—О'Брайен. Пожалуйста, сними капюшон. — Отвали, Харпер.
Создавалось под: Yoav feat. Emily Browning — Where Is My Mind?
Улицы Лондона пугают, но я смотрю на хаос с полным равнодушием. Мои эмоциональные силы истощены, поэтому взгляд настолько холодный. Быть может, это именно то, что мне требуется сейчас, чтобы выжить? Хах, точно… А ведь именно таким образом, в полном психологическом барьере, я и существовала. Каждый свой день. И сейчас это кажется мне таким странным, далеким прошлым. В глазах мелькают огни фонарных столбов. Джо был прав, Псы выходят из-под контроля без Хозяина, поэтому терроризируют улицы без причины. Люди скрываются в домах, на дороге редко встретишь машину. Моя голова расслабленно лежит на спинке сидения. Взгляд направлен в окно. Тело обездвижено. Только и могу — смотреть. Чувствую, как Дилан сжимает мою ладонь, сейчас за рулем Дейв. Молчим. Атмосфера ожидания пожирает. Тишина орет в уши. Но внутри такая пустота… Что невольно хочется разорвать грудную клетку и привести в движение сердце, чтобы оно забилось с новой силой. Но вместо этого сжимаю в ответ ладонь парня, который смотрит в свое окно, в другую сторону. Чувствуется запах гари. Слышится вой сирен. Стрельба. Шум вертолета над головами. Весь Лондон замирает в ожидании чего-то мощного, разрушительного. До моего района добираемся обходными путями, ведь все главные дороги перекрыты. Меня охватывает такое странное чувство, словно… Я не была здесь очень давно. С легким интересом смотрю в окно, изучая участки, проносящиеся перед глазами, остающиеся позади. Моргаю. С каждой секундой приближения Дилан сильнее сжимает пальцами мою ладонь, но внешне остается спокойным, даже уверенным, но знаю, что это лишь маска. Дейв тормозит. Осторожно давит на педаль. Машина замедляет шаг, затем вовсе останавливается, поэтому могу повернуть голову, увидеть свой дом. Но перед этим долго изучаю окна дома Причарда. Темно. На газоне стоит табличка, сообщающая о продаже участка. Дейв глушит мотор. Стучит пальцами по рулю. Оглядывается на нас, кивнув головой. Такой жест. Тихий. Молча выбираемся из салона. Я ступаю по асфальту, чувствуя, будто к каждой ноге приковали груз. Он мешает мне идти, мешает сохранять ровную осанку, о существовании которой я давно забыла. С трудом шаркаю к Дилану, чтобы обнять его за талию, устроиться под боком. Он кладет руку мне на плечо. Ждет, пока Дейв с напряжением осмотрится, изучив каждый темный угол и решив, что можно идти. Толкаем дверцу калитки. К дому. Уже совершенно чужому. Молчим. Я не желаю думать о последующих действиях. Не хочу преждевременно отдаваться эмоциям. Я не... Хочу отпускать их. Обоих. Буду ждать. Но, боюсь, этой ночью наступит мой конец. Поднимаемся на крыльцо. Сглатываю, наконец, ощущая первые звоночки паники и тревоги в виде давления в сердце. Так как начинаю полностью осознавать, что происходит. Они уйдут. Оставят меня. Моргаю, пока Дейв пытается взломать замок, и мы с Диланом не сразу понимаем, отчего он так шарахается назад. Дверь распахивается. Я приоткрываю рот, встретившись взглядом с женщиной, опухшие глаза которой говорят о многом. Прическа растрепалась, морщины на лице куда виднее. Она сразу же находит меня, кажется, выдыхая из легких весь необходимый для жизни кислород. Обеими руками держится за дверную арку, словно знает, что, потеряв опору, полетит на колени, без сил. — Мэй, — с дрожью шепчет мое имя, поддавшись вперед. Понятия не имею, почему, но глаза тут же слезятся. Вот так внезапно из меня вырывается дрожь. Горячая жидкость обжигает щеки, скользя по коже, но лицо остается обездвиженным. Дилан не отпускает мою руку. Женщина обнимает меня. Впервые, за столько лет, настолько крепко. Сжимает руками, вынудив задержать дыхание. Не могу глотать кислород, но и не желаю отстранятся, ведь... Здесь так тепло. Прямо сейчас. Тепло. Мать. Мама. Моя