Жизнь — штука жесткая, Дэнни, ей на нас плевать. Не то, чтоб она ненавидела нас… нет, но и любить нас она тоже не любит. В жизни случаются страшные вещи, и объяснить их никто не может. (The Shining, S. King)
Нож летит в раковину, а палец прикладывается ко рту. Крови уже порядком попало на пол. Не вытрешь — полетят вопросы («что с ковром?», вскрикнет мать, даже не заметив пораненный палец). Лучше их избежать, конечно. Тэхён ставит руку под холодную проточную воду и думает, что затея приготовить ужин была плохой с самого начала. Он и не должен был, просто… Сегодня у матери день рождения и хотелось бы хоть как-то её порадовать. Нет, он приготовил для неё парфюм, весьма недешёвый, но потом его посетила мысль, что этого как-то мало. И решил отправиться на кухню. А в итоге не смог даже нормально настрогать капусту. О чём тут может вообще вестись речь? Готовка — определённо не то, в чём он хорош. Это априори не его, как для кого-то математика или вождение. Так что да. Он всё ещё никчёмный сын, который не смог приготовить элементарное и порадовать мать в её же праздник. Сын не менее никчёмной матери. Палец ноет, порез глубокий. Кровь вместе с водой исчезает где-то в трубах. ...Она приходит через несколько часов, накрашенная, с приподнятой причёской, воодушевлённым настроением, охапкой цветов и едва ощутимым запахом алкоголя. На работе наверняка выпила с коллегами. Как всегда в своём мире, до неё просто так не достучаться. Если заметит, но начнёт высказывать претензии, то хорошо. Если не начнёт — идеально. Она обожает делать вид, что счастья в её жизни достаточно. Но это не так. Давно уже не так. С уходом мужа, который когда-то ради неё бросил первую жену, её жизнь скатилась в такое дерьмо, что и представить страшно. Стала гулять с какими-то женщинами и мужчинами, нормальную работу сменила на «работу» в какой-то дешёвой подозрительной конторке, где пропитыми были абсолютно все, и любой праздник, даже к ним не относящийся, они принимали на свой счёт и пропускали по рюмке. Прежняя мама Тэхёна ушла. На её место пришла женщина, которая, может, где-то в глубине души и любила его, но демонстрировать стала отнюдь другие чувства. Точнее, вообще перестала что-то демонстрировать. Мягко говоря, забила на собственного ребёнка хуй, решив, что ему уже целых двенадцать, а значит, он вполне себе взрослый. Они жили бок о бок и одновременно проживали молодость: Тэхён свою собственную и первую, а она вторую, новую, где места сыну не было, а были лишь бесконечные связи, разговоры с подругами по телефону до утра и прочая хуета, после которой падать ниже уже просто некуда. С одной стороны, юный Тэхён понимал это — не убиваться же после ухода мужа, жизнь не должна заканчиваться. С другой стороны, он всё это время был один, все эти десять лет, а в худшие периоды сидел дома на полу и плакал, потому что в холодильнике еда появлялась только тогда, когда матери ударяло в голову её купить. Она перестала общаться с ним, перестала узнавать, как дела в школе. Все успехи и достижения сына проходили мимо неё. В то время как остальные семьи горбатились на работах или брали кредиты, чтобы их дети имели возможность учиться в университетах, она тратила все деньги на себя. Никаких гипербол, так и было. Теперь Тэхён имеет то, что имеет — отсутствие высшего образования в своей жизни и женщину-алкоголичку-и-прости-господи-блядь, с которой приходится делить жилплощадь. С отцом они в первое время виделись чуть ли не каждые выходные: боулинг, мороженое, кинотеатры и парки. Но потом это куда-то исчезло, прекратилось. Стали редкими и звонки. Но Тэхён не мог быть уверен в том, что его мать не сбрасывала звонки бывшего мужа. Кто-то говорил, что он вернулся к первой жене, кто-то утверждал, что