* * *
Гарри всегда считал его необычным: группа крови — четвёртая отрицательная, тело непропорциональное, нескладное — длинные конечности, узкие кости. Ещё он амбидекстр, зубы чистит после завтрака, а Рождество не отмечал несколько лет подряд (работал — заболел — работал — проспал — заболел — заболел — заработался и пропустил — на восьмой год решил соблюдать традицию). Снейп рассказывал, что должен был родиться в самый редкий день — 29 февраля, но мама отчего-то решила, что её сыну нужно прийти в этот мир немного раньше. Поэтому, «посоветовавшись» с Северусом, они всё исполнили: он появился на свет в непрогнозируемый колдомедиками срок. Это был единственный раз, когда с Северусом Снейпом кто-то беспрекословно договорился. Как и все необычные люди, Снейп отличился и в том, что его потревожила непростая для волшебника болезнь. Маггловский недуг стал беспокоить в расцвете старости, когда всю голову Северуса уже покрыли седые волосы. Первое время на лицо его наползал страх, стоило понять, что он забыл о каком-то пустяке. Снейп до последнего пытался держать всё под контролем и ничем не выдавать себя. Временами болезнь ему в этом даже подыгрывала. Северус не выхватывал у неё из рук жалкие остатки прошлого, он тщательно сортировал: вот это сохранить, это тоже обязательно для сохранения, а этим можно подкормить болезнь — забыть. С каждым полугодием недуг становился всё прожорливее, приходилось снова перебирать и избавляться от части памяти, как от груза на борту воздушного шара. Со временем «сундук», куда он складывал воспоминания как любимые вещи, уменьшался.* * *
─ Останешься с Мегги? ─ договаривается с Северусом Гарри. ─ Побудь, пожалуйста, я скоро вернусь. ─ Я с тобой пойду! Или отведи меня в сад, я там буду сидеть. Никакого сада у них давно нет. Но вслух он говорит: ─ Никакого сада сегодня! Северус по-детски обижается на него, отворачивает нос и бурчит: ─ Какой противный старикашка, я всё Гарри расскажу! ─ «идиотом» Поттера он уже давно не обзывает. Северус язвит и ругает другого старика ─ того, что теперь всегда рядом и вечно всё запрещает. А Гарри он «сложил в сундук». ─ Побудь немного с ней, не упрямься. ─ Нет. ─ Я сливы тебе принесу. ─ У! ─ звучит всё ещё недовольно, но уже смиренно. ─ Северус! ─ Угу! ─ Я люблю тебя, ладно? ─ Иди уже! На обратном пути Гарри заходит в лавку, покупает сливы. А ещё различные корешки, скрюченные сушёные растения ─ Гарри не очень-то разбирается, но выглядит это весьма специфично. Северус, по понятным причинам, давно не варит никакие зелья, но перебрать ингредиенты, поковыряться в них, найти самое пригодное — только дай. Он всегда делает это тщательно: сначала с серьёзным видом суёт нос в пакет, что приносит Гарри, а потом раскладывает на столе в одну линию коренья. Дальше он долго сосредоточенно сортирует кучки, и о чём-то с тоской думает. На низком крыльце дома сидит Мегги, прижимая свою сумку к груди. В такие двусмысленные моменты Гарри кипятком окатывает тревога, но он каждый раз себя успокаивает: «Не думай о плохом, мысли материальны, Вселенная может решить, что именно этого ты и хочешь». ─ Мегги, почему вы тут? Она читает в его глазах беспокойство. ─ С ним всё в порядке, я постоянно заглядывала в щелку. Не думайте, что я его бросила. Просто так спокойнее. Гарри обо всём догадывается: Снейп просто неисправимый зануда. ─ Я оставил тебя с ней на часок, зачем ты послал Мегги в пешее эротическое? Это неприлично. Снейп скептически смотрит на него недовольным глазом. ─ Нечего ей