Его маленькая богиня

До первого дня игр оставались всего сутки. Вся школа только и говорила о том, как важно показать академии, что они больше не те неудачники, какими были раньше; все только и мечтали увидеть, как надменность и гордость сползет с лиц учеников, каких они ещё даже не видели. Имлериту тоже полагалось задуматься конкретно о соревнованиях, провести несколько общих тренировок или выступить перед командой как капитан, однако он уже несколько дней думал далеко не об этом. С тех пор, как состоялся их с Сироной неоднозначный разговор в спортивном зале, его младшую сестру словно подменили — она избегала его, пряталась от него как дома, так и на территории школы, предпочитала только желать доброго утра и дергаться каждый раз, как их пути случайно или по милости Имлерита пересекались. Всегда теплые и дружеские отношения брата и сестры в последние дни превратились в полное их отсутствие, и это заставляло его переживать. Несмотря на свои чувства и ощущения, меньше всего Имлериту хотелось потерять их отношения вовсе: именно потому он никогда и ни о чем не говорил ей прямо; именно потому он даже не пытался. Не пытался вплоть до того разговора. «Нужно всего лишь довести его до конца, — подумалось ему, когда он прикрыл за собой дверь в душ. — Хотя бы раз довести его до конца и понять, действительно ли она чувствует то же, что и я» Теперь, как казалось, было уже нечего терять — Сирона и так начала избегать его, и то, что она будет знать о том, что творится в его голове на самом деле либо изменит всё к лучшему, либо не изменит ситуацию вовсе. Устало прижимаясь к стенке душа, не сняв одежду и не включив воду, Имлерит бросил задумчивый взгляд на дверь. Обычного спортивного мандража не чувствовалось, не ощущалось даже обычной нервозности или агрессии, преследовавшей его чаще, чем было нужно — весь его мир в один момент сошелся на младшей сестре, пусть и в самых разных смыслах. Он переживал за неё, любил её, оберегал её, хотел её. Последняя мысль всегда была сильнее всего остального. Она всплывала в сознании каждый раз, когда он сталкивался с Сироной, выходящей из своей комнаты или из душа; постоянно преследовала его ночами и не давала покоя тогда, когда она приходила к нему в одной только короткой пижаме. У него не было никакого желания снова встречаться с другими девушками лишь для того, чтобы заменить ими любимую сестру, но и избавиться от сексуального желания тоже не представлялось возможным. Он хотел её, временами — безумно, но не мог позволить себе даже просто коснуться её иначе, чем следовало бы прикасаться к сестре. И сколько бы он ни старался сдерживать свои извращенные порывы, в конце концов это превратилось в самый настоящий фетишизм. Её вещи, так или иначе находившиеся в доме, становились его единственным успокоением: одежда, пахнущая её духами и телом; расческа, на которой оставались её длинные светлые волосы, или даже зубная щетка. Они стали для него предметами, хоть в какой-то мере заменявшими ему сестру. Теперь, когда у него не было даже полноценной возможности смотреть на неё, это стало ещё более актуальным. Единственным, что можно было найти в ванной комнате оказалась её футболка, которую девушка чаще всего носила на школьные баскетбольные матчи. Черная и короткая, с яркой белой «V» на лицевой стороне, она и в самом деле пахла её духами — едва уловимым ароматом лаванды и чего-то сладкого, что Имлерит никак не мог разобрать. И была такой же мягкой, какой могла бы быть её кожа, если бы ему хоть раз довелось её коснуться... Имлерит не заметил, как это обернулось тем же, во что превращалось обычно. Его взгляд, только недавно обращенный к светлой двери ванной, затуманился и уткнулся в уже несколько секунд прикрытые веки; руки, сжимающие ткань, опустились ниже, позволяя ему ощутить хоть какое-то прикосновение к себе. Это