Не больно

Боль проникает в твое сознание и оседает там горьким чувством одиночества. Слезы не льются, да и не нужны они нахер, но сигаретный дым уже порядком достал. Какая это была сигарета? Он перестал считать еще на четвертой, ловя себя на мысли, как это глупо. Наверное, в нем притаилась надежда, что вместе со смогом из него выйдет вся эта фиговая бурда, под названием "чувство одиночества и брошенности". Да кто он вообще такой, этот Галлагер?! Рыжая шлюха, прыгающая на каждом толстосуме. Бросил и бросил. Он бы и сам его кинул. Со временем. Через месяц. Или два. Или через год, через пять лет, или.. Никогда. Нет. Ему не больно. Он ничего для него не значил. Ни-че-го. Просто давалка, да, именно так и было. И он сейчас не желает колотить стены (а лучше самого Йена) до самой одури, пока сам не свалится рядом обессиленный и чуть менее злой. Он не желает к чертям разорвать, разбить, сжечь каждое упоминание о биполярном любовнике или вообще свалить из страны. Нет. Ему ни капли не больно, и дышать ему сейчас совсем не сложно. С ним абсолютно все в порядке. Он даже рад, что избавился от такой шлюхи. Только в груди почему-то так тяжело, будто кто-то через глотку свинец вливает. И у него, конечно, не дрожат руки, когда он поджигает очередную сигарету. Не выходил из комнаты третий день? Так, а что на улице делать? Лучше дома посидеть. В запертой комнате. Игнорируя всех. Да. И ему совершенно наплевать, что чертов Йен Галлагер вот так просто выбросил его из своей жизни. Абсолютно все равно. Он его даже не любил. Не любил. Ни капли. Ни единого дня. И он даже совсем по нему не скучает. Совсем нет. Только в глазах что-то предательски жжет от слез. У них ведь даже нет нормальных воспоминаний. Одно дерьмо. А он, идиот, еще и признался всем, что он гей. Из-за этого рыжего придурка. Ну настоящий болван. Да какой он гей? У него вон, ребенок есть. А эта интрижка с Галлагером совсем ничего не значит. Так, пара месяцев встреч ради.. Ради разрядки. Да. Он просто лучше себя чувствовал рядом с ним. Наверное, он тоже болен чем-то, связанным с психикой, раз повелся на его задницу. И ему вообще наплевать на него. Всегда было. И сейчас. Только его совсем чуть-чуть рвет на куски от желания к нему прикоснуться. И ему совсем его не не хватает. Наоборот, он даже рад их расставанию. Очень рад. А потом в голову приходит мысль: сколько ты будешь себя обманывать? И слезы скатываются по щекам, резко перекрывая дыхание. Он даже не понимает, что начинает кричать на всю округу, когда с губ скрывается имя, от которого все вокруг и внутри начинает полыхать жгучей болью, и ребра уже не выдерживают глухо бьющегося сердца. И он кричит, кричит до тех пор, пока осипший не валится на пол, пытаясь открыть глаза, избавится от чертовых чувств или хотя-бы начать дышать. Ему больно. Да, определенно, от него остался один рваный кусок. И когда его дыхание приходит в норму, из груди вырывается всхлип, прерванный тем же именем: —Йен Галлагер!