Жемчужный перстень

Из дневника Марины: «Жизнь, которая даётся человеку, — его личная история. Странно, но я почему-то не чувствую себя главным героем собственной жизни. Эта история не про меня. Почему? Всё просто — по законам жанра главный герой должен пройти через огонь и воду, бросаться из крайности в крайность, познать любовь, ненависть, отчаяние, пережить потерю, столкнуться с предательством, оказаться во мраке и найти дорогу к свету. Мне же, кажется, навсегда уготована участь оставаться в роли наблюдателя чужой драмы. Возможно, кто-то скажет, что всё это чушь и жизнь на самом деле у каждого скучна и неинтересна. И трижды окажется неправ! Ведь так, Алиса?..» *** Марина подошла к краю обрыва. Море притягивало взгляд. Как ни крути, оно было главным в ансамбле скал, камней, неба и прилегающего пляжа. Даже в безветрие оно казалось живым, его спокойствие не скрывало таящейся в нём силы. Оно словно дремало, убаюканное прохладой весеннего вечера, готовое, между тем, проснуться в любой момент. Одной из особенностей, которая безмерно восхищала Марину в море, было то, что его невозможно не заметить. — Ну что, идём дальше? — Голос Кирилла выдернул из собственных мыслей. Марина обернулась. — Нам обязательно спускаться? По-моему, и здесь неплохо. — Ты прямо как Алиса. — Кирилл одарил её чуть насмешливым взглядом. — Я знаю одно классное место, пошли. Прежде чем двинуться с места, Марина постояла ещё немного и, глядя ему в спину, тихо произнесла: — Неправда. Я совсем не как она. Спуск занял несколько минут. Когда они оказались внизу, Кирилл повел её в сторону дикой части пляжа, состоящей из узкой полосы камней, которые разделяли прибрежные скалы и море. Марина больше не пыталась спорить или вносить свои предложения: всё же она сама навязалась на эту прогулку, а Кирилл определённо знал, куда идти. Он ещё с детства изучил все окрестные пляжи и мог бы найти дорогу к своим любимым местам даже с закрытыми глазами. Марина и сама любила море, но её любовь не шла ни в какое сравнение с тем, какое место море занимало в жизни Кирилла. Передвигаться по камням оказалось непростой задачей. Ноги то и дело норовили соскользнуть, поэтому, когда Кирилл протянул ей свою руку, Марина с благодарностью за неё ухватилась. Следовать за ним, чувствующим каждый свой шаг, было удивительно легко. Здесь Кирилл находился словно в своей стихии, и эта уверенность передалась и Марине. Она больше не боялась оступиться. Наконец они добрались до широкого плоского камня, со всех сторон омываемого морем. Кирилл спустил с плеча рюкзак, достал оттуда небольшой плед и расстелил его. За пледом из рюкзака были извлечены термос, пара бумажных стаканчиков и пакет с пирожками. — Вау, спасибо, а с чем они? — спросила Марина, запуская руку в протянутый ей пакет. — С брынзой и зеленью, кажется. — Кирилл усмехнулся: — Мама не могла допустить, чтобы я пропустил ужин. — Твоя мама чрезвычайно разумная женщина, — с серьёзным видом сказала Марина, — передай ей это вместе с моей благодарностью. — Обязательно. Они ели молча, любуясь красным закатом. Марина радовалась возможности побыть наедине с собой, оставаясь при этом в компании другого человека. Ей нравилась прохлада этого вечера, равно как и сравнительная малолюдность пляжа, который в летние месяцы оккупировался приезжими всех мастей и размеров. Сейчас по берегу прогуливались немногочисленные парочки, чьё присутствие не раздражало, а ощущалось как неотъемлемая часть этого места. Марине вдруг подумалось, что и они с Кириллом со стороны могут походить на такую же парочку, а их дружеские посиделки — на свидание. Мысль показалась настолько нелепой и абсурдной, что она с трудом удержалась от нервного смешка. Парой они, конечно, не могли бы стать по многим причинам, начиная с того, что Кирилл вряд ли заинтересовался бы Мариной в этом