каждый раз заканчивалось одинаково: он думал о ней, касался её вещей, а после удовлетворял свои фантазии с их же помощью. Выдыхая тяжелее, чем обычно, он активнее и чаще стимулировал свой член рукой, всё ещё сжимающей футболку. Он мог представлять её, почти ощущать её рядом и говорить себе, что это может быть её рукой; он мог боготворить её и шептать её имя каждый раз, когда был близок к оргазму. Он мог, но сегодня всё складывалось иначе. Приглушенный скрип двери и громко щелкнувшая ручка заставили Имлерита открыть глаза. В первые несколько секунд, когда их с сестрой взгляды встретились он даже не осознавал, в какой ситуации она его застала: частично обнаженным и растрепанным, всё ещё удерживающим её же футболку у себя между ног. — Ох... — это было единственным звуком, какой позволила себе Сирона. С расширившимися от удивления глазами, красная от корней волос до кончиков ногтей, девушка медленно опустила взгляд намного ниже его глаз и прикрыла рот рукой, чтобы не сказать что-либо ещё. Он видел, как тонкая струйка крови медленно прокатилась по её коже к губам и скрылась где-то под длинными изящными пальцами. — Я... я лучше... л-лучше пойду, — кое-как собравшись, она развернулась и вылетела из ванной, громко хлопнув дверью — так, что некоторые полки в помещении опасно затряслись. Ей ещё ни разу не приходилось чувствовать себя такой возбужденной, а её брат никогда не чувствовал себя так глупо. Из всех ситуаций, в каких он мог бы столкнуться с Сироной, эта была самой абсурдной и постыдной — такой, какая могла бы напугать её ещё сильнее. Но ей понравилось. Он видел, что ей понравилось.

***

Вся школа волновалась перед предстоящей игрой. С тех пор, как у них получилось одержать победу над академией Времени, многие ученики старшей школы Пустоты ждали новых свершений как от самих себя, так и от своих товарищей, и сегодняшний баскетбольный матч — финал городского чемпионата — не был исключением. Если сегодня им удастся победить, то следующими будут штатные соревнования, а это уже совсем иной уровень, на какой могла бы выйти их школа. Переживания ощущались даже среди некоторых преподавателей, позволивших ученикам покинуть занятия раньше и отправиться в зал, чтобы посмотреть на матч. Но так повезло лишь некоторым, а тем, кто сегодня столкнулся с уроками, что проводила сама директор, пришлось сидеть до самого конца и немного больше. Пробегая коридор за коридором, едва не спотыкаясь о собственные ноги, Сирона как могла торопилась в зал, чтобы успеть не только занять своё место, но и пожелать брату удачи. Мало того, что этот матч был одним из самых ответственных событий в его жизни, как капитана, сегодня был ещё и его день рождения, в который совсем не хотелось оставлять его одного. — Извини, пожалуйста, — из раза в раз повторяла она, сталкиваясь с учениками, не увлеченными спортом и спешившими в обратную сторону, и смущенно жмурилась, подвергая себя ещё большему риску с чем-то столкнуться. Однако несколько десятков извинений, скользящие по гладкому полу кеды и множество препятствий не сумели удержать её от появления как раз в нужный момент. Тогда, когда Сирона влетела в зал, её брат стоял в левом его углу, о чем-то беседуя со своей командой. Наверняка это была стратегия или простое напутствие, и девушка не придала этому особого значения, потратив большую часть сил на то, чтобы подойти к ним и не почувствовать себя до глубины души смущенной — она знала, что волнение и стеснение могут заставить её заикаться. — У... удачи, — с ходу выпалила Сирона и слегка покраснела, заставляя себя смотреть исключительно на брата. — Мне не нужна удача, — вполне серьёзно произнёс Имлерит, но уже через секунду улыбнулся, ласково потрепав сестру по волосам. — Тебя вполне достаточно. Этот жест не выглядел любовным для тех, кто ничего о них не знал, однако это не