нашёл новую. Даже если мать и не препятствовала их общению, то, получается, отец тоже решил, что Тэхён ему не нужен, раз не искал возможности его возобновить. И это убивало, съедало изнутри. Но похуизм обоих родителей (но при этом частые взрывные придирки со стороны матери) Тэхёна закалил. Ему двадцать два, и он вполне самостоятельный мальчик. Откладывает на долгосрочный съём квартиры, работает и пытается черпать абсолютно любую информацию из Интернета и литературы — тот факт, что он не учится, сильно давит, заставляя чувствовать себя ограниченным существом. Спасибо большое мамочке. Низкий, блять, поклон. — Звонила твоя бабушка, — говорит она тем временем, снимая каблуки. На ней дешёвые чулки и отвратительное платье, купленное на барахолке. Привлекает внимание как может.— Поздравила меня с днём рождения. Невидаль! Внезапно. Их отношения с бабушкой — отдельный пункт. Если углубляться, то стоит сказать, что её отношения с Сохён, матерью Тэхёна, всегда были натянутыми, и это ещё мягко говоря. Она обожала свою первую сноху и всячески препятствовала отношениям своего сына с Сохён. Бабушка винила во всех бедах мать Тэхёна, полагая, что именно из-за её несносного характера её сыну пришлось оставить уже вторую по счёту семью. Сохён же старалась держаться стойко, не вестись на провокации. Тэхёну даже казалось это странным, почему она не конфликтует со свекровью. Наверное, это и называется крупицами благоразумия. Что касается его отношений с бабушкой, то и здесь никогда не было всё гладко. Но во время последней их встречи они неплохо побеседовали, хотя раньше она не хотела признавать его, какого-никакого внука. И Тэхён решил, что это начало прогресса. Поэтому её поздравление с днём рождения более, чем удивляет. Хотя, можно представить КАК она поздравила его мать. — Слышал бы ты, с каким гонором она говорила со мной, — подтверждая его мысли, говорит Сохён. — Но речь не об этом. Она спросила, работаешь ли ты сейчас. Я сказала, что нет. И это действительно так, сейчас Тэхён временно без работы. Точнее, он в усердных поисках новой, поскольку с последней его попёрли. И он всё еще не понимает, что происходит. — Как ты знаешь, сейчас у твоей бабушки дела с отелем плохи. Спрос упал на тридцать процентов. Старуху нехило перемкнуло из-за этой новости... Ещё один интересный факт: его бабушка довольно богата (сам Тэхён в золоте не купается, тоже ещё один факт) и является управляющей целых двух отелей в стране. Один здесь, в Тэгу, а другой в районе знаменитых гор Нэджансан и не менее популярного одноимённого национального парка. Речь о нём. Насколько Тэхёну известно, второй отель был построен ещё в начале 90-х и долгое время пользовался популярностью, несмотря на неудачное расположение в глуши. Но с каждым годом посетителей становилось всё меньше, бизнес медленно шёл на дно. Мать находит вазы, чтобы поставить в них подаренные букеты, но случается весьма ожидаемое. Один сосуд падает со стола и разбивается. И нет, женщина никак не реагирует. Тэхён же пулей летит к столу, чтобы собрать осколки. Потому что это нормально — их убирать. Потому что это нормально — сглаживать все её косяки. — Она сказала, что нуждается в помощи. Все прошлые смотрители отеля решили резко уволиться. Ох уж эти старики, разве так трудно сидеть и ничего не делать? Тэхён не понимает, к чему она клонит, лишь молча ползает около неё, стараясь не пораниться, учитывая, что это уже случилось часами ранее. — В данный момент она не может им заняться, так как городской отель считает более выгодным. Обычно в такое время клиентов нет, но это не значит, что отель должен всё это время стоять и покрываться пылью и грязью. Плюс там ещё какие-то проблемы с поставщиками электроэнергии. Как она