В тени моей души

Гет
PG-13
Завершён
32
автор
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
32 Нравится 22 Отзывы 4 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Я никогда не испытывал тех же чувств к принцессе, что и Христиан-Теодор. Он влюбился в принцессу без памяти и отправил меня к ней гонцом, он думал, что я послушно буду говорить, как Христиан любит её. Так я обрёл независимость. Луиза была нужна мне лишь для прихода к власти, законной власти. Я увидел принцессу насквозь — беззащитную, разочарованную, ни во что не верящую, истомившуюся от жизни в дворцовом окружении (а это превосходное сборище воров, убийц, лгунов и клеветников). Луиза готова была цепляться за первого попавшегося человека, в первом же, кто полюбит её, видеть того, кто спасёт… И я понял Луизу гораздо лучше Христиана-Теодора, я заставил её мгновенно полюбить меня. Мог я проникнуть в её сны, в её затаённые мысли так же легко, как взобраться на крыши и пробежать по городу без остановки. И принцесса отдалась мне: я стал её женихом, а теперь стану и королём всего, пусть небольшого, государства. Но мне надо что-то делать с Христианом.       Признаться, мысль о том, что его придётся уничтожить, если он откажется стать моей тенью, вызывает во мне странную дрожь. Хоть он слаб и никчёмен в своих исканиях и наивных надеждах, но, как-никак, он — мой бывший хозяин, с ним я родился, с ним вырос и напитался силами, благодаря нему же я получил свободу. И если он будет уступчивее, то сохранит себе жизнь и сможет заниматься дальше своими историческими глупостями. Вот только ему придётся понять, кто на самом деле торжествует в этом мире, ему придётся узнать теневую сторону вещей.       Но я не дам узнать ему одну очевидную и откровенную правду: его, Христиана-Теодора, искренне любит лишь эта бесхитростная девочка. Аннунциата. Благая весть для него, моего глупого Учёного… Но тот пропустил эту весть мимо ушей. Зато я, как всегда, первый услышал её. Первый увидел — её нежная тень робко дотрагивалась до моего плеча, когда Христиан ничего не замечал. А теперь я мучаюсь этой благой вестью, обдумываю её и не хочу забыть.       Я сам сначала возвысился до круга людей, и не просто каких-то там, а настоящих. Разумеется, я не мог допустить, чтобы она осталась в своей прошлой жизни, среди беспокойных и придирчивых обитателей гостиницы, в компании кухарки и её одиннадцати болтливых и завирающихся подруг, в грубо сколоченных башмаках и простом красном платье. Её отец-людоед, вместе со своим добрым приятелем, журналистом-людоедом, оказал большую услугу, устроив меня во дворец — там-то я всего за две недели и добился столь ошеломительного успеха. Наградой ему стала, конечно, не женитьба на принцессе, но должность начальника королевской стражи и прилагающиеся к ней деньги, титул, почёт, две комнаты и кабинет во дворце, а также возможность бросить наконец службу в городском ломбарде.       Одна из комнат была отведена для Аннунциаты, и я лично выбрал покои для неё в дальнем крыле дворца. Отца-людоеда это даже устраивало, ведь такому вельможе, каким он стал, постоянное присутствие рядом дочери только мешает. Из этих покоев можно быстро пройти через зимнюю оранжерею в королевский сад. Ещё будучи привязан накрепко к Христиану-Теодору, я заметил, что Аннунциата любит гулять по городскому парку и ухаживать за скромным садиком рядом с гостиницей Пьетро. Но меня разочаровало поведение Аннунциаты: она, несомненно, решила, что дворец для неё — всё равно что тюрьма. Большую часть времени она проводит в своей комнате, лишь поздно вечером выходя в сад и гуляя вдоль ограды дворца: неужели всё надеется увидеть Христиана и окликнуть его?       Не устаю повторять не без чувства превосходства: Христиан-Теодор — глупец. Не ведать, не ценить чувства такой необычной девушки, как Аннунциата. Во что надо быть погружённым для этого? В науку, в эти фантастические прожекты облагораживания людей? Или быть влюблённым в пустую, капризную, злую и холодную сердцем девчонку? Уж цену своей будущей супруге и королеве я прекрасно осознаю.       Аннунциата — существо совершенно иного порядка. О, я способен проникать в сны Луизы, и не только её, но сны Аннунциаты для меня закрыты наглухо. Я знаю, о ком она думает, каким чувством переполнена её душа — но это может увидеть всякий, даже близорукая певичка Юлия Джули. Все вокруг, кроме самого Христиана. Видит ли она Христиана во снах? Как соблазнительно было бы хоть раз явиться этой чистой и наивной девочке в то время, когда ночь берёт своё, когда тени царствуют в лунном свете. Как забавно было бы заставить её подумать, что я — её милый, её любимый, её смелый и смешной Христиан-Теодор. А потом, когда она поймёт, кто я на самом деле, наслаждаться… чем? Её страхом? Нет, слишком бесстрашна… Её пылким, страстным негодованием? Вот это уже ближе к истине.       Луиза холодна, как лягушка, по недоразумению живущая в облике принцессы. Огонь, который Аннунциата таит в своей душе, влечёт, тянет меня к себе. Я хочу подняться в этом пламени, вытянуться во весь рост, распрямить плечи и вздохнуть свободно. Мне нечего бояться пламени — тень не может обжечься, не может опалить себя, не может сгореть.       Пускай Аннунциата не принадлежит мне во сне. Но будет принадлежать наяву.