помешало девушке густо покраснеть, нервно кивнуть и убежать в сторону зрительного зала. Её выдержки хватило лишь на одно единственное слово и всё, что она могла теперь — смотреть и искренне желать команде своего брата победы, которой они, несомненно, заслуживали после всех их долгих и изнурительных тренировок. За последние годы Сирона видела очень много баскетбольных матчей, в которых Имлерит так или иначе принимал участие, — девушка появлялась на его тренировках, посещала его игры и как-то даже видела часть настоящих соревнований — но сегодняшний матч оказался самым жестким из тех, с какими ей приходилось сталкиваться. Игроки обеих команд стремились к победе, не гнушаясь грубыми и граничащими с нарушениями приемами: подсечками, ударами, откровенным вышибанием другого игрока мячом. Прикладывая ладонь ко рту и наблюдая за тем, как выпутываются из подобного её школьные товарищи, Сирона надеялась, что с ними всё будет в порядке. Капитан команды соперника был среди своих игроков самым низким и легко перемещался по полю, оставаясь практически незаметным. И один из нападающих старшей школы Пустоты, судя по всему, был наслышан о навыках этого человека — он пресекал его попытки обойти других снова и снова, и временами играл лишь на то, чтобы не дать капитану перемещаться, хотя мог в это время вести мяч или играть в нападении, как это обычно бывало. Но в нападении сейчас и без того было жарко: лишенный своего напарника и противопоставленный сразу двум защитникам соперника, Имлерит вынужден был не только нападать, но и отбиваться. Конечно, его рост, способный поспорить с ростом любого на поле, давал ему определенное преимущество, однако против чужой грубой игры этого было недостаточно. Из всех возможностей, что предоставлялись ему за время матча, было использовано всего три, и этого было мало. Отрыв в счете был минимальным, когда игра наконец-то закончилась. Вся их школа, казалось, разразилась громким и радостным воплем, утопившим весь зал, а Сирона лишь вздохнула с облегчением и медленно прикрыла глаза. Вся эта суета и суматоха, это нервное напряжение и огромное количество людей утомляли её. Все они постепенно уходили, бросали поздравления в сторону игроков, скрывавшихся в раздевалке, а присутствовавшие на игре тренеры и преподаватели решали какие-то организаторские вопросы. Она и сама могла бы сейчас уйти, но сегодня ей хотелось дождаться брата. Время шло и вскоре в зале не осталось никого, кроме самой Сироны — команда другой школы ушла вместе со своим тренером, преподаватели разошлись, а их собственный тренер, сказав что-то своим подопечным, ушел тоже; следом за ним разошлись и игроки. Не было только Имлерита, всё ещё скрывавшегося где-то в раздевалке. Она ждала, ждала и снова ждала, пока любопытство и желание увидеть брата не пересилили нерешительность и не заставили её сунуться в мужскую раздевалку. На первый взгляд там никого не было, чье-то присутствие выдавал только шум воды со стороны душа. На минуту присев на одну из длинных скамеек, стоявших в помещении, Сирона задумалась. Как-то раз она уже столкнулась со своим братом в душе и это закончилось неловкостью для них обоих, но сейчас многое изменилось и у неё, наверное, было право заглянуть к нему и спросить, всё ли в порядке. «Это глупый вопрос», — отругала она сама себя, тряхнув головой, но с места всё-таки поднялась. Краснея, стесняясь и даже заранее прикрывая глаза, девушка потратила несколько минут, в нерешительности стоя перед дверью и опасаясь повернуть ручку. Она смущалась, но любопытство и отчаянно скрываемое внутри желание посмотреть оказывались сильнее. В конце концов, глубоко вздохнув, ей удалось надавить на дверную ручку и обнаружить, что дверь и в самом деле не заперта. Сирона говорила себе, что стесняется и стеснялась на самом деле, но сейчас, глядя на своего полностью