Когда не дано выбирать

— Они не отпустят меня, и ты прекрасно это знаешь. На фоне затянувшегося молчания охрипший, выдающий нестерпимую усталость своего хозяина голос показался невероятно громким. Разрезая обступившую со всех сторон тишину, он эхом разнесся вглубь столь странного места. Уилсон вздрогнул ни то от неожиданности, ни то от пугающего смысла фразы со стороны демона и машинально тонкой, но достаточно крепкой палкой поправил поленья в костре, наблюдая за крохотными искорками. Ядовитые языки губительного, но завораживающего пламени вкупе с успокаивающим потрескивающим звуком вводили в своеобразный транс. Однако, спустя ровно час, проведенный здесь, Уилсон уже не решался использовать прозвище «демон», наконец полностью убедившись, что представший перед ним человек точно такой же, как и он сам — отчаивавшийся пленник, прекрасно понимающий всю безысходность сложившейся ситуации. Отсутствие заветного выхода, а значит и возможности вырваться на свободу. Однажды очнуться в собственном мире и постараться навсегда забыть о пережитом кошмаре, снова постепенно привыкая к нормальному образу жизни без каждодневного страха, заботы о быстро кончающейся пище и так и норовившем иссякнуть источнике света. Остатки лезущих в голову сомнений помогла развеять еще одна крайне важная деталь, которая так и бросалась в глаза. Худые запястья, словно змеи, обвили крепкие теневые веревки, с силой прижимая их к подлокотникам роскошного трона и фиксируя в таком положении. Кукловод подвергся еще большему наказанию, чем все его марионетки. Тьма, не зная понятия «жалость» и «милосердие», любила сполна насладиться чужими страданиями и безответными мольбами о помощи. Хотя со стороны Максвелла они больше напоминали обычный упрек вперемешку с сильным раздражением. Он прикладывал максимум усилий, чтобы скрывать непростительную слабость и лишний раз не демонстрировать ее кому попало. Привык все держать внутри, прятать в самый дальний и сокровенный уголок, а сверху для надежности вешать увесистый замок, дабы никто не смог разузнать лишнего. Но ведь каждый может сорваться, не так ли? — Я что-нибудь придумаю, — в задумчивости произнес Уилсон, пристально глядя в сторону странной платформы, разукрашенной в мрачные, наводящие неотвратимую тоску цвета и неведомым образом соединенной с полом. Максвелл не без удивления отметил про себя, что ему нравится настойчивость ученого. Без нее он не протянул бы так долго, а уж тем более не добрался бы сюда. — Думаешь, сможешь обмануть здешнего Бога? — не без издевки поинтересовался он, уловив недовольный шепот откуда-то из темноты. — Можешь, конечно, попробовать, но особо не расстраивайся в случае неудачи. Я в этом плане знаю побольше тебя. Уилсон оторвался от изучения круга и злобного зыркнул на Максвелла, почувствовав, как успевшая обуглиться у самого кончика ветка хрустнула в руках. Пришлось бросить ее на съедение ненасытному огню. — Не советую принижать мои умственные способности, особенно после того, как я решил вам помочь. «Интересно, как бы он отреагировал на шутку о росте?» — подумал Максвелл и позволил почти незаметной улыбке проскользнуть по губам. Хиггсбери, к счастью, не увидел характерного знака, демонстрирующего повышение настроения, иначе точно бросил бы свою безумную затею и не оборачиваясь удалился. На вертеле неспешно готовилось мясо с грибами, которые ученый нашел по дороге до того, как услышал однообразную навязчивую мелодию граммофона, успевшую приесться и наскучить чуть ли ни с первых секунд. Вопреки ожиданиям есть не хотелось совершенно. Даже несмотря на то, что Уилсона в последний портал утащили с практически пустым желудком. Тогда он гораздо больше переживал о догоравшем факеле и внушительных содроганиях земли где-то сбоку. В голове витало множество мыслей, перебивая друг друга, заставляя забыть нечто важное и не позволяя сосредоточиться в полной мере. — Обязательно должно быть решение. Не существует задачи без ответа, — рассуждал вслух ученный, пока его взгляд не упал на самодельное копье, выручающее практически из любых ситуаций вкупе с надежной, прочной броней. Лицо Уилсона засияло подобно солнцу, но Максвелл не разделял его энтузиазма. — Я уже пытался — бесполезно. Уилсон, пропустив последнее замечание своего единственного за достаточно долгое время собеседника мимо ушей, одним рывком поднялся на ноги и покрепче сжал оружие. Поза напоминала охотника, заприметившего достойную, но не слишком внимательную добычу, случайно выдавшую свое присутствие. Максвелл поежился от мысли что Хиггсбери не отступится от затеи, пока