мама. — Мам? — шепчу, и она отстраняется, позабыв смахнуть слезы, и её впредь не тревожит проявление сильных чувств, от которых она отучала меня на протяжении стольких лет: — Боже, скорее зайдите внутрь, — тащит меня в дом, и парням тоже приходится молча переступить порог. Мать прикрывает дверь. В доме горит только переносная лампа для походов. Видимо, женщина боится привлечь внимание Псов. Она с ужасом воспринимает происходящее, поэтому так активно начинает изучать мое тело, заставляя поворачиваться разными сторонами: — Ты не ранена? Ничего не болит? — я не скажу ей. Никогда. Иначе она не выдержит. — А вы? — не знаю, почему она интересуется у парней. Те молчат. Качают головой. — Почему ты здесь? — шепчу, хмуря брови. — Ты не отвечала мне, а у нас был уговор, — её голос ничуть не становится строже. Она отряхивает мою одежду от пыли, поглядывая на лицо: — Господи, как ты исхудала, — её голос дрожит. — Тут такое творится… — качает головой. — Я не принимаю отказов, — сглатывает, сжав мои плечи. — Я сейчас же звоню в аэропорт и заказываю нам билеты. Оставаться здесь — опасно. В новостях сказали, что завтра проводят аварийную эвакуацию жителей. Будет тьма народу, так что надо скорее занять места, пока они есть. Я приоткрываю рот, сжав ладонь Дилана. Оглядываюсь на него. Он смотрит на меня, устало, притворно расслабленно, явно вынуждая себя кивнуть. — Я могу… — кажется, мать рассматривает в полумраке наши лица, поэтому как-то неуверенно шепчет. — Я могу заказать четыре билета, если… — замолкает, когда я резко смотрю на неё, вдруг ощутив, как в груди что-то воспламеняется. Но, видимо, только у меня одной. — Правда? Можешь? — бросаю взгляды на Дейва с Диланом, которые переглядываются, внешне оставаясь без эмоций. Активно моргаю, не веря, но мать кивает: — Конечно, — нервничает. — Я… Прямо сейчас могу заказать, стойте, — просит, словно, мы можем куда-то уйти. Женщина исчезает за дверью кухни, а я не могу оценить своей ненормальной радости. Оборачиваюсь к парням с нервной, но искренней улыбкой: — Вы можете тоже покинуть Лондон, — но на их лицах усталое изнеможение. Они перебрасываются взглядами. Молчат. Моргаю, еле сохраняя свой настрой, взгляд, полный надежды на лучшее: — Эй, — одной ладонью глажу Фарджа по плечу, а пальцами второй дергаю Дилана. — Мы можем уехать, — повторяю, думая, что они полностью не осознают мой намек, но вновь не получаю желанной реакции. Слышу, как мать на кухне договаривается о семи сорока, поэтому нервничаю, с давлением смотря на парней: — Что с вами? — начинаю сжимать дрожащие губы. — Мы… — Дилан опять недолго смотрит на Дейва. — Мы можем не успеть, - прикрывает горячие веки, заставив себя взглянуть на меня. Часто моргаю, смотрю ему в глаза, качнув головой: — Вы можете и не ехать туда. Власти разберутся сами… — Мы должны, — О’Брайен уже не так крепко сжимает мою ладонь. — Мэй, — он всячески избегает моего взгляда. Дейв смотрит в пол, так же игнорируя мою попытку установить зрительный контакт. Начинаю переминаться с ноги на ногу, не желаю вот так сдаваться, но... На моем лице уже никакого успокоения. — Мы не успеем, так что, — Дилан тяжело вздыхает, глотнув воды во рту. Мои глаза вновь наполняются слезами. Они покрывают зрачки и радужки, не вырываются наружу, словно образуя защитный слой, начинающий приносить колкую боль. Смотрю то на одного парня, то на другого, с дрожью в голосе шепча: — Но вы… — знаю, что не смогу заставить их отказаться от «плана». — Вы должны успеть, — краем глаза вижу, что мать хочет выйти к нам, но ощущает давящую, натянутую атмосферу, поэтому остается на пороге кухни, пальцами касаясь шеи. Мне становится вдруг невыносимо тяжело удержаться на ногах, когда Дилан отпускает мою ладонь, дышит через приоткрытые губы, постоянно стреляет взглядом на друга, но после все равно пытается смотреть на