тут делать! ─ Ладно. Пойдём отдыхать. Гарри подвозит его на коляске к лестнице, а потом берёт усохшее тело на руки. Снейп делает самое возмущённое лицо, но принимает свою участь с гордой покорностью. Он уже привык, не ругается: крепко держится за шею Гарри и дышит в его глубокую морщину на щеке. ─ Ты бы видел её! ─ жалуется Северус. ─ Видел. Я же её позвал. ─ И зачем это? ─ Чтобы ты не оставался один. Тебе могло что-нибудь понадобиться, ─ терпеливо разъясняет Гарри. Снейп фыркает. − Уж точно не присутствие её молоденькой задницы в этом доме. Гарри укладывает Северуса в кровать и гладит по голове. Он разглядывает его с нежностью: Снейп, кажется, успокаивается, но подобно ребёнку, из которого брызжет накопленный за насыщенный день восторг, снова с возмущением напоминает: ─ Она же прехорошенькая. Уведёт у меня Гарри! Гарри она понравится ─ хорошенькая, молоденькая, на метле летает. Гарри сдавленно вздыхает. ─ Я уже давно старый пердун, зачем я сдался прехорошенькой молодой девчонке? Спи! Снейп спит ровно минуту. Он открывает проворный глаз и проницательно косится на старика в круглых очках с толстыми диоптриями. ─ Почитай мне. Или расскажи что-нибудь. Люблю твой бубнёж слушать. Гарри всегда рассказывает о том, что хорошо знает ─ иначе выходит фальшиво. Он говорит о волшебном замке с привидениями: они забавные и никому не причиняют вреда, никого не пугают, разве что доверчивых первокурсников. Двор замка большой и зелёный, там растут плакучие ивы. А вокруг лес ─ тёмный и таинственный. Замок величественный, высокий: он подпирает небо своими башнями, издалека напоминающими копья с нанизанными на них облаками. А в одной из башен этого замка живёт добрый старик с серебристой бородой. Очень мудрый и великий волшебник, который носит лиловые мантии, будто он сказочный персонаж, и до сих пор ест сладости. Старик любит повторять, что замок ─ дом для каждого, кто в этом по-настоящему нуждается. ─ Альбус! ─ узнаёт Северус. ─ Надо же! Думал, я совсем уже умом тронулся и не вспомню старину Дамблдора и треклятый Хогвартс? Гарри и не думает загадывать головоломки. Гарри хочет, чтобы Северус узнал.* * *
Периодами память ─ его старая подруга, что уехала на другой континент покорять Гималаи, преодолевать горную болезнь. Иногда воспоминания кажутся ему давним поверхностным пересказом. Временами он может вспомнить до мельчайших подробностей ничем не примечательный будний день, случившийся более сорока лет назад. Память ─ то, о чём утверждают: «Что имеем ─ не храним…». То, к чему привыкаешь наркотически. Не то чтобы Северус пробовал и знал наверняка о дурманах. Так обычно говорят: «наркотически», «как наркотик», хотя половина употребляющих это слово и отдалённо не представляют пытку ломкой. Все просто уверены, что «наркотически» — это сильно, это сильнее, чем сильно. Сначала болезнь — гостья. Проявляется незаметно, ведёт себя тихо, скромно, даже робко, лишь иногда доставляя неудобства. Потом она всё больше засиживается и остаётся хозяйкой. За всю жизнь он так привык к памяти, что терять её было ─ сильнее, чем наркотически. Так Северус чувствовал.* * *