не убедится в ее никчёмности на собственном опыте. Он же может запросто попасть ему по руке или, еще хуже, испортить костюм. А найти хорошего портного в этом мире — непосильная задача. Навряд ли свиньи, которых без особого труда можно учуять за километр даже с забитым носом, или пресловутые моржи умеют правильно, а самое главное — качественно пользоваться ниткой с иглой. Уилсон максимально близко подошел к трону и занес руки над головой для мощного удара, по его представлениям способного заставить теней сдаться. Нет, господин ученый, вам никто не разрешал играть по собственным правилам. Когда копье отделяли от цели всего несколько сантиметров, буквально из воздуха появилась молния с характерным грохочущим звуком и превратила некогда грозное орудие в крохотную горсть пепла, который в ту же секунду развеял внезапный порыв ветра. Уилсон с испугу отскочил от трона, пораженно смотря сначала на смутное подобие потолка, где бесследно исчез конец столь внезапной и чертовски яркой вспышки, а затем на руки. Максвелл вспомнил, что у него была похожая реакция, только хрупкое копье заменял внушающий страх темный меч, состоящий из чистого безумия. — Невероятно… Максвелл не стал комментировать ошеломленный шепот, вовремя прикусив язык, пока с него не сорвалось очередная колкая фраза. Уилсон так же в полном молчании вернулся к источнику тепла и сел, скрестив ноги подобно йогу. Еда давно успела хорошо прожариться, истончая изумительный, вызывающий слюни аромат. Хиггсбери выудил из рюкзака мягкую солому и, используя ее в качестве своеобразной тарелки, аккуратно положил сверху ветки с нацеженными на них подкоптившимися кусками. После проделанных действий он с долей сомнения и неуверенности взглянул на Максвелла, получив в ответ отрицательный кивок. Блюдо так и не дождалось своей участи утолить чей-то голод: Уилсон брезгливо отодвинул его от себя, тем самым вызвав удивление со стороны Максвелла. Демон не спускал с полюбившейся игрушки внимательный глаз, но тот продолжал сидеть неподвижно, словно застывшая скульптура. Пусть Максвелл и знал Хиггсбери вдоль и поперек, но решил не пренебрегать предоставившейся возможностью рассмотреть знакомые детали заново и на сей раз с достаточно близкого расстояния. Максвелл тщетно гадал, чем же ему так понравился этот ученный. То ли притягивающей всеобщее внимание, будто самый сильный магнит, внешностью (одна только прическа, бросающая вызов большинству законов физики, оставляла незабываемое впечатление), то ли своеобразным, но отнюдь не отталкивающим характером. Хотя разницы не существовало: оба пункта вели к одинаковому результату, что в полной мере устраивало бывшего фокусника. Наконец Уилсон заметил на себе чужой, до неприличия пристальный взгляд и ответил той же монетой, добавив слегка вопросительный тон. Они смотрели друг на друга достаточно долго: Максвелл из-за чистого, пока ни чем не подкреплённого интереса, в то время, как Хиггсбери двигало любопытство. Он будто пытался, всматриваясь в полуприкрытые, но довольные глаза, словно через микроскоп найти остатки хоть чего-то хорошего в насквозь прогнившей душе, рассчитать, на сколько она глубока и понять мотивы, подтолкнувшие к столь ужасным поступкам. Только после тщательного анализа и обдумывания можно решить, что делать дальше. Либо поместить ключ на его законное место в самый центр механизма, либо уйти прочь с целью поискать отравленных грибов с характерной предупреждающей окраской за неимением альтернативного выхода. Отважная Игрушка, борющаяся за жизнь всеми доступными, порой абсурдными средствами и Кукольник, который не в силах сойти с доски в затянувшейся партии. Что же, похоже, выбор очевиден, господин учёный. Даже если он кажется чистым безумием. Уилсон поднялся на ноги, но уже менее охотно, чем в прошлый раз, и взял ключ, крепко сжав его в руке. — Хиггсбери? — Максвелл с удивлением поддался вперёд. — Что вы делаете? Я же сообщил вам о последствиях. Уилсон так и замер на месте, впервые услышав истинные, неприкрытые ни чем эмоции, а именно — волнение. С каких пор Максвелл начал проявлять беспокойство, до этого не морщась и с ледяным спокойствием наблюдая за многочисленными мучениями своих жертв? С каких пор Уилсон сам решил позаботиться о демоне, а не бросить на произвол судьбы? Да, кажется, они оба окончательно сошли с ума. Рогатые кролики, живые брёвна с самыми несчастными на свете глазами, странная субстанция, вызывающая ужасающие галлюцинации по-круче всяких известных наркотиков и то подчинялись хоть какой-то логике, подкреплённой экспериментами и иногда непонятной