меня: — Мы можем не успеть, — повторяет одно и тоже, отчего я срываюсь, крепко сжав ладони: — Ты должен успеть, — в моем голосе прорезается страх, смешанный с паникой. Тот самый ужас, который я скрывала все эти дни, пока держала все в тайне, даже от самой себя, чтобы не сломаться. Не думала, не позволяла себе думать . Только не об этом, ведь... — Мэй… — Дилан судорожно выдыхает, качнув головой, и устало давит на сжатые веки пальцами, а я перебиваю, грубо: — Ты. Обязан. Успеть, — смотрю в глаза, хмуря брови, и понимаю, что страх берет вверх. Я хранила это. Терпела, ничего не говорила, зная, как это может подкосить тебя, но теперь ты просто обязан, ясно? Ты обязан, Дилан, успеть, потому что мне страшно. До сих пор не испытывала ничего, кроме ужаса. Парень с грустью смотрит на меня, не скрывает её, полностью пронизываясь чувством вины передо мной. Не отворачиваю голову. Не пытаюсь сорвать голос, кричать на него. Нет, я знаю, что всегда действовало лучше слов. Что имеет куда большую силу. Молчание. Взгляд. Осторожно. Боясь. Тяну дрожащую руку к ладони парня. Пальцами касаюсь, не сразу позволив себе сжать её. Крепко. Не разрываю зрительного контакта. Молчу. Смотрю в карие глаза, видя ту же вину. В глотке встает ком. Осторожно, медленно подношу его ладонь к своему животу. Не моргаю, страшась выпустить слезы наружу. Не сразу прижимаю её полностью, недолго ожидаю, сама уговаривая себя мысленно сделать это. Дилан должен понять, что не имеет права не вернуться. Потому что мне страшно. О’Брайен не придает значения моему жесту, уставился в ответ, явно не справляясь с такими же мощными комками в глотке. Соображай, Дилан. И, думаю, до Дейва доходит. Он пристально смотрит на ладонь друга, которую я продолжаю прижимать к животу, теперь сильнее, даже надавливаю, крепко накрыв пальцами обеих рук ее тыльную сторону. Дилан, наконец, отрывает взгляд от моего лица, выдыхая, и опускает внимание на свою руку, с желанием освободить её из моей хватки, но встречает сопротивление, только поэтому задумывается. Хмурит брови. Смотрю. Жду. Дрожь сводит тело с ума. Зрачки парня сначала опускаются в пол, только затем начинают бегать из стороны в сторону, взгляд становится каким-то... Озадаченным. В итоге все равно внимание тормозит на животе. Брови хмурятся куда сильнее, и я вижу. Он понимает. Медленно принимает информацию, точнее, догадывается, предполагает, желая тут же откинуть эти мысли, но... Я еле вздрагиваю, когда чувствую, как парень начинает осторожно мять пальцами ткань футболки, и, желая добиться его понимания, я насильно дергаю его руку под одежду, чтобы заставить коснуться кожи живота. Теперь парень щупает еще мягче. Гладит. Очень осторожно. Слишком аккуратно. Не вижу, чтобы он в растерянности глотал кислород, поэтому панически моргаю, слишком громко вдыхая. Дилан медленно поднимает голову, только затем глаза. Смотрит на меня. Не хмуро. Не с испугом. Скорее… С потрясением. Шоком. И совершенно новым видом тревоги. Такая еще никогда не отражалась в нем. Никогда. Стоит. Молчит. Смотрит. Кажется, его губы еле заметно двигаются, но ничего не произносит. Сжимаю зубы, заставляя себя выдавить жалкое подобие злости, но выходит что-то совсем иное. — Ты должен успеть, — моргаю, позволяя горячим слезам катиться по влажным щекам. — Пожалуйста, — мне страшно. Дейв молчит. Он стоит с приоткрытым ртом, а лицо то же, что и у Дилана, который моргает, слишком скованно поддавшись вперед. Я не двигаюсь. Парень поднимает руку, но задерживает её протянутой над моим плечом. Какие-то секунды — и он все-таки обнимает меня. Ладонью давит на мой затылок, чтобы притянуть. Сложное движение в груди. Сначала не сжимает, словно боится. Губами упирается мне в плечо. Затем находит силы сжать руками. Не чувствую, чтобы он дышал. Стою, сохраняя обездвиженность, пока Дилан медленно проникается