сказала, с октября по декабрь ей требуются смотрители. Новые. Предпочтителен молодняк. На самом деле она говорит всё это заплетающимся языком, но Тэхён приспособился и к такому. — Смотрители? — переспрашивает он. Что это за профессия такая? — Люди, следящие за порядком. Уборщики всякие. — Хочешь сказать, что… — Да, ты отправишься туда работать, и это не обсуждается. Я уже сказала, что ты поедешь, — невозмутимо говорит она, прекращая расставлять букеты. — Давай не будем отказываться и портить отношения с семьёй, хорошо? Сказала мать, которая в один прекрасный момент своей жизни забыла о существовании собственного сына. — Я не думаю, что это хорошая идея, — качает головой Тэхён. Убедившись, что осколков на полу больше нет, он выкидывает их. — Меня заверили, что за три месяца не ежедневной работы там ты получишь больше, чем работая где-то здесь за полгода. Скажем так, твоя бабуля заплатит тебе даже больше, чем остальным. То есть вот так. Его просто взяли и поставили перед фактом. И она ещё думает, что его волнуют деньги? — Но я же не один буду там, так? — встревоженно спрашивает он, скрещивая руки на груди. — Энное количество людей с тобой всё-таки будет. Пойми... С неумехами всегда рядом должен быть кто-то. Просто замечательно. Работа мечты, не иначе. — То есть я еду работать туда уборщиком? Все три месяца жить в глуши и неизвестно с кем? Ты считаешь нормальным поступать так со мной?! Да никак она не считает, ей плевать. Ещё пара вопросов, и мать ясно даст знать, что разговор продолжать не намерена. Уляжется на диван или побежит блевать, заставляя выслушивать Тэхёна бред по типу «я больше никогда не буду пить!». — Более чем, я же сказала, — по тону матери Тэхён понимает, что она уже устала отвечать на его вопросы. — На следующей неделе ты должен туда поехать. Четыре часа на автобусе и ещё сколько-то на машине, не помню. На станции тебя встретит мужчина и отвезёт в сам отель, тут можешь не истерить. О, конечно он может. — Хорошо, — выдыхает Тэхён, готовый взорваться. — Спрошу ещё раз: ты считаешь нормальным без моего согласия говорить бабушке, что я поеду работать в какие-то ебеня? Выражаться при матери давно стало чем-то нормальным. — Всё, Тэхён, — произносит мать, смачно зевая. На её шее виднеется след от помады. Может, это не помада вовсе. — Я устала и хочу отдохнуть. Я могу позволить себе это в свой день рождения? — Можешь! — буркает Тэхён. Как будто ей действительно нужно его разрешение. Он молча ставит парфюм на стол и просто уходит. Уходит с раздражением и вместе с теплящейся надеждой, что он поговорит с матерью завтра, когда она будет с трезвой головой. Возможно, вынудит её позвонить бабушке и сообщить, что он никуда не поедет. Возможно, ему придётся собраться духом и позвонить ей самому.♯
Мин Юнги давно считает себя человеком, которому ни к чему хватать с неба звёзды. Он такой, какой есть — оценивающий свои возможности по существу, в облаках не витающий, а пытающийся существовать здесь, на земле. Он стал считать себя таковым из-за влияния семьи, которая относилась к числу тех, что любят игнорировать навыки и направленности ребёнка полностью, зарывать его истинные таланты глубоко в землю и заставляют жить под свою дудку. Именно по этой причине его навык рисования заметно притупился (кисти в руки не брались уже года четыре), бумаги со стихотворениями мялись и летели в мусорку после строчек пяти, а фотографии (кроме селфи и всяких учебных штук) удалялись безвозвратно. Юнги помнит, что на танцы с музыкальными кружками его тоже не пускали, лишь читали морали. Мама постоянно спрашивала строгим голосом: — Зачем тебе это? — Хочу, — отвечал Юнги, искренне не понимая, почему с ним так поступают его же родители. У его сверстников были