Старый граммофон издаёт сдавленные стоны. Снейп слушает эти потуги, отдалённо напоминающие музыку, качает в такт головой из стороны в сторону и не замечает, как «жуёт» голос певца с пластинки. — Танцуй! — весело отзывается Северус, увидев замершего в дверях Гарри. Тот смотрит изумлённо и цокает языком. Голос из трубы шипит и обрывочно срывается невнятными глухими звуками. Кто-то мне давно сказал – Тишину сменяет шквал, Я знал – так устроен мир вокруг. Говорят, что будет дождь. В ясный день его не ждёшь. Я знал – свет прольётся скоро! Вот бы мне – посмотреть на тот дождь! Вот бы мне – посмотреть на тот дождь! Он на свет похож.* Северус пытается подпевать, делая вид, что знает эту песню. Случается, в его голове что-то щёлкает, он встаёт с кресла и направляется в сторону комнаты, что раньше была лабораторией. И сейчас есть — Гарри ничего не переделывал, там до сих пор вещи Северуса, покрытые пылью — но ею давно никто не пользуется. — Тебе нельзя туда! — перехватывает его Гарри. — Мне — можно. В такие моменты Гарри боится играть с его памятью. Сказать вслух — не поворачивается язык. Приходится обходить стороной неудобный разговор, скользить между темами. Он придумывает всякие небылицы-причины. Северус слушает вполуха, пытаясь стереть старый бледный ожог на запястье — награда за оплошность, что он допустил после нескольких лет безукоризненного мастерства. Северус рассказывал, что нарочно не свёл шрам — оставил напоминанием о стыдной неудаче, которая подстегнёт его не забывать: предела совершенству не существует. Гарри отвлекает его, Снейп слюнявит палец и трёт пятно. — Присохло что-то. Он уже не слушает — он оттирает пятно. — Где Эмили? — Ушла, — устало выдумывает Гарри. — Как ушла? Только что была здесь и так резко ушла? — Северус! Опять… Я не знаю, кто это. Ты постоянно твердишь это неизвестное мне имя. Однажды Гарри понимает — догадка просто вдруг обрушивается на него: Снейп путает «Эмили» и «Лили». Он забыл самое болезненное для него имя. Радость, что испытывает Гарри в этот момент, по-честному называют злорадством. «Лили» затерялась в вихре прожитого, а «Гарри» Снейп помнит — он каждый день произносит его имя — с нежностью, с усталой ворчливостью или с мечтательной ноткой... Лили — просто имя из прошлого, которое он ещё и неправильно сохранил. Снейп запечатлел Лили как нечто светлое, как весну, смех, радость или что-то «первое». Она — нарицательное, как эмоция, ассоциативный запах или мелодия, напоминающие о чем-то приятном. Её оставили в «сундуке» не человеком, женщиной или любимой. Она — всего лишь вспышка мимолётного чувства, которое растворяется в секунду, и Северус забывает. «Только что была тут» — только что Северусу было весело, он вспомнил о чём-то хорошем, с ним была Эмили, а сейчас — нет, она ушла. Гарри же — это нечто большее. Гарри — более реальное и осязаемое. Гарри — не туманное воспоминание о рыжем тепле, это ещё и обиды, вечное «одевайся теплее», это тот, кто постоянно пристаёт со своей ванной и невкусной кашей или супом, как к ребёнку. Тот, чей бубнёж самый мелодичный, руки — самые заботливые, щеки — самые колючие, очки — самые смешные. Он думает о Лили — о радости, солнце, что его утешают в редкие минуты обиды на Гарри. Как делал бы любой нормальный человек.* * *
Гарри ненавидит себя за то, что всегда умудряется обижать только самых дорогих ему людей. «Эмили-Лили» по сравнению с ним ─ эталон милосердия и выдержки, та, на которую Гарри невольно равняется. Ему часто становится совестно за свою резкость или нетерпение. Самое больное для него — Северус не может долго злиться или не уступать ему в перепалках, платить той же монетой. Он просто забывает. Гарри же помнит очень долго. Иногда ему кажется, что он нарочно пользуется чужой слабостью. ─ Моя мама была мудрой, она всем нравилась, ─ от безысходности признаёт он. ─ Она бы никогда не рычала и не злилась попусту. А я? Почему