мыслями. И чем дольше он молчит, тем сильнее и крепче становится его объятие. Так панически ерзает руками по моей спине, в итоге одной ладонью касаясь волос, другой обхватывает тело. Такое чувство, будто он без слов осознает, какой ужас я испытывала, когда увидела результат теста. Но оставила все в тайне. Несла эту тяжесть одна, лишь бы… Моргаю, начав активно дышать, ведь новая волна эмоций накрывает, заставляя плакать. Смотрю в потолок, сдерживая мычание и всхлипы, пальцами сжимаю ткань его футболки. Я бы вечность тонула в нем. Знаете, это чувство, когда ты готов вот так просто проникнуть в другого, стать его частью, и именно в нем тебе обещан покой. Я хочу стать чем-то внутри него, лишь бы обезопасить себя. Именно сейчас. В крепких, слегка дрожащих руках, чувствую себя вне опасности. Но очень близко звучит взрыв. Чувствую вибрацию под ногами, поэтому парень резко отрывается от меня, оглянувшись на Дейва, что так же отмирает, толкнув дверь и выскочив на крыльцо. Фардж озирается по сторонам, находя источник шума, и набирает сил для ответа: — Биг-Бен горит, — смотрит Дилану в глаза. — Нам… Нам нужно выезжать. Не сомневаюсь, что Трой уже пытается вскрыть сейф, — опускает взгляд на меня. И задерживает его. Такой... Сбитый с толку, уже неуверенный. О’Брайен вновь оборачивается, дышит тяжело, с трудом, словно ему в глотку залили свинца. Глаза парня давно слезятся, но он не роняет слезы. Сглатывает. Смотрю на него. Молчу. Не знаю, как сильно его внутренности разрываются от горечи и пульсирующей боли, но Дилан отпускает мое запястье, шагая назад. И меня словно окатывают ледяной водой. Дейв уже бежит к машине, чтобы завести мотор. Не отрываю взгляда от парня, который иногда опускает глаза, но после вновь смотрит на меня. Мое горло неприятно сжимается. В груди ноет. Невольно касаюсь пальцами живота, сделав шаг к порогу, но тут меня останавливает мать. Женщина аккуратно сдерживает меня за плечи. Парни садятся в машину. Фары загораются. Не моргаю. Дейв проверят патроны в оружие, берется за руль. О’Брайен не реагирует, какое-то время его взгляд опущен, но Фардж трясет его за плечо, и Дилан смотрит на него, кивая головой. После резко переводит на меня внимание, хмуря брови с той же тревогой в глазах. Автомобиль трогается с места. Невольно поддаюсь вперед, чтобы удержать как можно дольше наш зрительный контакт. И Дилан не отворачивается, пока я не лишаюсь возможности видеть его. Стою на месте. Провожаю машину. Она с визгом в колесах сворачивает в сторону, с улицы. И меня накрывает. Начинаю трястись, сжимая ладони в кулаки. Громко всхлипываю, чувствуя, как мать обнимает со спины, что-то шепчет мне, но не могу разобрать слов. Лицо корчится. Эмоции занимают главную позицию, полностью уничтожая меня. Морально я останусь мертвой. Сижу на диване в гостиной. Мать обнимает меня, гладит по волосам, но мне не удается успокоиться. За окнами гремит, слышна стрельба и вой машин. Крики людей, которые по несчастью остались снаружи. Я сжимаю веки, щекой упираюсь в изгиб шеи матери, руками цепляюсь за её плечи, нервно покачиваясь из стороны в сторону. Женщина без остановки шепчет: — Все будет хорошо. *** Никто даже не пытается остановить. Псы в полной свободе, они дебоширят, разбирают оружие со складов, носятся по улице. Джо был прав. Попасть на базу сейчас проще простого. Дейв и Дилан входят в нужный подъезд, находятся в напряжении, которое не получает нужного выплеска, ведь мимо может и проносятся шавки, Псы, но они не обращают внимания на нарушителей, ведь какая теперь разница? Во главе никого, но такое явление временное, ведь подгруппировки уже начинают действовать, желая заполучить место Хозяина для своего предводителя. Чтобы выполнить это, нужно не просто иметь жесткий, устоявшийся авторитет перед другими. Надо первым получить «чемодан». Дилан идет впереди, сжимая оружие, Дейв за ним, прикрывает тыл, но никто явно не собирается тратить свое время на них.— Все хорошо.