свете, и заканчивая тем, что, как она подозревала, у него всё ещё оставались чувства к Алисе. Сестра вообще незримо присутствовала при всех их встречах, разговорах, скрывалась в невысказанных мыслях, и, хотя в реальности она находилась за много километров, в такие моменты Марине чудилось, что она совсем рядом. Может, поэтому её так тянуло проводить время с Кириллом? Остатки глупой привязанности, которые ещё не удалось окончательно выкорчевать. Марина искоса взглянула на Кирилла: он казался таким умиротворённым. Однако она знала, как хлипко может быть чужое спокойствие. Стоит ей только озвучить заранее заготовленную новость — от него не останется и следа. Ей хотелось разделить эту новость с ним, но в то же время велик был соблазн оставить её только себе. — А когда ты впервые захотел стать моряком? — спросила Марина, так и не выбрав, как поступить. — Даже не знаю, — Кирилл наморщил лоб и задумался, — я как будто всегда этого хотел. Точнее, сколько себя помню. Когда дед покупал нам с братом мороженое, водил на пляж и рассказывал про море, я уже тогда знал, что стану моряком. — Значит, рассказы твоего дедушки так повлияли? Почему же Влад тогда пошёл в программисты? Кирилл рассмеялся. — Да ладно тебе, скажешь тоже! Дело, конечно, далеко не только в этом. Как говорит мой дед, море должно быть в крови. И если это так, то от этого уже не уйдёшь, даже если захочешь. — А ты хотел? — Нет, — сказал он и настороженно взглянул на Марину. — А почему ты спрашиваешь? Она чувствовала, что тема ему неприятна, но не могла удержаться от желания копнуть глубже. — Ну, просто скоро конец учебного года, мы все будем поступать куда-то, неужели у тебя нет альтернативных вариантов? — Нет, — коротко и словно подводя черту ответил он и, не дав Марине возможности задать очередной вопрос, поинтересовался сам: — А ты куда поступать собираешься? — В Киев куда-то, — пожала плечами Марина, — возможно, на экономический. На самом деле у них с мамой уже были выбраны вполне конкретные вузы и специальности, но обсуждать их сейчас не хотелось. — Звучит как-то не очень вдохновлённо, — заметил Кирилл. — Да нет, это всё неплохо, просто… — она замялась, не зная, стоит ли идти на откровенность, — просто это нельзя назвать мечтой, я даже не знаю, чего я хочу на самом деле, понимаешь? — Не совсем. Разве тебе в детстве никем не хотелось стать? — Представь себе, никем особенным, — Марина развела руками, — я старалась хорошо учиться, потому что так было надо, и старалась быть правильной, потому что от меня этого ожидали. — Серьёзно? — Кирилл улыбался и смотрел на неё так, будто принял её слова за шутку. — Почему ты улыбаешься? — Она легонько толкнула его в плечо, стараясь скрыть возникшую неловкость. — Считаешь это чем-то странным? — Ты всегда казалась мне такой целеустремлённой и точно знающей, чего хочешь от жизни, — всё с той же улыбкой пояснил Кирилл. — Ну тогда ты плохо меня знаешь. — Марина засмеялась и отвела взгляд, приковав его к тёмно-синей линии горизонта. Солнце скрылось уже как четверть часа назад, а она только заметила это. — Даже если и так, в этом я не виноват, ты очень скрытный человек, Марина. Спорить или развивать эту мысль Марина не стала, и разговор сам собой перетёк в привычное для обоих русло. Пока они так болтали, на небе одна за другой загорались первые звёзды. Они казались едва различимыми на нежной, почти прозрачной синеве неба. Наблюдая, как с каждой минутой оно становится всё темнее и темнее, Марина рассеянно гадала, как скоро им нужно будет уходить с пляжа. Самой же ей хотелось остаться здесь как можно дольше. — Завтра будет шторм, по новостям передавали, — сказал Кирилл, комкая пустой пакет от пирожков и засовывая его в рюкзак вместе с термосом и стаканчиками. — Ты пойдёшь смотреть? — Хотелось бы, но не в этот раз, у Славика же день рождения