обнаженного брата, стоявшего под струями воды, она не закрывала глаз. Краснела, чувствовала, как из её левой ноздри снова идёт кровь, стекая к приоткрытым то ли от удивления, то ли из-за силы впечатлений губам, но глаз не закрывала, наблюдая за ним и не замечая, что и он тоже уже несколько секунд как открыл устало прикрытые глаза и взглянул на неё. — Соскучилась? — Имлерит ухмыльнулся, глядя на свою сестру и её внутреннюю борьбу со своим страхом, застенчивостью и желаниями. — Так сильно, что решила составить мне компанию? Мысли в голове девушки медленно складывались в более или менее правильную логическую цепочку: она действительно соскучилась, впервые на собственной памяти справилась с нерешительностью и стеснением, когда зашла сюда, и ей было по-настоящему приятно на него смотреть. Она к этому не привыкла, она стеснялась, но считала своего брата красивым и четко осознавала, какие желания это у неё вызывает. А то, что сегодня в его жизни был по-настоящему важный день, заставило её принять окончательное решение. Сирона так и не ответила на поставленный вопрос вслух и просто сделала несколько шагов вперед, оказываясь гораздо ближе к сегодняшнему имениннику и герою и позволяя себе и своей одежде намокнуть под давлением тёплой воды. У неё хватило сил на подобное, хватило сил на то, чтобы поднять на него уверенный взгляд, но не хватило на то, чтобы продолжить. Имлерит продолжил сам, подхватывая свою сестру на руки и крепко прижимая к себе, чтобы уже в следующую секунду поцеловать, не обращая внимания на мешающую, забивающуюся в рот воду. Его прикосновения оказывались гораздо лучше любых взглядов, а поцелуи стоили всего времени, что она провела в ожидании, и этому не мешал даже факт того, что за сегодняшний день её брат очень устал. Он целовал её с прежним запалом, изредка прикусывая её нижнюю губу и прижимал её к стенке душа с той же силой, что и всегда. Несмотря на усталость, Имлерит не мог сказать себе «нет», когда его любимая сестра сама сделала шаг ему навстречу. Она была такой миниатюрной, хрупкой и красивой — именно такой, какой он видел её каждую ночь в собственных снах. Его маленькой богиней, позволившей смертному прикоснуться к её невинному телу; позволившей ему вдыхать её аромат и чувствовать, как мелко она дрожит, как неуверенно двигаются её губы. Такая маленькая, но такая сексуальная... Его. Только его любимая Сирона. В мокрой одежде, должно быть, было не совсем комфортно, а то, как она облегала её ещё не сформированную окончательно, но уже привлекательную точеную фигуру, лишь становилось новой причиной её снять. Первым предметом, упавшим на мокрый пол душевой, стала черная короткая футболка Сироны, в которой она каждый раз приходила на матчи. Этот предмет гардероба по-настоящему нравился Имлериту, но сегодня — сейчас — без него было гораздо лучше. Он позволил себе открыть глаза и сквозь тонкую пелену желания, затянувшую его сознание, заметил, как переливаются капли воды на её молочно-белой коже. Бледная, худая Сирона никогда не могла похвастаться привлекательностью фигуры в общепринятом смысле, но Имлерит, глядя на неё, думал, что никогда не видел ничего красивее. Он сам начинал дрожать от возбуждения, очерчивая взглядом едва заметные ореолы её сосков, наблюдая за тем как они набухают и твердеют от возбуждения. Когда его маленькая Сирона стала такой взрослой? Это он испортил её, допустив эту противоречивую связь между ними? Сирона вздрогнула и шумно выдохнула, когда почувствовала, как губы брата, лишь несколько секунд назад приподнявшего её ещё выше, сомкнулись на её левой груди. Прикосновения такого рода заставляли девушку подрагивать и судорожно хвататься руками за плечи, вынуждали обхватывать ногами его торс и слегка изгибаться в спине. Это было настолько приятно, что в какой-то момент она забыла даже о маячившем на