я не могу быть как она? В глазах Северуса вспыхивает протест ─ он слышит полную глупость. Снейп тянет Гарри за воротник к себе и шепчет, словно их может кто-нибудь услышать: ─ Твоя мать не была и вполовину такой, как ты. Ты хороший, ты по-настоящему хороший, ты замечательный. Самый лучший человек, которого я встречал. Нельзя быть таким хорошим, а ты ─ есть. Ты был добр ко мне, твоё сердце забыло много ужасных вещей. Твоя мама по сравнению с тобой ─ жестокая ведьма. Она не нашла в себе доброты простить меня, а ты… Ты не такой. Ты простил. Я бы не простил. Никто бы не простил. А ты простил. В тебе так много любви, никто и никогда не вмещал в себя столько. Душа у тебя ─ громада! Северус снова забудет свои слова. Гарри же будет помнить очень долго.* * *
Он сидит на нижней ступеньке длинной лестницы. У него такие глаза… Такими они становятся, если внутри него происходит борьба. Северус пытается выловить в голове хоть одну малюсенькую подсказку: что именно он забыл. Сказать что-то? Куда шёл? Может, он искал комнату? Или выход? Или комод с полотенцами? Он старается восстановить порядок своих действий минуту назад. Растерян, подавлен своей слабостью. Ещё больше он волнуется, что Гарри подойдёт и спросит у него, а ему совершенно нечего ответить. Он разучился притворяться и устал прикрывать своё бессилие. ─ Чего ты тут сидишь? ─ по лицу Северуса пробегают тревога и беспомощность, и Гарри самому становится страшно. «Ничего не бойся», ─ хочет сказать Гарри, сам не зная, кому из них. ─ Потерялся немножко? Ничего. Ничего, Северус. Пойдём, поможешь мне. Мои коричневые ботинки куда-то запропастились… Ты не видел? Помнишь, ну те — старые, тебе они ещё не нравились, ты всегда надо мной смеялся, говорил, что они клоунские. Или кретинские. Представляешь, забыл, куда подевал. А они прямо сквозь землю провалились. Гарри берёт Северуса под локоть. Северус слушает так, будто ему говорят что-то очень важное, а не глупости про дурацкие ботинки, и немного успокаивается.* * *
─ Давай читай! Эту книгу Гарри терпеть не может ─ Снейп всегда перебивает своими едкими комментариями. Гарри ворчит, но совсем не ядовито. Наверное, в этот момент Снейп наслаждается. ─ Ты мне сегодня надоел. Ничего читать тебе не буду! ─ Большое спасибо! Угу! ─ Садись уже, пей свой чай! ─ Сахара снова пожалел, ─ пеняет Северус. Гарри готов поспорить: тот ещё даже не коснулся губами чашки. ─ Полсахарницы там, хватит тебе уже фыркать! ─ Нет. Пожадничал! ─ стоит на своём Северус. В этот вечер Гарри для него «жадничает» и печенье, и молоко, и книжки, и почесать под лопаткой: Северус делает вид, что не помнит. А крошки на коленях ─ так это Поттер сам всё печенье съел и улики подсунул, а говорит, что это он ─ Северус. И по спине самому приходится возить расчёской: Поттеру, видите ли, жалко своих старых ногтей. Со временем Гарри перестаёт пугаться по ночам трепетных, будто просящих прощения прикосновений к своим волосам. ─ Почему ты на диване? ─ спрашивает Северус, склонившись над ним. ─ Обиделся, что ли, на меня? Из-за сахара… ─ Ты чего не спишь? ─ спросонья волнуется Гарри. ─ Где коляска? ─ Зачем она мне? Я не немощный! Хочешь, докажу? Вот пойдём в кровать, и я тебе всё докажу. ─ Докажешь, докажешь. Идём уже спать. Позже Гарри снова просыпается от щекочущего чувства и шелестящего у уха звука. Чужие пальцы осторожно натягивают одеяло до самого подбородка, толкают краешки под бока, чтобы каждый дюйм обтёк тело в кокон. ─ Северус, я не замёрз. ─ Угу! Как же! Холодно. ─ Северус, лето ведь. ─ Лето-лето… ─ он замолкает. ─ Лето, знаю. Летом у Гарри день рождения. ─ Сам накройся. Ты холодный весь. Они лежат в сонной тишине. Гарри убаюкивает ровное свистящее дыхание за спиной, он проваливается в дремоту. ─ А я смотрю — тащится, ─ раздаётся голос Снейпа. ─ И свита за ним. И нет бы пройти мимо, так обязательно прицепится. Всегда ему что-то надо было от меня! ─ Ему? ─ И такой важный весь, король земли. Распетушится и ходит, и ходит… ─ Кто? ─ Осточертел смертельно. Прибил бы. ─ Я, что ли, Северус? Снейп недовольно вздыхает. ─ Кто-кто! Отец твой, вот кто! Гарри улыбается в темноту и ворочается в одеяле. ─ Пройдут годы, ты забудешь, как держать ложку, своё имя, забудешь, как я выгляжу. Но моего отца ты будешь помнить вечно! ─ Угу. И его прихвостня тоже. Как же звали эту псину… Имя ещё такое — как плевок по полу растёрли, как для гадёныша, а не человека. Гарри сдавленно хихикает.* * *
Северус борется с болезнью на невидимом ринге, отбирает у неё свои воспоминания, вцепившись в каждое, складывает обратно в «сундук». Болезнь с каждым днём требует всё больше. Когда Снейп просит что-то неожиданное, чего никогда не любил — овсянку, например, или повесить обратно неизвестные «те красные занавески» — Гарри становится смертельно грустно. ─ Я боюсь, что придёт день, и ты не вспомнишь меня. Что однажды ты откроешь глаза и задашь вопрос, который разобьёт мне сердце. Ты спросишь меня: «Кто ты?». А я… Что я отвечу? Снейп вдруг смотрит на него ясным взглядом. — Лучше забуду, как пользоваться уборной или о том, что я ─ невыносимый гордец, но не тебя. Почти каждое его воспоминание связано с именем, которое он обещает помнить. Забыть Гарри ─ всё равно что вытрясти из сундука все накопленные годами драгоценности, ради которых, рискуя жизнью, кладоискатели ныряют в бездну океана. Он каждый день просовывает «под крышку» руку, прощупывает дно, проверяя, всё ли на месте. Он боится однажды обнаружить в сундуке дырки, боится, что тот превратится в рыболовную сеть, а воспоминания потеряются, выпадут сквозь его память-сетку. Северус знает, что любит. И всегда будет любить, и не позволит себе забыть. Он берёт тетрадку и пишет тому, кого ещё пока нет, но кого заранее ненавидит: «Здравствуй, Северус. Я вынужден напоминать, что твоя голова с каждым днём дурнеет. Не слишком доверяй ей. Но это не важно. Важно, что старика, который сегодня утром совал тебе в рот ложку каши, зовут Гарри, ты его любишь и всегда любил. И если обидишь его, то я тебя на том свете достану и откушу голову. Веди себя хорошо, поменьше спорь и побольше слушай Гарри. И читай это письмо как можно чаще. Крестик на руке. Твой я». Крестик на руке он не забывает нарисовать. Две пересекающиеся чёрточки ─ загляни в тетрадку. Его он обещает обводить чернилами каждый день. Или лучше набьёт татуировкой целую строчку ─ придёт к мастеру и прикажет нанести вечную «памятку» на его морщинистую кисть. Забавно выйдет, татуировщик наверняка растреплет кому-нибудь о странном дедуле. Воспоминание о любви, увековеченное в тетради ─ самое дорогое, то, что он никогда не отдаст болезни, а если она сама отберёт, он выкрадет обратно. Забыть Гарри для него ─ равно смерти. Пустая жизнь без формы и содержания, ерунда с прилипшим к «сетке» мусором. Он будет заглядывать в письмо и помнить. Сегодня Северус уверен, что каждый проклятый день ему это не пригодится. Но если понадобится, он станет читать даже чаще. ___ *«Have You Ever Seen the Rain» (Creedence Clearwater Revival)