завтра. Представляешь, семь лет? — О, — только и сказала в ответ Марина. — Да, с сентября в первый класс идёт, самому сложно поверить… — Завтра Алиса приезжает, — на одном выдохе сказала Марина. Она и сама от себя не ожидала, что так резко и бесцеремонно перебьёт его, но иначе бы так и не решилась. Как прыжок в холодную воду, нужно было сделать это быстро, не оставляя времени на сомнения или моральную подготовку. Кирилл ошарашенно замолчал. Некоторое время он не произносил ни слова, видимо, переваривая полученную информацию. По его лицу Марина попыталась отгадать, какие мысли могут кружить в его голове, но быстро отбросила эту идею: догадки в равной степени могли как оказаться правдивыми, так и ложными все до единой. Единственное, в чём она была уверена: он не знал. До этого момента он не знал. — Вот как, — наконец обрёл дар речи Кирилл, медленно поднимаясь на камне. Марина поднялась следом. — Она тебе этого не сказала? — Мы не общаемся с августа, — бесцветно ответил Кирилл, не глядя на неё. — Пойдём, пора возвращаться. Быстрым шагом, переступая с камня на камень, он направился прочь с пляжа. Догнать его удалось только после того, как они ступили на галечный берег. В пару летящих шагов опередив Кирилла, Марина повернулась к нему лицом и остановилась, вынудив того также затормозить. — Что будешь делать? — прямо взглянув Кириллу в глаза, спросила она. Несмотря на то что стемнело уже достаточно, Марине удалось разглядеть ступор и удивление в его взгляде. Возможно, вопрос застал его врасплох и он сам не знал на него ответа. Несколько секунд он смотрел на неё, словно не видя, затем моргнул, отвернулся и, обойдя, уже неспешно двинулся дальше. — А что я могу сделать? — спустя некоторое время сказал Кирилл, когда они шагали по направлению к автобусной остановке. — Не думаю, что она вообще захочет меня видеть. Марина едва удержалась от раздражённого фырканья. — Ты прикидываешься? — Вообще-то нет, — Кирилл нахмурился, — а ты считаешь по-другому? В мыслях она запальчиво ответила ему, что нужно быть круглым дураком, чтобы не понимать: причиной и целью приезда Алисы может быть только он. Что Алиса ни за что не решилась бы вернуться в их город, если бы не была готова увидеть его. И что его непонимание этих простых фактов выглядит либо откровенной насмешкой, либо непроходимой глупостью. В то время как эти слова пламенными молоточками отстукивали у неё в голове, вслух Марина сказала другие: — Алиса приезжает завтра в десять утра. И я практически на сто процентов уверена, что она зайдёт к нам в школу. Кирилл промолчал. Остаток пути они об Алисе больше не заговаривали. *** Марина вошла в прихожую, постаравшись как можно тише закрыть за собой двери. В кухне горел свет, а до слуха долетали голоса родителей. Она позволила себе постоять в темноте и тишине почти минуту, прежде чем скинуть обувь и направиться в кухню. Как бы ни хотелось сейчас ей остаться одной, просто пройти в свою комнату и не показаться родителям она не могла. Уже настроившись на предсказуемую беседу, она едва не толкнула дверь, как что-то вынудило её остановиться в полушаге с протянутой рукой. Отец с матерью спорили на повышенных тонах, и само это обстоятельство было настолько редким на памяти Марины, что она решила прислушаться к их диалогу. — Не надо мои слова воспринимать в штыки. — Голос папы звучал раздражённо и одновременно устало. Он, судя по всему, сидел за столом, в то время как мама ходила из стороны в сторону. — «В штыки»? О чём ты, Дим? Меня просто возмущают твои необоснованные обвинения! — Мама остановилась, звякнула посуда, возможно, она что-то готовила в этот момент. — Я ничем этого не заслужила, и ты не имеешь никакого права предъявлять мне подобные претензии. — Это не претензия, это просьба. И если она кажется тебе непосильной… — Нет-нет, — перебила его мама, — даже