О’Брайен поднимается выше, на нужный этаж и замечает двух громил у двери в кабинет Лукаса. Люди Троя. Потрясаще. Восхитительно. Это именно то, чего так желал Дилан. Всем своим черным, прогнившим сердцем. Да, именно сейчас им движет не желание уберечь Лондон от катастрофы. К черту он плевал на людей, с этим вполне справится Дейв, который хочет скрыться за перилами, но замирает, видя, что его друг спокойно продолжает подниматься: — Дилан? — Фардж поддается вперед, вытягивая оружие, боится, что громилы сейчас начнут атаковать, но двое мужчин, вроде, хотят вынуть оружия, но внезапно начинают мяться, переглядываясь друг с другом, словно… Сомневаются в выборе. О’Брайен равнодушен. Холоден внешне. Он скидывает с головы капюшон, рыкнув с особой строгостью и давлением: — Отошли, — и Дейв выходит из-за перил. С непониманием наблюдает, как мужчины, не сразу, но расступаются, позволяя ему открыть дверь. Фардж срывается с места, спешит за другом, еще с опаской озирается, готовясь к противостоянию. Но порог квартиры они переступают без происшествий. — Никого не впускать, — голос. Тон голоса. С Диланом… С ним что-то не так. Дейв клянется, что на секунду, стоя к нему спиной, прочувствовал ужас, коснувшийся его кожи. Ему показалось, что друг говорит голосом Лукаса, поэтому он с паникой и растерянностью оглядывается, обеспокоенным взглядом врезавшись в затылок О’Брайена, который уже приближается к порогу кабинета Главного.— Все будет хорошо.
Дейв молчит. С осторожностью следует за другом, который встает на пороге, расслабленно держа руки висящими вдоль тела. В кабинете всего трое, в том числе и Трой, который чувствует такой же знакомый укол в спину, поэтому резко оборачивается, правда посчитав, что Лукас восстал из мертвых. Но не выдыхает с успокоением, не начинает привычно улыбаться. Смотрит с напряжением на Дилана, который… Его выражение лица, оно… Будто Лукас. — Убейте его, — Трой шепотом приказывает, сам пальцами цепляется за сейф, который успел вынуть из отверстия в стене. И он допускает ошибку. В его голосе происходит заминка. Быстрая, короткая, но уловимая для его подчиненных. Псы преданны своему Вожаку только в том случае, если тот способен контролировать их. А Трой замялся, сглотнул. Проявил слабость перед другим представителем, поэтому Псы не шевелятся. В схватке побеждает сильнейший. Закон природы. И сейчас в молчании царит напряжение, и его полностью контролирует О’Брайен, что просто переступает порог, а двое Псов уже отходят от стола, возле которого находится Трой. Парень исподлобья озирается, остановив агрессивный взгляд на Дилане, и усмехается: — Ладно, — снимает куртку, вынув из кармана нож. — Давай, — придется доказать свое превосходство. Дейв стоит на пороге, опускает оружие, глотнув воды во рту. Дилан бросает пистолет, вынимает свой нож, крепко сжав пальцами. Его тело расслабленно. Он спокойно шагает в сторону, смотрит в глаза Трою, который немного сутулит плечи, с явной сбивчивостью сгибает руки в локтях, чтобы поднять свое оружие выше. Псы стоят у стены. Смотрят. Ждут. — Не думал, что ты вернешься, — вот и вторая ошибка. Трой говорит. Его болтовня — пустой звук. Вся сила заключена в молчании, которым Дилан разъедает его тело, не отводя взгляд. Не моргает. Трой моргает. Дышит ровно. Дыхание противника немного скачет, не находя внутреннего равновесия. Дейв молчит. Он никогда не видел, как гончие ведут себя после «Программы», а ведь сейчас О’Брайен в полной мере пользуется полученными знаниями. Но есть одна деталь, о которой никто не мог знать. — Пришел мстить за девчонку? — Трой скользит языком по нижней губе, оставляя мокрый след. — А разве псу важно, какую сучку иметь? — нет. Ничего. Никакой реакции со стороны Дилана. Эмоционально закрыт, поэтому недосягаем для Троя, который привык воздействовать на других посредством слов. — Чего молчишь? — парень смеется. — Сдерживаешь рыдания, сучонок? — продолжают ходить кругами. Дилан сжимает нож, первый делает шаги к Трою, и тот явно не готов к грубому взаимодействию, поэтому отскакивает назад, сам того не ожидая. И только тогда ровное, холодное лицо О’Брайена озаряется той самой, ненормальной улыбкой…— Все будет хорошо.