информацией в научных книжках от неизвестных авторов. Они стали куда привычнее, чем-то, что происходило прямо сейчас. — Вы не понимаете, что значит стать королём, совершенно не имеющим власти и каждый день проводить под присмотром на этом жутком троне, — Максвелл не оставлял попыток достучаться до учёного, успевшего намертво запасть в душу. — Хм, оказывается, вы совсем не такой, как я думал, — как в беспамятстве вдруг заговорил Уилсон, отстранённо разглядывая довольно тяжёлый, с удивительно удобной рукояткой ключ. — Однако, впечатление изрядно подпортили ваше грандиозное появление и раскиданные по острову статуи. — Хи… — попытался прервать его Максвелл, но тот, не обратив внимание на жалкую попытку, продолжал, будто внутри включили заранее подготовленную и обработанную до каждой мелочи речь, которую всё откладывали для подходящего момента. — Я разрушил первую до основания, пока на земле не остались валяться только маленькие кусочки. Колотил со всей силы, не заботясь о скором наступлении ночи. Сначала расправился с головой. В ней и заключалось все веселье, — Уилсон придал голосу слегка приподнятый тон, будто он только вернулся с охоты и теперь гордо рассказывал своему товарищу о внушительной добыче. — Потом очередь дошла до туловища. Не так интересно, но, должен признаться, чувство маленького возмездия не покидало мысли еще очень долго. Ко второй статуе меня не подпустили свиньи. Вы внушили им такое чувство преданности, что даже позавидовать можно. Того же куска мяса и то хватало всего на один день, после чего свиньи делали вид, что меня и не существует. — Он на мгновение прервался, чтобы тут же продолжить снова и не позволить вставить ни одной реплики. — С самого первого дня я понял, что мечтаю поквитаться с вами лично. А теперь… мои руки отказываются что-либо делать. Кроме как вставить эту несчастную железяку вон туда. — Уилсон коротким кивком указал на платформу, — даже не знаю, почему. Неужели вы успели наложить на меня специальное заклинания, и я теперь не осознаю собственных действий? По завершению короткого монолога учёный отстранено посмотрел на Максвелла, стараясь вернуться в реальность и откинуть внезапно наплывшие воспоминания. — Хиггсбери, не несите чушь, вы же ученый в конце концов, — не выдержал подобных откровений Максвелл. Про себя он уже в тысячный раз проклял теневые веревки. Безумно хотелось сорвать их и как следует настучать по голове этому идиоту, которой в некоторых ситуациях вел себя по-настоящему глупо. Причем данная глупость никак не вязалась с непревзойденным умом, а потому придавала готовому образу непростительную нелепость. — Не делайте этого, прошу. — Почему? — по-детски спросил Уилсон, желая прямо сейчас получить вразумительный ответ на давно мучающий его вопрос. — Я… не переживу, если вас постигнет подобная участь, — слова давались с большим трудом, — Вы и так сполна настрадались по моей прихоти. И теперь, когда я наконец понимаю, что это целиком и полностью моя вина, мне становится ужасно стыдно. Я и не представлял, что совесть может быть настолько настырной. Уилсон внимал каждой новой фразе, и пока сердце, будто в припадке, отчаянно билось о грудную клетку, внешне ученый оставался пугающе холодным. Он, как ни старался, не мог поверить в происходящее. Если бы Уилсону когда-нибудь сказали, что у демона есть душа, он бы не поверил. Если бы ему сказали, что он может в него влюбиться, Уилсон рассмеялся бы собеседнику в лицо. Кто же знал, что ученым тоже свойственно ошибаться. — Пожалуйста, Хиггсбери, не заставляйте страдать меня еще сильнее. — Если я не сделаю этого, то буду страдать сам. Простите, но на сей раз решать придется не вам. Эгоистично, грубо, но по-другому прощаться не хотелось. В противном случае он бы никогда не решился на столь необдуманный, но одновременно самый отважный шаг из всех возможных. В один миг преодолев расстояние, отделяющие его от цели, Уилсон занес руку над платформой. — Хиггсбери, пожалуйста! Останьтесь здесь со мной! Вы не понимайте. Я… — Максвелл отчаянно дернулся, но руки будто удерживали тиски. Оставшиеся несказанными слова заглушила белая вспышка, по силе не сравнимая даже с сотней прожекторов. От безысходности хотелось кричать, надрывая связки до полной потери голоса. Но признание будто застряло на пути к горлу, так и не долетев до заветной цели. Последнее, что почувствовал Максвелл перед погружением в непроглядную темноту стало почти невесомое, призрачное прикосновение к губам. — Найдите выход из этого ада. Ради меня. И в то же мгновение окружающий мир утонул в всепоглощающей тишине.