не пытайся. Ты чуть ли не прямым текстом обвиняешь меня в бесчувственности и жестокости. — Я этого не говорил! — Папа повысил голос, после чего на несколько секунд повисла напряжённая тишина. — Но, Вера, не думай, что она не чувствует твоего отношения. Она приезжала бы чаще, если бы чувствовала, что ей здесь рады и её ждут. — Ну так и радуйся ей, от меня чего ты хочешь? Тебе напомнить, что когда-то ты поставил меня перед фактом? — Я не мог поступить по-другому. — Столько твёрдости в голосе отца Марине ещё не приходилось слышать. Она затаила дыхание, когда поняла, о ком сейчас идёт речь. — И мне казалось, мы закрыли эту тему. — Да, закрыли, и тогда я уступила тебе. Но при этом я не обещала, что стану ей как мать или что буду любить её. Уж извини за мою откровенность, но она не нравится мне. Этим своим сумасбродством и безответственностью она явно пошла в… — Вера! — …пошла в свою мать, а ты только потакаешь всем её капризам. — Каким ещё капризам? — Частные занятия с репетитором по вокалу, учёба в музыкальном училище, куда ей вздумалось поступать после десятого класса. Ты говоришь, ей не хочется приезжать сюда из-за моего отношения, но, брось, просто в столице ей интереснее. Больше развлечений, меньше контроля — что ещё нужно большинству подростков? Ты тратишь на неё слишком много, а у тебя, между прочим, есть и родная дочь. — Давай без этих манипуляций. И не приплетай сюда Марину, она ничем не обижена. Но Алиса моя племянница, и я не перестану ей помогать. — Да бога ради, помогай, только от меня ничего не требуй! И знаешь, что я тебе скажу? Ты это не из любви и участия делаешь, ты так хочешь избавиться от чувства вины, хотя я тебе сто раз говорила, что ты ни в чём не виноват. — Давай не будем. — Почему нет? Десять лет уже прошло, можно бы уже и поговорить об этом. Если бы твоя сестра была хоть сколько-то ответственным человеком, ничего бы не случилось, и она была бы сейчас жива. — Ты не знала Наташу, и ты не можешь её судить. — Могу и буду, пока её дочь находиться на нашем иждивении. — Достаточно. — Судя по звуку отодвигаемого стула, отец поднялся из-за стола. — Видимо, я зря начал этот разговор. Вот только, пожалуйста, не забывай, что они хорошие подруги, и нашей дочери твоё отношение к Алисе также должно быть неприятно. Марина отошла в глубь коридора на несколько шагов. Она испугалась, что папа может сейчас выйти и застать её, подслушивающей их с мамой спор. Неловкая и нежелательная ситуация. Постояв в темноте коридора ещё несколько секунд и убедившись, что папа пока не собирается покидать кухни, Марина двинулась вперёд, ускоряя шаг, и решительно распахнула дверь. — Я дома, — возвестила она, глядя на застывшие в напряжении лица родителей. Мама помешивала у плиты что-то в большой кастрюле, отец стоял возле окна, скрестив руки на груди, но Марина была готова поклясться, что думали они сейчас об одном: слышала ли она их ссору? Разубеждать их не хотелось. Приняв, как ей казалось, самый непроницаемый вид, она вошла на кухню, прошла мимо молчащих родителей и включила чайник. — Ты чего так поздно? — первой, как всегда, опомнилась мама. — Гуляла с Кириллом, — не поворачиваясь к ней, ответила Марина. — Я же тебе говорила. — Я не думала, что это займёт столько времени. У тебя контрольная по алгебре завтра, надеюсь, ты к ней подготовилась. Марина глубоко вздохнула. Чёртов чайник вскипал слишком долго, несмотря на то, что вода в нём была уже горячей, а ей так хотелось уйти в свою комнату прямо сейчас. — Не беспокойся, я подготовлюсь, — сдержанно ответила ей Марина. — Отнесись, пожалуйста, к этому серьёзнее. Ты же помнишь, что у тебя было за предыдущую. Что-то щёлкнуло внутри, и раздражение вспенилось, устремляясь вверх и переливаясь через край, как в бутылке с газировкой, которую неосмотрительно взболтали. — В чём проблема, ты