границе сознания страхе, придавая куда большее значение возбуждающему покалыванию по всему телу и тяжести в нижней части живота. Имлерит делал с ней невообразимые вещи, — такие, какие не приходили к ней даже во снах, — заставлял её сгорать от нетерпения и метаться в его руках, словно она не могла найти себе места. Её короткие ногти царапали его спину и он чувствовал, насколько сложно становилось быть сдержанным и нежным по отношению к сестре. Ничем не ограниченные, оставшиеся в опустевшей школе, они могли позволить себе всё, что угодно, если Сирона не будет бояться, и эта свобода давила на сознание Имлерита, делая его куда более напористым, чем стоило бы. Он оставлял новые багровые следы своих нетерпеливых поцелуев на её шее, ключицах и даже груди, с силой прижимал её к стене и позволил себе ласково, но ощутимо прикусить один из её сосков, сорвав с её губ первый едва слышный стон. Этот голос, её охрипший и приглушенный голос; этот бархатистый тон, какого он никогда от неё не слышал — это сводило его с ума, заставляло его рычать и бояться, что он, растеряв все остатки самообладания, сделает больно своей маленькой богине. — Скажи мне... — Д-да, — впервые именно Сирона не дала договорить Имлериту, а не наоборот. Её голос казался сбивчивым, а потяжелевшее дыхание делало его ещё более приглушенным, чем обычно, но она была вполне уверена в своих словах. — Я хочу быть с тобой сегодня. Хочу... хочу быть частью тебя. Т-тебе не обязательно останавливаться. Она знала, что именно гложет её брата и понимала, что может стать для него препятствием, она чувствовала, что хочет побороть свой глупый страх ради него. И ради себя — она ведь хотела этого ничуть не меньше, извиваясь в его руках и прижимаясь к нему в тот момент, когда он наконец-то опустил её на пол. Она чувствовала и видела, как его возбужденный член упирается в неё чуть выше живота. Гораздо более крупный, чем ей когда-то запомнилось, потемневший от прилившей к нему крови и едва заметно пульсирующий, покрытый набухшими венами, он её пугал. Разве мог бы он в неё поместиться? С осторожностью она коснулась его рукой, почувствовав, как Имлерит тут же вздрогнул всем телом, перехватив её запястье своей рукой. — Не сейчас, — шепнул он ей на ухо и расстегнул застежку на её брюках, дернув их вниз вместе с нижним бельем. Впервые оставшись перед ним полностью обнаженной, Сирона вновь ощутила прилив неуверенности и стеснения. Она не знала, была ли для брата достаточно красивой и, вопреки логике, попыталась хоть как-то прикрыться, отводя взгляд и снова краснея. Ещё не сформировавшаяся, щуплая и далекая от идеалов красоты, с острыми плечами и узкими бедрами, Сирона считала себя недостаточно привлекательной, считала себя недостойной такого человека, как её брат. Но он не обращал на её поведение никакого внимания. Сестра была для него самой красивой девушкой из тех, что он когда-либо встречал, и он шепотом напоминал ей об этом буквально каждую секунду, касаясь руками её разгоряченного тела, позволяя ей ощутить силу подобных слов на себе. Он чувствовал, как дрожала его Сирона, когда он наклонялся к ней, чтобы в очередной раз поцеловать и ощущал, как крепко она сжала ноги, когда его пальцы коснулись её лобка. Она решилась быть к нему ближе и хотела этого, — он сам это видел — но всё ещё не могла дать себе свободу: стеснялась, боялась, не хотела ударить в грязь лицом. Нет, его маленькая Сирона пока ещё не была взрослой. Всё такая же по-детски наивная, она оставалась юной девочкой, и Имлерита это лишь сильнее заводило. Только его маленькая девочка, только его — он ждал её эти долгие пять лет, чтобы сейчас наконец получить возможность её любить. И он покажет ей, насколько сильна эта любовь. — Расслабься, Сирона, — он шептал ей прямо в губы, лаская руками её бедра, — я не хочу делать тебе больно. И Сирона