***

      Кроваво-красные стены моего кабинета. Кроваво-красное платье Аннунциаты — новое, но без излишеств. Кроваво-красный платок, повязанный у меня на шее — я вижу, как тёмные живые глаза Аннунциаты, похожие на перезрелые вишни, всё время останавливаются на этом ярком пятне. Кажется, что всё охвачено огнём.       — Ты же не боишься меня, девочка?       Её красивые губы кривятся, когда она выпаливает эту абсолютную правду:       — Не боюсь!       Тише, тише. Зачем так громко? Разве я кричу на неё сейчас?       — Я знаю, кто вы на самом деле. Я видела, как вы ушли от господина Учёного, и я расскажу всем, всему королевству, что вы — всего лишь тень.       — Хорошо. Расскажешь, а дальше?       — Мне поверят.       Какое прекрасное упрямство. Какая вера в то, что всё это королевство бесплотных теней, королевство, где оживают страшные сказки с печальным и ужасным концом, поверит ей, честной девочке, влюбившейся в приезжего Учёного и видевшей, как тень покинула его. А тень процветает, тень живёт своей жизнью и распоряжается жизнями людей.       — Что ж, попробуй.       Я спокоен, ведь её голос — глас вопиющего в пустыне — ничего не решает. Мне даже будет интересно посмотреть: в самом ли деле Аннунциата в открытую бросится на защиту своего любимого Христиана?       Аннунциата пытается вывернуться, но я всё равно дотрагиваюсь до её щеки. Ни к чему ледяная хватка — достаточно нежного прикосновения и вкрадчивого взгляда.       — Это не допрос, Аннунциата. Успокойся. Разве ты не об этом мечтала, не этого желала? Чтобы Христиан-Теодор смотрел на тебя так, касался тебя так…       — Вы — не он.       Какой страстный шёпот. Как сильно она пытается противиться мне. Аннунциата не млеет от моего прикосновения, подобно принцессе, о нет, она смотрит на меня с ненавистью.       — Разве Христиан-Теодор и Теодор-Христиан — в сущности, не одно и то же?       На мою усмешку она отвечает по-своему. Бьёт меня по руке, отшатывается — но далеко ей всё равно не уйти.       — Вы не Христиан-Теодор. Вам никогда, слышите, никогда не стать им! Вы тень, а не человек…       — Тень видит выше и дальше, Аннунциата. А я вижу то, что он упускает из виду. К чему страдать, что он тебя не замечает, что он никогда тебя не полюбит? Загляни мне в глаза, Аннунциата, и ты увидишь — я люблю тебя так, как Христиан никогда не будет способен. Он слеп. Я же всегда проникаю в самую суть…       — Вы лжёте. Вы не умеете любить.       Ни тени сомнения в этих глазах-вишнях. Какое, однако, занятное выражение придумали люди — тень сомнения… Как будто и у сомнения есть своя тень.       — А что ты, Аннунциата? Ты ведь умеешь любить? Умеешь! Твоё сердце оглушает, стоит только упомянуть о Христиане-Теодоре. Но оно бьётся так громко и для меня, верно? Столько ненависти и негодования… здесь.       Моя рука ложится на её высокую грудь, и я слышу, я чувствую этот бешеный стук её влюблённого сердца. Не позволяю Аннунциате опомниться — я никогда не упускаю момент. Впиваюсь в её губы и чувствую, как горячо она сопротивляется, как не хочет поддаваться.       Тёмное чувство в моей теневой душе растёт, пока я глажу волосы Аннунциаты, длинные, каштановые, блестящие. Когда я отстраняюсь, то вижу, как Аннунциата впервые смотрит на меня… не со страхом, но с ужасом. Кажется, она наконец-то поняла, на что я способен, что я добиваюсь своих целей, не считаясь со средствами. Но нет. Я знаю, что мне не добиться её сразу, напором, наскоком, как я добился Луизы.       