ведь их составляешь, — она с глуповатой улыбкой повернулась к матери, — просто дай мне ответы и со стопроцентной гарантией у меня будет лучший результат в классе. — Марина! — ахнула мама. — Это шутка, — бесцветно сказала Марина и отвела взгляд. Чайник наконец-то вскипел, и она смогла заняться завариванием чая. — Так, девочки, давайте лучше ужинать, — впервые за то время, как она вошла кухню, заговорил папа, — ваши споры можно отложить на потом. — Спасибо, но я не хочу есть. Меня Кирилл угостил пирожками, так что я лучше пойду в свою комнату. Готовиться к контрольной. — И не дав времени никому возразить, Марина захватила чашку и поспешила покинуть кухню. Не включая в комнате свет, Марина упала на кровать. Внутри всё ещё клокотали остатки злости и раздражения, появлению которых она не могла дать разумного объяснения. В голове смешалось всё: и новость о приезде Алисы, и разговор с Кириллом, и подслушанная ссора родителей. Вычленить из этого запутанного клубка вырванных фраз и обрывочных мыслей что-то конкретное, что выводило её из состояния равновесия, она не могла. Казалось, виной всему было всё и сразу. Скорый приезд Алисы совсем не радовал — в этом признаться было проще всего. Марина ощущала себя легче и спокойнее, когда та находилась за сотни километров. Только в такие моменты удавалось убедить себя, что она может быть цельной личностью, представляющей из себя хотя бы что-то, пусть далеко не совершенное, но своё собственное, а не тенью такой яркой сестры. А ещё где-то в глубине души гнездился страх: стоит Алисе вновь появиться, как она попадёт в ту же ловушку. И для того, чтобы это произошло, не нужно даже ничего особенного: Алисе достаточно просто быть где-то рядом, чтобы стать средоточием мыслей. Чем бы это ни было — плохой привычкой, слабостью, болезненной зависимостью, — Марина не могла ничего с этим поделать. Ни выбросить из головы, ни запереть хотя бы в коробку на ключ и забросить куда-то в самый дальний угол подсознания. Приходилось, стиснув зубы, смириться и ждать, надеясь, что визит Алисы не продлится слишком долго. Поддавшись внезапному порыву, Марина вскочила с кровати, придвинула к шкафу стул и, взобравшись на него, достала с верхней полки коробку с фотоальбомами и своими детскими рисунками. Вернулась с ней обратно на кровать и, прислонившись спиной к подушке, открыла первый попавшийся под руку альбом. Воспоминания оживали в руках и отзывались в груди щемящей тоской. К ним можно было прикоснуться, но в то же время они оставались далёкими, как полузабытые сны из детства. Когда-то там, в том времени, она любила Алису. Одна из старых фотографий привлекла внимание. Марина прекрасно помнила тот день: первое сентября, первый класс. Тёти Наташи тогда уже не было в живых, поэтому вёл их с Алисой на линейку только папа. Он же и фотографировал, выбрав при этом неудачный ракурс: солнце светило в глаза, из-за чего приходилось щуриться. Они с сестрой стояли среди будущих одноклассников, в белых блузках и плиссированных юбках, с огромными букетами пионов в руках. Марине казалось, что она как вживую слышит галдёж школьников, прерываемый резкими звуками настраиваемого микрофона и окриками учителей. Она задержала взгляд на Алисе: та улыбалась скованно, словно только вспоминая, как это делается, а её белоснежный бант ярко выделялся на чёрных, уже тогда длинных волосах. Себя Марина рассматривала со смесью лёгкого удивления и неверия. Странно осознавать, что она когда-то была этой девочкой со смешными светло-русыми хвостиками, которая ждала первого в своей жизни школьного звонка. Какая бездна времени прошла с тех пор, но всё-таки эта девочка всё ещё была жива в ней, потому что Марина в красках помнила, что произошло через несколько минут после сделанного кадра. Сначала она услышала звонкое Алисино: «Кирилл!» — а затем, оглянувшись, увидела, как