… Дейв сглатывает. Стоит, как вкопанный, моргая и морщась, когда Трой кряхтит, ногтями вцепившись в плечи О’Брайена, который прижимает его к стене, ножом проделывая крупный и глубокий проем в животе, словно порез на тесте, его кожа расходится в стороны. Трой не кричит, но уже потеет, бледнеет, с ужасом прикусывая кончик языка до крови. Мускулы лица Дилана дрожат от легкого удовольствия при виде страдающего парня, который сжимает веки, наклонив голову, и мычит, начав биться в судороге. Фардж трясется. Но не изменяет внешней строгости, держит голову выше, словно гордо. — Ты думал… — Дилан впервые заговорил, и даже его голос пронизывает, окутывая холодом. Смотрит в глаза Трою, начав медленно поворачивать рукоятку ножа. Вдох, выдох. — Думал, я не вернусь за тобой? — моргает, сдержанно улыбаясь. Одной ладонью сжимает плечо врага, что еле концентрирует свой помутненный взгляд, другой продолжает глубже вводить острие. — Думал, можешь одолеть Первого? — О’Брайен наклоняет голову, зная, что сейчас Фардж довольно сильно теряет суть происходящего, но он все равно бы когда-нибудь узнал. Трой напряженно смотрит в ответ, пытается что-то сказать, а выходит лишь: — Ты же не… — Нет, — Дилан качает головой, грубо сжав его плечо. — Я. Я — Первый гончий, — Хозяин держал это в тайне, потому что знал, что начнутся вопросы, пойдет неверие, ведь, как можно делать такого сопляка Первым? — усмехается. — Но я — лучший. И ты думал, что справишься со мной? У Лукаса нет сына. Нет человека, которому можно было бы передать дело, в случае, если бы с ним что-то произошло. И он выбрал Дилана. Выбрал по многим причинам. Да, О’Брайен был вполне способный, вот только Лукас совершил ту же ошибку, которую когда-то допустил его отец. Он не учел личные факторы. Не учел то, что у Дилана свои взгляды, свое мнение. О’Брайену крайне плевать на желание Хозяина уничтожить Лондон, ему плевать на глобальную миссию довести все дело до конца, если Главный погибнет. Плевать. Дилан — не Хозяин. И не собирается становится им, ведь его сознанием движет иное. — Ты трахал… — не замечает, как контроль покидает организм, ведь кошмарные воспоминания находят возможность ворваться в сознание. Громкий вдох. Судорога в руках. — Ты трахал её, — шепчет. Дейв сжимает губы, с волнением и внутренней болью следит за тем, как Дилан морщится, сильнее вонзая нож внутрь живота Троя: — Сдохни. И вдруг сознание рисует иное. Заставляет думать в новом ключе, полностью принимая ту информацию, что до сих пор не уложилась в голове. И на её почве рождается это: — Ты... - Дилан моргает, взгляд мечется, не находя точки остановки, но в итоге замирает на глазах отморозка. — Ты насиловал мою беременную девушку... — осознание. Беременная. Мэй Харпер беременна. От него. Трой изнасиловал её. А она... Внутри нее ребенок. Его. И ты, Трой, издевался над ней. Словно, только понимает. Прямо сейчас. О'Брайен даже не думает о том, что он совершенно не готов к такому жизненному повороту. Все мысли о другом. Новый вид боли. Новый вид ненависти. Руки начинают трястись. Больше никаких слов. Никакой тяги времени. Только рванные, резкие действия. Умри. Выдергивает оружие, кровь пачкает пол, руки парня, который не дает Трою выдохнуть, когда перебирает пальцами, одной ладонью надавив на шею противника, другой касаясь раны на животе: — Где там она? — взгляд исподлобья. Злость, такая отвратительная злость, разрушающая в