возможности заниматься чем угодно, от лепки глиной до театра. А у него были родители, которые говорили «мало ли, что ты хочешь». Родители, которым, как ему казалось, в удовольствие было ломать его жизнь, вынуждать Юнги делать так, как хотят они, выстраивать его личность по известному только им образцу. И пока кто-то лепил чудеса из глины, семья Мин лепила своих сыновей, лепила не щадя. В любом случае Юнги не творит, потому что не хочет. Из него выбили само желание это делать, без остатка, утопили индивидуальность без шансов, что она когда-то выплывет на поверхность. Его потенциальную творческую натуру видеть никто не желал. Ну, теперь-то она никогда и не появится, все добились, чего хотели. И Юнги даже не знает, что делать — благодарить или ненавидеть за это. Потому что за плечами оконченный инженерный факультет престижного университета, а значит, перед ним множество перспектив и открытых дверей. Высокие зарплаты, повышения квалификации, карьерный рост и жизнь, которая превратится в заведённый механизм. Механизмов и схем было, есть и будет ту мач. Он съехал от родителей, как только ему исполнился двадцать один год. Переехал в другой район, начал жить жизнью, состоящей из многочисленных чертежей и цифр, растворимого кофе, лёгкого беспорядка (или не совсем лёгкого) и собственного личного пространства, которое он берёг как зеницу ока, словно это что-то материальное. На звонки стал отвечать редко, ссылаясь на учебную занятость, перестал навещать семью даже в праздники — в общем, абстрагировался как только мог, решив, что их влияния он получил больше, чем достаточно. Дышать стало проще, казалось, делай, что хочешь, занимайся наконец тем, к чему действительно лежит душа… Но было поздно, Юнги сам потерял тягу к творчеству. Крылья родители ему подрезали знатно. Новые теперь не вырастут. Но он смог найти весомые плюсы в учёбе. Инженерия давала ему постоянные умственные челленджи, которые ему действительно было интересно выполнять. Мозг прокачивался постоянно, пребывал в особом тонусе, а крутить железки в руках даже казалось каким-то удовольствием. Также она дала ему множество знакомств и связей. Даже на такого пассивного-агрессивного человека, как он нашлись свои друзья и приятели. В большинстве своём такие же технари, любящие настолки, тяжёлое кино и лёгкие стимуляторы. Именно от очередных ночных посиделок с ними Юнги возвращается домой прямо сейчас. В это самое утро. Последние дни сентября, погода слишком ветреная и мокрая, опавшие листья буквально всюду, медленно гниют, образуя желто-коричневый мокрый океан, мешаясь с грязью от обувных подошв. Когда-то такое вдохновляло, заставляло останавливаться на месте и просто рассматривать. Когда-то хотелось достать фотоаппарат и запечатлеть это. Теперь же у Юнги другие цели, например, как можно быстрее дойти до дома, скрыться от пронизывающего до костей ветра, укутаться во что-то тёплое, избавиться от запаха травки, без которой в последнее время ну просто никак. И решить, наконец, что ему делать дальше. Ему определённо нужна работа (от всяческих подработок в своей сфере он уже порядком устал), стабильная и с хорошей зарплатой. Знакомым и знакомым знакомых рабочие пока не нужны, значит, придётся покопаться в интернете в поисках объявлений. В подъезде на него налетает почтальонша. Полная и по-настоящему омерзительная женщина, у Юнги с ней особые отношения. Как всегда недовольная, она швыряет газету чуть ли не ему в лицо, но руки вовремя перехватывают бумагу. Отменная реакция, несмотря на каннабиноидный тупняк. — И Вам доброе утро, — говорит Юнги, аккуратно обходя женщину. Его игнорируют — и то хорошо. Квартира встречает привычным холодом и пустым молчанием. Иногда оно разбавляется работающим чисто для