сестра сорвалась с места к незнакомому мальчику, шагающему навстречу к ним со своей семьёй. Мальчик был одет с иголочки, аккуратно причёсан и улыбался Алисе, как старой знакомой, а сестра, вся светящаяся неподдельным счастьем, что-то восторженно говорила ему. Что именно — Марина не разобрала, она во все глаза смотрела на эту пару и ощущала, как что-то чужое и неприятное ворочается в груди. Ревность. Марина как-то чересчур резко захлопнула альбом и бросила его к остальным. Нет, всё не то, не то. Фотографии просто хранили моменты, потерянные в прошлом, но не давали ответов на вопрос: почему? Она потянулась рукой к своим рисункам — чуть пожелтевшим и выцветшим от времени, сделанным больше десяти лет назад. С дотошностью исследователя принялась изучать их в попытке найти, возможно, скрытый смысл. Если таковой может быть в рисунках пятилетнего ребёнка. Она часто рисовала Алису в образе принцессы. Не себя, не какого-то абстрактного персонажа, а именно Алису. Сейчас трудно было ответить наверняка, почему так. Возможно, Алиса казалась единственно достойной этого звания. А может быть, ей хотелось примерить на себя роль рыцаря, того, кто спасает принцессу. Забавная ирония: рыцарь потом действительно нашёлся, и ему так просто, почти играючи, удалось сделать то, чего никак не удавалось ей. Марина снова опустила взгляд на рисунки. Может быть, причина в том, что она всегда ставила Алису в центр, видела главным персонажем некой истории, за которой можно наблюдать только со стороны. Долгое время это казалось ей крайне увлекательным. Многое она готова была сделать только ради возможности стать ближе. Вот только Алиса таких возможностей ей никогда не предоставляла. Потом, много позже, пришло осознание: невозможно всегда отдавать, не получая ничего взамен. Любой ресурс конечен, то же произошло и с её детской любовью: она иссякла, придавленная грузом времени и безответностью. А вслед за осознанием пришла обида, такая сильная и жгучая, что своим ядом отравила все остальные чувства. Марина тогда сознательно отдалилась от сестры, закрылась, насколько это было возможным. Алиса же если и заметила изменения в её отношении, то вряд ли придала этому большое значение. Совсем избавиться от привычки наблюдать за Алисой она не смогла. Однако теперь с отстранённостью и цинизмом Марина замечала все её недостатки и слабости. Алиса уже не казалась идеальной, не восхищала. С глаз будто бы спала пелена, и Марина с мрачным удовлетворением смотрела на открывшуюся ей картину. Примерно в то же время она впервые по-настоящему взглянула вглубь себя и задалась вопросом: а кто же она сама такая и что собой представляет? К своему ужасу ответить на этот вопрос Марина не могла. За прошедшие годы она словно забыла о себе, целиком растворившись в этом почти одержимом интересе к жизни Алисы. Кем видели её окружающие? Возможно, хорошей девочкой, поступающей всегда так, как нужно. Правильно. Ни хорошей, ни правильной Марина себя не ощущала, однако эта привычка соответствовать чужим ожиданиям глубоко впилась в неё, не оставляя шанса попробовать что-то иное. Самой себе она казалась скучным отрывком из книги, который хочется быстрее пробежать глазами, чтобы наконец добраться до интересного. И вот бы сделать что-то — что-то удивительное, несвойственное, вырывающее её из повседневной скуки пыльных страниц. Что заставит взглянуть на неё по-другому, сломает устоявшееся мнение. Ей хотелось стать главным героем собственной истории. Вот только она не знала, как начать, какой первый шаг сделать. После того как альбомы с рисунками были сложены обратно в коробку и убраны в шкаф, Марина всё-таки села за подготовку к контрольной. И просидела так до поздней ночи. В тот день она оставила в дневнике только одну короткую запись: «Я просто хочу, чтобы всё изменилось. Понимаешь?»