почти расслабилась — вновь дрогнула, когда рука брата оказалась у неё между ног и шумно вздохнула, когда он пальцами погладил её половые губы. Застыв на месте, она позволяла себе только дышать и впиваться короткими ногтями в его спину, а он продолжал, касаясь клитора, надавливая на него и заставляя сестру сдавленно скулить от удовольствия и осознания происходящего. Ей действительно хотелось подарить ему себя в этот день, и один лишь страх боли давил на девушку, вынуждая нервничать. Нервничать и непроизвольно расставлять ноги шире, позволяя Имлериту продолжить и проникнуть в неё пальцем: показать, какими могут оказаться её новые ощущения. Ему нравилась её дрожь. Нетерпеливо и часто дыша, он медленно двигал своей рукой, позволяя сестре привыкнуть к новым ощущениям, и спустя некоторое время добавил к первому пальцу второй, а потом и третий, прислушиваясь к тому, как она стонет. Совсем ещё неопытная, узкая, она не сумела бы так просто принять его в себя, как бы ей этого ни хотелось. Её тело дрожало, как осиновый лист, но ей это определенно нравилось — Сирона прижималась к стене и прогибалась в спине, звучно выдыхая через рот, а Имлерит ловил каждый её выдох, с трудом сдерживаясь от желания взять её прямо сейчас. Она не была готова, он должен был терпеть. Продолжая, он разыскивал для себя любую возможность отвлечься и помочь девушке одновременно: мысли о ней лишь усугубляли желание, а думать о чём-то другом он не мог. Что он мог сделать с собой? С ней? Она была настолько прекрасна... Её соки стекали по его длинным пальцам вместе с водой и этой естественной смазки уже могло бы хватить для того, чтобы его маленькая и такая сексуальная, медленно сводящая его с ума, сестра не испытала максимально сильной боли — Имлерит не был уверен лишь в том, сможет ли она с этим справиться. — Зачем? — она резко открыла глаза, когда её брат остановился и потянулся к ближайшей стеклянной полке, а после обнял её, вновь поднимая на руки и прижимая к холодной стене душевой. — П-Почему ты перестал? Сирона видела, как он ухмыльнулся вместо словесного ответа на её откровенно глупый вопрос, и уже в следующую секунду поняла, почему её брат поступил именно так. Первый рывок, вслед за которым Имлерит остановился, с трудом сдерживая себя и тяжело, горячо выдыхая ей в шею, оказался для неё жутко болезненным, заставил сдавленно вскрикнуть. Ощущение чего-то настолько большого внутри давило на неё, а режущее, неприятное жжение вынуждало её метаться в объятиях брата, ещё глубже впиваясь в его бледную кожу ногтями, до крови прикусывая губу. Ей было больно, настолько больно, что в какой-то момент ей хотелось попросить его остановиться — тогда, когда страх и эгоистичное желание никогда больше не чувствовать боли едва не пересилили в ней здравый смысл. — Потерпи... — его сбивчивый шепот срывался на хрип, когда он пытался успокоить свою маленькую Сирону. — Совсем немного. Она знала, что это временное явление и чувствовала, как сильно это нужно Имлериту. Секунду назад она сама этого хотела и готова была сделать всё, что угодно, чтобы он продолжил, а сейчас она должна была терпеть, чтобы её брат смог получить свою часть удовольствия от этого процесса. Это было больно почти что до вспышек в глазах, но ей гораздо сильнее хотелось быть к нему ближе. Быть только его, его женщиной — настолько, насколько позволял ей возраст. И неважно, как много боли ради этого придётся вытерпеть. Он стоил любых испытаний. У Имлерита не было сил сдерживать себя дольше этой пары минут. Шумно выдохнув, сдавленно зарычав, он позволил себе несколько медленных и почти плавных движений, закусывая губу от несоответствия темпа и собственных желаний. Он знал, что Сироне сейчас очень и очень больно и понимал, что резкие, рваные и быстрые рывки, какие ему хотелось совершать, станут для неё пыткой — пыткой