фона телевизором, стуканьем пальцев по клавиатуре, недовольными возгласами, когда что-то не получается с работой и даже женскими голосами. Нет, он не бабник ни в коем разе. На самом деле отношения даются ему с трудом, да и все эти девушки обычно не задерживаются более, чем на пару месяцев — некоторые его заёбы терпеть они не хотят. Что же, их можно понять. Правда можно. Пока нагревается чайник, Юнги усаживается за стол и начинает читать газету. Просто так, лишь бы чем-то себя занять. Глаза блуждают по многочисленным строкам и фотографиям и наконец натыкаются на колонку объявлений. Хм... Типично. Уборщики, строители, разнорабочие, секретари, повара… Смотритель отеля. Смотритель отеля?! Юнги впервые о таком слышит. Но, тем не менее, вчитывается в довольно объёмный текст, гласящий о том, что некий отель «Горная жемчужина», расположенный в районе гор Нэджансан (к слову, далековато от Тэгу) по организационным причинам не будет работать в период с октября по декабрь. В связи с этим срочно требуются смотрители отеля, которые смогут выполнять различные должностные обязанности, в том числе: уборку, непосредственно охрану здания, дозор за системой отопления и водоснабжения. В объявлении сообщается также возраст (от двадцати лет, отлично) и заработная плата. И далее мелким шрифтом указывается контактная информация. Интересно. Потому что именно заработная плата (при виде которой у Юнги округляются глаза) заставляет его задуматься. Вполне достойные цифры. Он вполне мог бы осуществлять надзор за техническим состоянием отеля, для него это проще пареной репы. Он же инженер-проектировщик, в конце-то концов. Не инженер-контролёр, но чем чёрт не шутит? Три месяца в горном отеле. За такую сумму. Обожаемая им тишина, гармония с природой, отдых от цивилизации и прочие ништяки. Но с другой стороны, это ноль возможностей для какого-либо развития, время, потраченное впустую и полное отсутствие необходимости напрягать мозги. Хотя, зависит от того, как там всё устроено… Отель наверняка старый и возможны перебои. Юнги просто боится, что может заскучать. К тому же, это значит, что три месяца он не будет видеться ни с кем из своих друзей, а будет жить там, наверняка, в окружении незнакомых людей, с которыми, возможно, не получится найти общий язык. Не факт, что там ловит связь и вообще что-то работает. Не факт, что он выдержит вообще. Это настораживает, слегка пугает, но полностью занимает все его мысли, он даже не слышит кипящего чайника, из которого вот-вот испарится вся вода. Юнги определённо подумает над этим.♯
— Ещё раз, повтори, что тебе сказал твой дядя, — просит Чонгук. Симпатичная официантка ставит перед ним коктейль и улыбается. Он не считает нужным сделать то же самое в ответ и лишь легонько качает головой, поворачиваясь к Чимину, чтобы расспросить всё как следует. — Ему позвонил один человек, ну, ты знаешь, работающий в каком-то отеле в горах. Друг его, в общем. Там сейчас какие-то крупные траблы. — То есть? — уточняет Чонгук, пробуя коктейль на вкус. Слишком сладкий. Мерзко. — Отель сейчас не в приоритете у хозяйки. Но просто так она его бросить не может, даже несмотря на то, что посетителей почти не бывает. Она прикипела к нему за тридцать лет, сам понимаешь. Поэтому место пустовать никак не должно, — объясняет Чимин. Они сидят в своём любимом кафе, только что вернувшиеся из очередного путешествия. В этот раз быстро объехали Швейцарию и Италию, вернулись с целым багажом сувениров и новыми впечатлениями. Отдохнувшие и одновременно уставшие, они наслаждаются взятым академическим отпуском (со своими подводными камнями и подделанными медицинскими справками, но это совсем другая история) как только могут, берут от жизни всё и дышат полной грудью, перемещаясь