нем человека. — Твоя печень. Где она? — проникает внутрь, в горячее тело, и Трой орет, рвет глотку, пихается, пока Дилан грубо сдерживает его, своими действиями вызывая ужас на лицах Псов, которые начинают медленно идти по стене, двигаясь к выходу. Дейв не мешает им. Он осторожно шагает к сейфу, решая пока отдалиться морально от происходящего и заняться делом. Трой не закрывает рот, кричит. Дилан улыбается, и… И ужасается. Ведь получает удовольствие от процесса. От долгой пытки. Лукас. Парень выдергивает окровавленную руку, ножом проходится по шее Троя, отбросив умирать. Тело падает. Хриплые попытки вдохнуть. О’Брайен тяжело дышит. Начинает моргать, вытирая ладони о кофту. Оборачивается, тут же встречаясь взглядом с другом, который щурит веки, не желая давить: — Как ты? Дилан просто кивает. Ничего не говорит. Борется с дрожью, не дает ей захватить власть в теле. Им нужно… Нужно двигаться. Бросается к Дейву, чтобы помочь установить взрывчатку. Но они слишком задержались. По плану, им уже надо быть в нескольких метрах в лесу, но… Они еще здесь. Шум вертолета со стороны окна. Парни вскакивают на ноги. Это полиция. Спецназ окружает здание, видимо, Джо уже сдался и выдал всю информацию. О’Брайен моргает, сглатывая, ведь вертолет ярко светит на окна, задевая лицо парня. Дейв что-то кричит, с ужасом отскакивая назад. Они допустили ошибку. Слишком задержались, а Джо просил сделать все быстро. Обстрел. Здания. Окон. Верхних этажей. Спецназ выламывает двери, проникая внутрь. — Все будет хорошо, слышишь?***
Утро впервые наступает быстро. За окном светло. Бледное небо затягивается пасмурными облаками. Я еще никогда так сильно не могла перенести утренний свет. Он такой непривычный. Болью давит на глаза, вынуждает их слезиться. Щиплет. Мороз встречает меня на крыльце. Уже ставший таким родным, близким. Моим верным другом, оставившим шрамы глубоко под кожей. Стою, позади запертая дверь дома с холодными стенами, не наблюдаю за возней матери, которая всю ночь носилась, не приседая. Собирала вещи, первой необходимости. Главное, документы. Мои руки сложены на груди. Таксист поднимает чемоданы, вмещая в багажник. Терпеливо относится к суматохе, что создает мать. Стою. Мой взгляд опущен. Мысли замерли еще в темноте комнаты, пока руки касались игрушечного младенца в кроватке. Это будто было так давно. Мое прошлое. Оно остается здесь, в Лондоне. Я не желаю возвращаться, не желаю больше вспоминать. Хочу иной жизни, вне постоянного стресса. К сожалению, кажется, мне придется пройти психологическое обследование, как и иного характера. Касаюсь пальцами живота... — Мэй, — после тщательной проверки, моя мать решает, что все необходимое на месте, поэтому оборачивается, взглянув на меня. Поднимаю глаза, но не на неё. Смотрю в сторону поворота с нашей улицы. Жду. Мать нервно потирает ладони, с трудом держит себя в руках, не срываясь на слезы, которые вот-вот могут появиться на моих глазах. Смотрю. Жду. — Мэй, — женщине приходится подняться ко мне. Она крепко сжимает мою ладонь, постоянно поглядывает на наручные часы. Предпринимает попытки заставить меня двигаться, но ноги врастают в пол, поэтому не шевелюсь. А мать не давит, не начинает ругаться. Она ждет, пока я жду. Какие-то минуты стоим вместе, но в итоге женщина понимает, что мы и без того задерживаемся, так что осторожно ступает вниз, аккуратно потянув меня за руку. Не отрываю взгляда от дороги. Смотрю. Молчу. Жду. Выходим за калитку. Все остается позади. Мысли, отрывки прошлого, даже неприятный детский плач, что внезапно врезался в сознание этой ночью. Джемми вернулся, но в последний раз, напоминая о себе. И я... Невольно я задумалась о том, что, если с моим ребенком все будет в порядке, быть может... Это мой шанс искупить свой грех? Мужчина-таксист зовет мать, чтобы уточнить вопросы перевозки, ведь женщина не