышно даже отголосков биения сердец. Настороженность и подозрение даже не пытаются командовать организмом. Ветер усиливается, и уже не по-весеннему воет, вынуждая зайти внутрь пустого коридора. Шаги не отражаются привычным гулом от каменных стен. Все звуки будто поглощаются ватой, и тянет вперёд... Мягко, чуть упрашивая, и уговаривая не бояться, нечто ведёт меня вперёд сквозь мёртвую, но ставшую такой уютной, тишину. - Жаль, не успел, - мягкий баритон аккуратно возвращает в реальность, а чужие пальцы, пропустив прядь волос у виска, почти невесомо очерчивают скулу и останавливаются на подбородке. Пытаюсь придумать что-то высокомерно-язвительное в ответ, но цензурного ничего не приходит в голову, лишь ноздри расширяются и предупреждающее шипение прорывается сквозь стиснутые зубы. Да и что тут можно сказать? Я сижу на коленях у старшекурсника, вокруг валяются в анабиозе остальные ученики, и меня это ни разу не настораживает, не заставляет занять оборонительную позицию. - Тиише, тиишше… - мягко шелестит, не пойму, то ли на краю сознания, то ли он всё-таки говорит вслух? Не помню его имени, хоть и крутится на периферии что-то. - Не нужно бояться. Прости, не успел всех вовремя убаюкать, вот тебе и досталось тоже, - вновь берёт прядь моих волос, и, чуть склонившись, целует осыпающиеся окаменевшие кончики, будто… оживляя? Волос вновь наливается чернотой и холодным блеском. - Мне не нужна помощь никого из саламандр, - наконец беру себя руки и медленно отстраняю его руки от себя. И когда он успел так уютно умостить вторую свою конечность мне на бедро? Не нравится мне это. Никто не должен иметь такую силу сейчас. И мне это совершенно не должно нравиться и казаться уютным и правильным. - О, я польщён, мой хороший… ну, не злись, ты ведь и правда мой, хоть и не осознал ещё, - с мягкой улыбкой, в которой нет ни капли снисходительности, лишь ласка и капелька какой-то древней тоски, ловко пробирается тёплыми руками под рубашку и притягивает к себе, аккуратно обнимая, от чего мои ноги окончательно разъезжаются в стороны и мы сидим так… интимно и беззащитно, животом к животу: любой из нас может ранить или убить другого, но… Тихо. Мягким одеялом укутывает нервы. Далёкий сладковатый запах трав и забытых снов убаюкивает вспыхнувшее раздражение и непонимание. - Мне очень непросто было притворяться принадлежащим к роду этих забавных огненных ящерок, но только так я смог бы оставаться инкогнито, - продолжает мягко, и мне лишь остаётся чувствовать вибрацию его глотки на своей шее, когда он говорит, - Ты ведь помнишь, кто испокон веков шёл, вернее, полз, в тени страшного рода василисков? Нет?.. – не слышит мой ответ, лишь чувствует, - Жаль, после последней всепланетной зачистки осталось мало рас и информации о них. Люди постарались на славу, в итоге уничтожив всё, что могло бы нести им угрозу. Только себя не захотели уничтожить, - горько усмехается, а я, прикрыв веки, вижу древние замки, бревенчатые избы, многоквартирные высотки и заводы, парки и загрязнённые моря, примирение людей с остальными разумными... Пронёсшийся метеорит опаляет жаром всё моё существо, вот только взрыв такой идеальной формы говорит о том, что это гигантская бомба. За ней летят ещё и ещё, а вспышки лазеров северным сиянием расцвечивают небеса. Тёмные небеса, которые начнут светлеть спустя лишь пару сотен лет, когда солнце начнёт пробиваться сквозь заслон и положит конец ядерной и какой-то там ещё зиме. - Тише, маленький мой, - вытирает слёзы с моих щёк и заглядывает в широко распахнутые глаза, которые не видят ничего, кроме пепла, в который превратилась Жизнь. - Мы сможем всё вернуть, поверь, - гипнотические интонации успокаивают, давая принять новую информацию быстрее, без лишних эмоций и мыслить более рационально. - Так кто же ты? – с отрешённым интересом, склонив голову на бок, рассматриваю лицо напротив. Лицо, что с каждой минутой меняет мелкие черты и становится до боли родным и узнаваемым, вот только когда и где я его видел? Почему я не помню это тепло и уверенность? В зеленеющих глазах напротив вытягивается зрачок и клыки внезапно скалятся в хищной усмешке. Баюн. Тот, кто может угомонить Василиска. Тот, кто может растерзать его, пока тот спит, усыплённый присутствием не то кота, не то змеи. - Столько лет ожиданий… И всё ради того, чтобы найти моего прекрасного господина, который не желал дожидаться меня и попытался угробить себя и своё будущее, наплевав на всех и вся? – голос раскатами грома бьёт контрастным душем по успокоенным нервам, заставляя внутренне взвыть и попытаться отскочить на безопасное расстояние. Только тело почему-то не слушается, и смотри не смотри, а в камень у этого наглеца даже волосинка не превратилась! - Я заставлю тебя вспомнить всё!.. – клыками впивается в шею, парализуя, и наслаждаясь вскриком, не давая отстраниться. Животом к животу и ни миллиметром дальше. Руки, цепляясь за его плечи, немеют и прочерчивают когтями его кожу и его рубашку, запах чужой крови кружит голову, и хочется ещё, больше, сильнее, жёстче! Пелена спадает с глаз, тело слушается с трудом, а я обнаруживаю себя всё так же сидящим на коленях своего искусителя, который позволяет заломить ему руки и держать их, в ответ вгрызаясь в его шею и жадно лакать стекающую сладкую густую кровь. - Осталось разбудить твою силу, и можно начинать… - заставляю его заткнуться, схватив за горло и стиснув коленями его ноги, чтобы даже не смел шевельнуться. - Что и когда начинать, я решу сам. И не тебе тыкать меня носом в моё предназначение, Баюн, - скалюсь ему в лицо, кончиками когтей пропарывая доверчиво подставленную шею. - Как скажешь, мой Василиск, - смотрит в ответ с хищным обожанием, и, преодолев захват, впивается жёстким поцелуем в губы, раня и кусая нежную кожу, смешивая нашу кровь в умопомрачительный коктейль. Самоконтроль исчез, как будто его и не было, остались лишь наглые руки, что сдёргивают рубашку, разрывают брюки в лоскуты друг на друге, поцелуями клеймя случайные царапины на обнажающихся телах. Мы сможем всё вернуть...-
3 декабря 2019 г. в 16:10
Вот уж и правда, какой только тут швали не собралось...
В основном потомки людей, с остатками магических сил, и оборотней, по какому-то недоразумению, признанных трудно адаптируемыми в социуме. По сути те же люди, только у кого-то то коготки проявятся, кто перекинуться сможет раз через... да и вообще, сможет ли? Зато сколько показной гордости и презрения... Особенно у тех, кто так или иначе связан с тяфкалками мелких пород.
Тесная комнатушка училища, рассчитанная на четыре спальных места, под завязку забита подругами моей наивной пассии. Душно. И мерзко... Противно. На кончиках пальцев по мимо воли тянет, но не даю когтям показаться и выдать своё раздражение. Главное, ненароком никому в глаза слишком уж пристально не посмотреть: и без того жёсткие правила проживания из разряда "убей или будь убитым" не слишком-то способствуют сохранению популяции вырождающихся полукровок-людей... И уж тем более не способствуют дружбе со мной, единственным на всё учреждение для обучения и адаптации существ-смесок различных рас, Василиском.