куда худшей, чем эти размеренные движения были для него. Но разве он мог держаться, когда она была так близко? Его прекрасная, уже не такая невинная Сирона таяла в его руках, судорожно дышала и дрожала всем телом. Он чувствовал, какой узкой и горячей она была и забывал, где находится. Она сводила его с ума, отключала его связь с реальным миром, а этот запах, этот вездесущий запах её тела — аромат лаванды, смешанный с чем-то сладким — заставлял его невольно сжимать её бедра сильнее, оставлять на них яркие красные следы, что вскоре станут синяками. Он двигался медленно, ускоряясь лишь постепенно, но в конце концов и это стало проблемой. Её бледная шея, ключицы, её маленькие аккуратные груди — все они были усыпаны засосами, метками его любви и её к нему принадлежности. Его маленькая богиня, с ней он просто не мог держать себя в руках. Не теперь. Ему так хотелось, чтобы она стонала громче. Вода, всё ещё теплая, уже не ощущалась ни братом, ни сестрой. Они потерялись в собственных ощущениях и забыли о том, что вокруг существовало что-то, помимо них двоих. Сирона, стонами и крепкими объятиями отвлекавшаяся от боли, забылась и не могла осознать даже того, чувствует ли она что-то ещё — то же приятное покалывание, что преследовало её до сих пор или это странное тянущее чувство, заглушаемое болью и вместе с ней становившееся сильнее, когда её любовник ускорялся. Имлерит же не мог соображать по той лишь причине, что возбуждение полностью затопило его рассудок — он забыл обо всем, кроме сестры, имя которой постоянно хрипло шептал ей на ухо, и крепко, до синяков сжимал руками её бедра, сорвавшись на быстрые и рваные толчки. Им понадобилось ещё несколько минут, чтобы мир вновь обрел свои краски после того, как всё закончилось последним резким рывком, хриплым приглушенным стоном. Девушка не могла почувствовать себя удовлетворенной физически в свой самый первый раз, но она ощущала что-то совершенно иное, чувствуя, как брат зажимает её между собой и стеной из последних сил. Три года храня в себе эти чувства, Сирона наконец-то была тем, кем хотела быть — частью Имлерита, его непрямым продолжением, его маленькой женщиной. Она уже привыкла к боли и улыбалась, всё ещё чувствуя его внутри. У него не было возможности сделать что-то ещё после всего, что случилось сегодня, но ей и не хотелось, чтобы он делал. — Я люблю тебя, — тихо произнесла Сирона, когда они оба уже сидели на полу, а у Имлерита наконец-то дошли руки до того, чтобы выключить воду. Устало улыбаясь, он поднял сестру на руки, но на этот раз с куда более целомудренной целью. Он донес её до раздевалки и аккуратно усадил на скамью, заботливо вытирая её длинные волосы полотенцем. Её одежда тоже промокла и теперь, чтобы добраться до её шкафчика в коридоре ей нужна была другая — этой «другой» оказалась форменная майка брата, смотревшаяся на ней, словно длинное бесформенное платье. Сейчас, когда вызванная возбуждением уверенность спала, Сирона снова краснела, глядя на то, как Имлерит расхаживает по раздевалке сначала без одежды вовсе, а потом в одних форменных шортах. Он легко мог одеться сразу, ведь его одежде не нужно было сохнуть, но предпочел то ли проявить солидарность, то ли даже подобным способом показать сестре, что теперь они связаны — родственными, любовными и даже форменными узами. Это было одним из самых важных и лучших дней в его жизни, и ему было жаль, что они могут позволить себе подобное только в пустой школе. Он хотел видеть счастливую и смущенную улыбку Сироны постоянно, хотел защищать её от будущих возможных нападок окружающих в сторону её испортившейся на несколько ближайших дней походки, хотел быть с ней рядом чаще, чем несколько раз в неделю при условии их проживания в одном доме. Он хотел этого и готов был за это бороться. Он готов был сделать всё ради своей маленькой богини.