И всё же я не могу насытиться, целую Аннунциату снова, даже на её губах чувствуется привкус вишни… откуда мне знать этот вкус? Ведь я никогда не пробовал вишен. Но их ел Христиан, всё это я знаю от него. Только я за две недели узнал жизнь в тысячу раз лучше, чем он. Всё, что я возьму — всё могло быть его.       — Он никогда не посмотрит на тебя так, как на принцессу. Ты надеешься, он возьмёт тебя с собой, заберёт тебя от ненавистных тебе людей и стен, увезёт к себе домой? Нет, никогда. Даже если бы я позволил ему уйти — а я не позволю, — этого не случится. Ты знаешь, Аннунциата, ведь мы с Христианом родом с севера. Но меня больше тянет к теплу — я появился на свет в вашей стране.       — Значит, вы сами признаётесь, что вы — его тень, — упрямо повторяет Аннунциата. В её огромных глазах дрожат слёзы.       — Я и не отрицал этого. Я расстроил тебя, Аннунциата? Прости. Ты не будешь больше плакать, когда осознаешь, что я прав. Знай: на севере всё быстро увядает. Так же увяла бы и твоя любовь к Христиану-Теодору, даже если бы он увёз тебя с собой.       — Не смейте говорить о моей любви, не смейте говорить так о нём. Вы ему ничего не сделаете. Я не позволю. Никому, никому не позволю, ни вам, ни отцу, никому на свете!       Преданность Аннунциаты способна даже очаровать. Это глупо, наивно, бесполезно — быть преданным кому-то. А она предана Христиану. Всю жизнь я тоже был предан ему, и что теперь? Я больше не собираюсь оставаться в его тени и не позволю Аннунциате совершать глупейшую ошибку. Но не буду лгать — я хочу, чтобы она стала предана мне.       — Тогда я буду говорить тебе о своей любви.       Аннунциата не отвечает. Я беру её за руку, глажу её ладонь — это успокаивает, но лишь меня, а не её. Пускай этот миг продлится. Я хочу забыть хоть ненадолго о всех моих министрах и придворных, о принцессе, на которой скоро женюсь, о Христиане-Теодоре, который по-прежнему мешает мне быть свободным во всём…       — Останься со мной.       — Нет.       Я удерживаю её, но Аннунциата отчаянно пытается высвободиться. Глупая девочка, почему бы тебе не остаться, почему бы не сесть со мной рядом, почему бы не гладить по голове своими нежными руками? Я же прошу у тебя так мало. Пока. Нет, не прошу — просит пускай Христиан.       — Аннунциата, стой!       Мой голос, должно быть, звучит зло и пугает её, когда она бьётся у двери, пытаясь как можно скорее повернуть ключ в замке.       Слышу, как учащённо она дышит на бегу, как спотыкается на лестнице, как всё равно бежит дальше без оглядки, не останавливаясь.       Я остаюсь в кабинете. Мне хочется метаться по стенам, хочется лезть на потолок. Но я лишь забираюсь на стол и слепо смотрю на полыхающие красным стены вокруг меня. В этом пламени мне чудится Аннунциата — не её тень, она сама. Она танцует для меня. На её шее тонкая нить коралловых бус. В танце они похожи на капли крови. Аннунциата шепчет лишь одно имя: «Теодор-Христиан».       Должно быть, я улыбаюсь.       Я знаю, что найду её всегда, везде, где бы она ни была. Я неотступно буду следовать за ней. Она — моя благая весть. И будет только моей.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.