Котёнок

Бан, после очередного удачного задания, не спеша идёт к своей «малышке», с осторожностью кладёт в багажник «пушечку-душечку» и садится в салон крутой тачки. Домой Бан не спешит, едет медленно, втягивая дым дорогой сигареты, решает заехать ещё в бар. Отпраздновать, так сказать. В баре он готов торчать сколько угодно: вокруг красивые люди, алкогольные напитки, музыка, ласкающая уши, но мужчина настолько устал от всей этой дешевизны, что просто молча уходит. Ёнгук вновь садится в салон своей «красотки», делает затяжку и медленно едет в направлении дома. Мужчина слишком устал от всего этого бардака в жизни. Изо дня в день он старается подольше проторчать на заданиях, в баре, ещё где-то, лишь бы как можно позднее вернуться... И домой Бану не хочется, потому что там его ждёт Химчан, ласковый, как котёнок, с верными щенячьими глазами. Однажды Ёнгук подобрал этого бездомного котёнка и приютил у себя. Таких, как Бан, без презрения совести можно назвать отморозками и моральными уродами, ибо нет ни совести, ни стыда, ни жалости. Ёнгук мог бы абсолютно спокойно выкинуть кого угодно на улицу, не боясь презрений со стороны, но что-то так отчаянно мешает ему вышвырнуть этого котёнка на улицу. Ёнгук был уверен, что Ким не нужен ему. Совсем не нужен, хотя Чани так много делает только лишь мимолётным присутствием рядом. Бан много раз думал, почему не может выставить прирученного зверька за дверь, но аргументы: "Ким прекрасен в постели" или хотя бы: "Чани охуенно стонет" были слишком убедительны, чтобы оставить его. Домой Бан возвращается нескоро, на часах уже давно за полночь. Мужчина скидывает обувь и идет на кухню. В темноте, нащупав выключатель, он резко включает свет. По комнате разносится недовольное мычание. Котёнок с ласковой улыбкой встречает хозяина и, отодвигая стул, жестом приглашает присесть. Что ж, Бан даже не против. — Кушать будешь? — Химчан со спины обнимает уставшего мужчину, целует в шею, гладит, даря ласку. — Не хочу, — холодно отзывается Бан, резко выходя из-за стола и прижимая котёнка к стене: — я тебя хочу. Ёнгук сильнее вдавливает в стену несчастного «зверька», руками лезет под домашнюю футболку и грязно целует, прикусывая до крови нижнюю губу Кима. Химчан стонет в поцелуй, не в силах ускользнуть от сильных рук Гука, а старшего это только заводит. У Бана сносит крышу, и он тащит котёнка в комнату, ибо этот пакостник должен быть наказан за свою привлекательность. Мужчина толкает Кима на кровать, стягивает с себя рубаху и наваливается сверху, покрывая худощавое тело алыми пятнами. Беспомощный Химчан громко стонет, отчего лишь сильнее заводит Гука, у которого окончательно слетела крыша. Ёнгук с дикой яростью стаскивает с Кима низ одежды и резко входит, говоря в «утешение» Киму: — Прости, будет больно. Но ты сам виноват. По комнате разносятся крики боли в вперемешку со стонами наслаждения... Действительно, Ким сам виноват, что (так возбуждает) пробуждает всякий раз зверя в Ёнгуке. *** — Ёнгук... — хрипло говорит Химчан, лёжа на груди любимого. Бан ласково треплет младшего за волосы и вопросительно мычит. Химчан впервые назвал его по имени. Старший насторожился, ожидая услышать из уст Кима что угодно, но только не это: — Зачем я тебе? *** Дующий с моря холодный ветер приятно охлаждает. Ёнгук нервно закуривает, раздумывая над словами Кима. Хриплое: «Зачем я тебе?» болью отдаёт в виски и поднимает осадок с давно прогнившей души. Бан и сам не знает, зачем ему этот парень. Вроде как игрушка старая. Не играешь, а выбросить жалко. Хотя убийца мог спокойно поспорить насчет «не играешь». Играет, ещё как, только со старой зачем, если полно других, новых и таких манящих? Бан тушит окурок и садится в любимый автомобиль, который почему-то в последнее время так стал раздражать. Собственно, и любимая работа перестала доставлять удовольствие. Даже приковывющее когда-то к себе тайнами море стало нереально выводить из себя. Возвращается Бан с непривычным желанием и охотой. Только вот на кухне его никто не встречает. И в спальне тоже. Вообще дом пуст. Ёнгук убеждает себя, что Чани вернётся, хотя Ким никогда никуда не уходил, и ждёт. Только никто не появляется ни через час, ни через два... Ёнгук злится. Засыпать в одиночестве, да ещё и не насладившись чарующими стонами Чана ему в новинку. Бан, лёжа на кровати, думает, что слишком стал зависеть от этого прирученного котёнка. Утром никто не встречает тёплыми поцелуями и томными взглядами. И вечером никто не ждёт. Ёнгук уже две недели так живёт и становится с каждым днем лишь злее. Каждую ночь Бан думает, не смыкая глаз, ждёт. Но только его маленький котенок не возвращается. Гук ловит себя на мысли, что присутствие Чана никогда не считал необходимым, однако отсутствие его ощущается колкой болью в груди. Оставшись один, Ёнгук осознаёт нечто важное, - мужчине не хватает того тепла, что дарили ему почему-то холодные руки Химчана. Ёнгук сходит с ума.