Happy Ending

— Какие же вы разные, — Кениль подпирает голову рукой и переворачивает страницу толстого альбома с плотными листами. На каждой странице — пометки, подписи, зарисовки, какие-то стрелки, точки и по одной фотографии. На всех страницах —  одни и те же люди; Их всего двое: на страницах слева — раскосые глаза, полные губы и неровная челка, справа — идеально прямой нос, высокие скулы и нахальный взгляд, который так и выдает, кажется, непростой характер. Каждое фото с разных ракурсов, с разными эмоциями на красивых лицах и одной и той же подписью, кочующей со страницы на страницу. «Мое» Помнится, в детстве он таскал у сестры кукол. Кажется, это вошло в привычку — управлять тонкими и безвольными ручками и ножками. Кениль вырос, а вместе с ним и жажда повелевать, но теперь его игрушки шевелили пальчиками и закрывали и открывали глаза сами, а не потому что их наклонили головой вниз. У его кукол теперь была воля. Настоящая свобода, как им казалось. Роли розданы, а спектакль давно начался. Не хватает только музыки с нотками фальшивого трагизма, как в идиотских сериалах. И ведь сюжет поистине типичный, очень сериальный, отживший несколько сезонов. В главных ролях: Сон Кениль — обаятельный красавец, почти принц из сказки, Чан Иджон — его законная пассия со скверным характером, капризным изгибом полных губ и хищным взглядом из-под рваной челки, и Ким Джехо — наивный до глупости и настолько же гордый «брат Золушки», мечтающий о месте рядом с «прекрасным принцем». Королевна — законченная стерва, Золушка — глупая неудачница. Кому бы отдать хэппи-энд? Или, может, натравить их друг на друга? На фотографиях они очаровательны, в жизни — само искусство. Их бы убрать под стекло и любоваться, но как же это скучно. Куда занятнее смотреть на красивые лица в момент отчаяния, на тонкие руки, бессильно повисшие вдоль тела, на красные следы от ногтей на влажных аккуратных ладонях. Иджон восхитителен в тот момент, когда швыряет в стены дорогущую посуду: его почти кукольное лицо искажает ненависть, глаза наливаются кровью, а руки расцарапаны до крови. Он кричит о том, что ненавидит Кениля и все, что с ним связано, и в этот момент в нем столько жизни, столько адского огня и чистейшей эмоции, что хочется схватить его за волосы, вжать в любую горизонтальную поверхность лицом и не отпускать до рассвета. — К черту все! Чтоб тебя, Сон Кениль! Я этому неудачнику нос его пластмассовый сломаю! — Иджон шипит не хуже фурии в Аду и больно кусает руку Кениля, что держит его запястья прижатыми к стене, но старший даже не морщится. Он прекрасно знает, что скоро Иджон перегорит.  И младшему действительно хватает пяти минут, чтобы бессильно сползти по стене, тяжело дыша и чертыхаясь. — Обещай. Обещай мне, — хрипит Чан, уставившись безжизненным взглядом в крошечное отверстие от гвоздя на стене. — Обещаю, — лениво тянет Кениль, сцеловывая с мокрых щек Иджона теплые соленые капли, но уже знает, что обещания не сдержит. Они оба принадлежат ему. И отказываться от одной игрушки по прихоти другой он не собирается. У Джехо отчаяние ледяное, как северные моря. В такие моменты он уязвим, а потому стремится всеми силами это скрыть за желчью и нахальным прищуром с толикой злобы. Как холодный ветер, он не дается в руки и всячески вырывается, стремясь уничтожить холодом все живое вокруг. Даже редкие слезы у него похожи на крошечные льдинки. Прекрасен, как северные ледники, загадочен и холоден, но и так же хрупок и слаб перед огнем. А Кениль и есть огонь. И каждый раз, когда его выпихивают за дверь с руганью и криками, Сон ставит таймер. 300 секунд — ровно столько нужно, чтобы растопить лед. С щелчком замка Джехо уже совершенно покорен, сломан и готов подчиняться. Разве можно желать большего? — Когда тебе это надоест? — даже голос Джехо звучит как-то сухо и надломлено. Сейчас он не похож на себя обычного, того Ким Джехо, который беззаботно живет в этих стенах, пока в его жизнь не вламывается чертов Сон Кениль. Нет ни глуповатой улыбки, ни заразительного смеха, ни потока странных фраз, ни задора в глазах — вместо них колотый лед утихающей истерики и холодное ничего. — А должно? Это достаточно весело. Впустишь? — Сон улыбается и это выглядит почти мило, даже как-то по-детски. Он кладет широкую ладонь на плечо младшего и несильно сжимает пальцы. И Джехо становится тепло. Позорно тепло и пугающе спокойно. Ему осточертело быть героем этой второсортной драмы и третьим, самым тупым углом треугольника, он столько раз клялся не брать телефон и не открывать дверь, столько раз переезжал, но всегда оставлял лазейку, чтобы Кениль смог вернуться. Как наивная девчонка, как романтичная неудачница Золушка, он хотел, чтобы это чудовище на черной ауди трезвонило в дверь совершенно новой квартиры и часами терроризировало телефон. Нелепая, как вся его жизнь, игра в прятки с заранее известным исходом. В конце концов, Кенилю надоедает ждать ответа, и он просто протискивается в квартиру, не встречая не малейшего сопротивления, и туда же затаскивает Джехо, обхватив его рукой за пояс. Стоя в крохотной гостиной и сжимая в объятиях тощую фигуру, Кениль не без удовольствия вспомнил, что у него была похожая кукла: с подвижными суставами, стеклянным взглядом и холодной фарфоровой кожей, баснословно дорогая. Кажется, она выпала из окна при переезде. Случайно. Совершенно случайно Интересно, как ему захочется закончить эту игру? В детстве игрушки попросту ломались: падали с крыши, привязанные  к камню, попадали «случайно» под колеса автомобилей или же просто лежали мертвым грузом из оторванных пластмассовых рук и ног на дне ящика с игрушками. Случайно. Совершенно случайно. И каждый раз, отправляя несчастных в мусорное ведро, Кениль улыбался, ведь это означало, что появятся новые куклы. И начнется новая игра. Интересно, а как сломаются эти двое? И сколько потребуется времени Иджону, чтобы умереть во льдах, а Джехо — сгореть заживо? Роли розданы, спектакль продолжается. Но, кажется, скоро наступит пора для счастливого финала.