Всему миру

Железный Бык привык просыпаться от криков. Они преследуют его почти каждую ночь - резкие, неожиданные и полные чужой боли, которая отдаётся у него в груди. Лавеллан вскакивает, трясёт головой, глядит испуганно, судорожно глотает ртом воздух. И извиняется, хрипяще говоря, что уйдёт спать в другую комнату. Железный Бык не позволяет, стискивает сильно, прижимая к себе. Он пытается успокоить, но знает, что буквально через несколько часов кадан проснётся с очередным криком. Они через многое прошли вместе, но тал-васгот знает, что никогда не постигнет Лавеллана. И пусть он открывает ему многое, но не всё. Он больше не тот блистательный Инквизитор, мановением колдовской руки решающий все беды. Инквизиции больше не существует, и он - просто несчастный эльф с ночными кошмарами. Лицо его кажется чистым: веснушки побледнели, валласлин стёрт руками Соласа, и только глубокий чёткий шрам перечёркивает щёку и край тонких губ. Взгляд менее насыщенный, и нет в нём больше того яркого голубого свечения, но глаза Лавеллана щурятся счастливо. Потому что и другого свечения - слепящего, пульсирующего, зелёного - тоже больше нет. Рукав подвязан, и эльф справляется с посохом одной рукой, только меняет своё любимое старинное оружие на менее громоздкое, лёгкое и изящное. Лавеллан не жалуется - ему нравится. К отсутствию руки он привыкает, пусть и не сразу. - Уж лучше так, чем она будет приносить мне постоянную боль, - говорит он в одну из первых ночей после Священного Совета и улыбается. А потом ещё пятнадцать минут давится слезами и дрожью в руках Быка. Больше нет никаких разрывов. Никакого Якоря. Никакого Инквизитора тоже. Теперь он - просто Лавеллан, принадлежащий только ему. И он старается, чтобы всё было хорошо. Дни их идут мирно, и оба перестают вскакивать по ночам, разбуженные криками. Лавеллан тепло улыбается орлесианским дворянам, которые всё ещё чтят его, несмотря на потерю титула. Откуда им знать, что Сэре он улыбается намного теплее - широко и почти по-мальчишески задиристо, особенно когда совершает с ней очередную пакость на правах Рыжей Дженни. Заваленные золотом дворяне возносят имя Инквизитора и плюют на имя Рыжей Дженни, и откуда им знать, что в действительности это - два одинаковых имени. И Железный Бык просто рад смотреть, как два эльфа хохочут, сталкиваясь кружками в очередной таверне. Потому что теперь кадан наконец выглядит живым. Словно кто-то оживил холодную статую Андрасте с огненной чашей в ладонях. Лавеллан вновь улыбается и берёт от жизни всё: развлекается среди знати, сражается в рядах Боевых Быков, прижимается к нему горячо и почти развратно, целуя разбитыми в недавней драке губами. И Железный Бык в такие моменты готов собственноручно убить всех драконов Тедаса, чтобы извалять тонкие птичьи лопатки Лавеллана в крови каждого из них. Кем бы он ни был - Вестником Андрасте, Инквизитором или просто Лавелланом - он его кадан. Тогда, сейчас и навсегда. Светловолосый эльф до сих пор привлекает всевозможное внимание. Ему отдают честь храмовники, приветствуют маги, кланяются церковники всех мастей. Особенно радостно принимают его редкие наёмники тал-васготы, попадающиеся им по пути. Теперь их уважают в Орлее и Ферелдене, дают поручения, исправно платят и хвалят за честность и чистоту работы. Бывшие кунари знают, кому этим обязаны, и потому радостно хлопают Железного Быка по плечам, и чуть менее радостно - Лавеллана, словно боясь сломать его хрупкую на вид фигуру. Один тал-васгот даже из чисто спортивного интереса обнимает Лавеллана за талию и склоняется к острому уху, жарко шепча. Железный Бык не обижается. Зато обижается сам Лавеллан, и тал-васгот в итоге застывает ледяной глыбой на четверть часа. - Вестник Андрасте - частная собственность, уже ушедшая в руки другого красавчика, - нахально возвещает он, вызывая одобряющий свист у шайки наёмников и, проходя мимо Быка, звонко хлопает его по заднице своей узкой ладонью. Боевые Быки заливаются хохотом, а на лице Лавеллана - вся святость мира и тонкая улыбка. За эту улыбку он прощает ему всё. Они путешествуют по Ферелдену и Орлею, иногда встречают знакомых и старых друзей, ласкают друг друга под открытым закатным небом и в очередной таверне. Для них времени больше не существует, но раскосые глаза напротив всё равно кажутся Быку бледными и выцветшими. Потому он не удивляется, когда в одно утро просто не находит Лавеллана под боком, а пальцы сами собой цепляют драконий зуб на груди. Ему даже не надо гадать, он и так знает, где находится эльф, и потому просто отдаёт Крэму нужные приказы, собирает вещи и отправляется в путь. Бык знает такой тип людей. Не людей - героев. Им больно, они сломлены и разбиты, но не умеют отступать, потому что на их плечах - целый мир. Такова знаменитая Героиня Ферелдена - мягко улыбающаяся девушка, покинувшая трон и свою половинку ради спасения сотен Серых Стражей. Таков задорно улыбающийся Хоук, сбежавший из города и обретший тихую гавань наедине со своим эльфом, но вырвавшийся из неё по первому зову войны. Таков и сам Лавеллан, чьё тело и разум истерзаны постоянной болью, но который не отступает ни на шаг. Железный Бык знает, что если понадобится, он сам останется позади. Так же, как наверняка знали это Алистер и Фенрис. Однако ещё он знает то, что это время пока не пришло. Именно потому он встречает Лавеллана в Скайхолде. Тот не говорит ему ничего, лишь улыбается знакомо - чуть горько и по-геройски, замирая перед дверью в комнату ставки командования. Он как-то неловко касается подвязанного рукава, словно проверяя его, наклоняет к себе Быка и целует его - крепко, жадно, яростно и отчаянно. А после вздёргивает подбородок горделиво и толкает дверь. Их старые друзья вновь здесь, столпившись возле стола. Лавеллан вонзает нож в карту, и Железный Бык видит - Инквизитор возвращается. Её нет ни в одном официальном документе, но Инквизиция жива, и их Вестник Андрасте вновь ведёт их вперёд. Лавеллан вновь принадлежит не ему - всему миру, но Бык знает, что не против. Не тогда, когда знакомым голубым огнём загораются эти глаза.