по всем возможным уголкам Земли. Позади тринадцать стран, впереди — в разы больше. Но сейчас пауза, которая необходима быть, они уже порядком устали от перелётов и переездов, от акклиматизаций, лоукостеров и прочих прелестей жизни. К тому же, у них кончились деньги. На счетах остались считанные копейки. — Так вот, мой дядя тесно общается с администратором, что работает там, — продолжает Чимин. — И он сказал, что на ближайшие три месяца в отель требуются смотрители. — Это ещё кто? — интересуется Чонгук. — Всякие люди, следящие за порядком, уборщики и всё такое. Может, даже за стойкой посидеть придётся пару раз, не все же знают, что отель не будет работать в обычном режиме. Да и мало ли кого занесёт в горы? Чонгук хмыкает. — Поэтому дядя, услышав об этом, резко вспомнил про меня и предложил эту вакансию. — Только не говори, что ты даже рассматриваешь этот вариант, — хмурит брови Чонгук. Судя по Чимину, да. Чёрт. — Ну а почему нет? Три месяца поработаем там, получим неплохую зарплату. Чем не работа, а? Разнообразие для наших бешеных дней. Так, погодите, он сказал «поработаем»? Этот идиот, его лучший друг-и-почти-брат, когда-нибудь сведёт Чонгука с ума. Или в могилу. — Поработаем? Что значит «поработаем»? Я никуда не поеду, — мотает головой Чонгук. — Просто нет. — Друг… — вкрадчиво говорит ему Чимин. Всё, в ход пошла его неотразимая убедительность, которой не так-то просто не поддаться. — Что? — закатывает глаза Чонгук. Почему он заказал это дерьмо? Совершенно невозможно пить. Средиземноморские напитки нравились ему куда больше. — Поехали! — всплёскивает руками чересчур воодушевлённый Чимин. — Отдохнём, наберёмся сил, приберёмся пару раз, да ещё и деньги получим! — Вот ещё, — отмахивается Чонгук. — Жить в горах в пустом отеле… Это, считай, полная изоляция. У меня мороз по коже от одной мысли об этом, мы там с ума сойдём. У Чимина на всё есть ответ. То есть, блять, действительно на всё. Свои методы и приёмы. — Чонгук-и, — теперь он переходит на ласковые обращения. — Мы не сойдём с ума. Хотя бы потому, что там будет ещё несколько людей помимо нас. — Нет, нет и нет, — отмахивается Чонгук. — Я уже пообещал дяде, понимаешь? Чимин смотрит на него примерно так же, как смотрел на людей кот из «Шрека». Это не должно сработать. — Отказаться можно всегда, — пожимает плечами Чонгук, в глубине души злорадствуя. Ему нравится обламывать Чимина, в этом есть своя прелесть. — Ну, хватит! — взрывается Чимин. — Или что ты собираешься делать? Я в ближайший месяц-два точно никуда не поеду, так и знай. Мне необходим релакс. — Вы только посмотрите, — театрально произносит Чонгук. — Белоручка всея Кореи, Пак Чимин, рвётся убираться в горный отель и драить там номера! Просто смешно! — А ты, Чонгук? Устроишься на работу? Или возьмёшь у семьи, наебёшь и снова в путь? Вперёд! — Чимин злится. — А я поживу в этом грёбаном отеле и заработаю неплохие деньги. Я всё сказал. — Да уже наверняка нашлись люди, которые смогут сделать эту работу за нас, Чимин. — Белоручка отказывается разговаривать. Чонгук еле сдерживает усмешку, а потом даже задумывается. Всё-таки в словах друга есть доля правды. Работать где-либо сейчас не очень хочется, ехать домой к родным ещё не время, а деньги всё равно нужны. Сама локация его несколько напрягает, но ведь это не глухие острова Тихого океана, а обычные горы, где ступала нога человека. С гаджетами, запасом вкусняшек и парой-тройкой книг, прочтение которых он откладывал годами, жизнь на высоте вынести можно. Чонгук размышляет с минуту-другую и вынужденно вздыхает: — Хорошо, Чимин. Я согласен тоже. Мы поедем в этот отель. — Я так и знал! — восторженно кричит Чимин и бросается обнимать Чонгука. Когда-нибудь Чонгук убьёт этого идиота.