Я стою на краю у непрочных перил, Позабыв о жестокой ноябрьской стуже. Темнота, что дремлет где-то внутри Говорит с темнотой снаружи
Непреодолимо я приближаюсь к запретной черте. …Какая сила, не знаю, Против воли влечет меня к краю. И кажется ближе, ты все ближе Между нами лишь шаг с крыши…
Тёмная, тёмная ночь накрыла Лондон своим крылом. Ярко и разнообразно сияли звезды в ночном небе и блекло, почти незаметно, острый, как кинжал, серп месяца. В холодном темном небе не было ни облачка, но тьма сгущается. Еще чуть-чуть и кажется, что ее можно ощутить физически. Приглушенный свет от расплавленного собственным жаром, почти потухшего огарка блестел в безумных серых глазах. Он боится оторвать взгляд от заходящегося в диком танце огонька. Ведь если он потухнет, Аллен останется наедине с ними. Он боится тьмы. Боится её до жути, до дрожи в коленях, до сжатых рук, до побелевших костяшек пальцев. Казалось бы, детский страх, но он пробирает до костей, проникает в душу, в саму её суть. Рубашка уже давно пропиталась потом и неприятно липла к телу, но Аллен не мог заставить себя пошевелиться. Просто не мог. Страх сковывал его. Еще мгновенье и свеча потухнет. Еще немного… Почему ему кажется, что он этого ждет? Ногу сводит судорога и вскрикнув парень заваливается на бок путаясь в мятых после очередного кошмара простынях. Свеча наконец-то тухнет, захлебнувшись в собственном воске, разнося за собой не приятный запах. И ему хочется разрыдаться. Он опять видит их. Черных воронов. Птицы почти сливающиеся с окружающей тьмой бессмысленно бродили по комнате. Они не настоящие, это просто мираж. Иллюзия. Его больное воображение. Он убеждает себя в этом, но что-то внутри подсказывает, что это не правда. Это не галлюцинации. Воспоминания. Только Уолкер не может понять чьи. Его самого или Четырнадцатого? Он запутался. Собрав волю в кулак юноша вскакивает с кровати не обращая внимание на боль в ноге, прорываясь сквозь и вознося в воздух черные иллюзорные перья. Бежит. Не знает куда, просто бежит. Ему это надо. Вперед, не останавливаясь. Попытка собраться с треском проваливается. В голове все скомкано. Мысли разлетаются в разные стороны. Слишком много всего. Накопленное одиночество резко сваливается на плечи, выбивая воздух из легких. Ноги подкашиваются и парень почти падает, но успевает зацепится за так удачно попавший под руку подоконник. Из искусанных губ вырывается судорожный вздох, а из распахнутых глаз брызжут слезы. С него хватит. Ему нужен свежий воздух. И уже не страшно. Он не боится потерять все. Он будет следовать вперед. Лестницы, пролёты, ещё лестницы, бесконечные коридоры. И он оказываются на крыше. В глаза бросается край. Он манит. И Аллен подчиняется. Он сдается. Туман окутывает и Исполнитель отдается ему. Утопая все глубже и глубже. Нет, он не сошел с ума, он все осознает. Безумно хочет умереть и так же безумно жить. Какая-то сила влечет к краю. Все ближе и ближе. Пока не остается лишь шаг. Он обхватывает непрочные перила ладонями, опираясь на них. Те предсказуемо зашатались. Смотрит вниз и чувствует почти болезненное желание спрыгнуть. Поднимает голову к бесконечно холодному звездному небу и кричит. Орет. Сдирает горло. Жалобно всхлипывает. Задыхается рыданиями. Плохо. Все просто ужасно и экзорцист это осознает. Голову разрывает боль. Уже много месяцев. Юноша настолько привык к этой боли, что почти не замечает. И никакие лекарства не помогают. И он честно не понимает зачем продолжает пить какие-то таблетки. Ничего не поможет. Пытался забыться, но сделал только хуже. Влюбился. Ха, как глупо. С губ срывается нервный смешок. О, Боже, как же он устал. Такое ощущение что сам себе связывает руки. В нем лопнула та тонкая нить на которой все держалось. Всхлипы прекратились. Эмоций не осталось. На них нет сил. И вот, сидя на шатких перилах, Уолкер вспоминает о Мане и горько закрывает глаза. Он огорчится, если Аллен покинет этот мир, не спросив у него. — Простишь ли ты мне это? — срывается с губ надрывной шепот. Распахнув глаза он опять видит воронов. Безумие в глазах сменяется диким страхом и он кричит, задыхается от ужаса, но продолжает кричать. — Не трогайте меня!!! Исчезните! И срывается, в последний раз осветив яркой улыбкой этот мир, разгоняя ей темноту вокруг. — Какого черта ты творишь?! — но кто-то тянет его вверх. Затаскивает обратно на крышу и что-то кричит. Ругается. Злится. Волнуется. — Канда? — Нет, Папа Римский! Кто же еще? — взрывается мечник. — Хрена ли ты спрыгнул?! — Ты не поймешь… — О, да, куда уж мне! — Прости…- шепчет мальчик и опять давится слезами. — Прости меня… Он ожидал, что его оттолкнут. Пошлют. Ударят. Но его просто обняли. Канда устало вздыхает и успокаивающе гладит седую макушку. — Тихо, не плачь… — Скажи, Юу, какой я теперь? Мечник не обращает внимание на имя и только сильнее прижимает к себе бьющееся в истерике тело. — Раньше я был хорошим! А теперь скажи, какой я?! Насколько аморален в этом «безупречном и чистом» мире?! Голос срывается, а рыдания раздирают горло. Накопившиеся с годами вылилось в крупномасштабную истерику. Канда это понимал и не осуждал. Он просто прерывает поток причитаний и ругательств завлекая юношу в тягучий поцелуй. Соленый от слез, но почему-то такой сладкий. — Не думай об этом. И все забывается. Все проблемы. Остались лишь эти блестящие в свете звезд голубые глаза. Ему нужен был свежий воздух и он его получил. Аллен готов начать все заново. И ему больше не страшно. Мои мысли идите на четыре стороны! И не трогайте, не трогайте меня вороны!