сообщила ему, к какому входу аэропорта нас нужно подвезти. Не верю. Неужели, я все же покидаю это место? Наконец. Стою. Смотрю. Жду. Забываю моргать, отчего глаза неприятно щиплет. Нервно хрущу пальцами, не оставляя их без движения. Паническая попытка занять чем-то свои руки, чтобы не дергать неуложенные пряди волос. Кожа шеи давно расчесана ногтями. Она покраснела и теперь ноет. — Мэй, — мать смотрит на часы, с настоящим трудом оповещая. — Нам пора, милая, — словно, она понимает мои чувства. Не хочу сомневаться в этом, но нет. В полной мере, ей не под силу осознать эмоции, что охватывают, одним ударом в грудь. Хмурю брови. Теперь уже глаза выдают меня. Еле качаю головой, сжав губы. Смотрю. Жду. Мужчина спрашивает, все ли в порядке. Мать просит его сесть за руль. Сама идет ко мне. Медленно. Обнимая свои плечи руками: — Эй, Мэй, нам пора, — встает сбоку, чтобы не загораживать мне обзор. Специально, чтобы вывести из какого-то транса, я будто гипнотизирую взглядом, мысленно призывая желанное. Качаю головой, громко всасывая холодный воздух через нос прямиком в больные легкие. Женщина вздыхает, прикусив губу: — Мэй, — наклоняет голову, желая привлечь мое внимание, но не отвожу взгляд. Не отвлекаюсь. Стою. Смотрю. Жду. — У нас рейс, — не оставляет попыток. Качаю головой. — Мы можем опоздать, — качаю головой. — Мэй… Невольно касаюсь пальцами живота. Страх окутывает. Паника сжимает горло, а в глазах снова стынут слезы. Мать пытается поговорить со мной, но я лишь сжимаю дрожащие, искусанные губы, чтобы сдержать всхлип. Продолжаю смотреть. Они должны успеть. Они обязаны, ведь… Я не готова. Я не смогу одна и с этим, я... Громко вдыхаю, уже ртом, но выдохнуть не могу. Боль в груди. Ноющая. Таксист выглядывает из салона, жалуясь, что мы задерживаем его, ведь сегодня много заказов. Мать с раздражением ворчит на него, крепко сжимает мое запястье, смотрит в мои глаза, но не смотрю в ответ: — Идем? — спрашивает, но не ждет ответа. Ноги настолько вялые, все тело борется с внутренней бурей, но в итоге поддается. Морально я продолжаю сражаться, но физически у меня нет сил. Осторожно ведет меня к машине, боясь, что могу сорваться. Я сама начинаю понимать, что желание помчаться прочь растет. Могу кинуться и забыться, но Дилан просил меня не делать так. Он просил говорить с ним, если у меня внутри разгорается подобное ощущение панической атаки. А сейчас… Что мне делать сейчас? Я в панике, Дилан, так, как мне поступить? — Подожди, — шепчу, пристально смотрю в сторону дороги, но мать уже открывает дверцу заднего сидения. Не давит, но немного нажимает мне на плечи, заставляя наклоняться. Вытягиваю шею. Чтобы ухватить. Но со стороны поворота никакого движения. Меня парализует, как только по ушам бьет дверной щелчок. Сажусь на мягкое сидение, но в бедра и спину вонзаются иглы. Моргаю, озираясь по сторонам. Ладони сцепляю в замок, уложив на сжатые колени. Они потеют моментально. Взгляд острием врезается в спинку сидения передо мной. В салоне играет тихий джаз, но я не слышу ничего, кроме биения своего сердца. И оно медленно теряет нормальный, здоровый для человека ритм. Мать садится на сидение рядом с водителем. Начинает о чем-то с ним говорить, я… Я не улавливаю. Ничего. Мои губы сами начинают шевелиться, сами позволяют себе сильнее дрожать. «Давай… Давай…» — только мне под силу услышать свой мысленный крик. — Пристегнись, — мать просит, не даю реакцию. «Давай…» — умоляю, зная, что слез не осталось. Только вакуум. Пустой. Все из меня вышло. Психологически выжатое растение, утерявшее все соки, которые так важны для поддержания жизнедеятельности. И веры. Оглядываюсь. Смотрю сквозь стекло на дорогу позади. «Давай… Давай… Давай…» Автомобиль трогается с места. Неприятное чувство невесомости, потери контроля над своими конечностями. «Давай», — шепчу, не моргая. Ничего. Позади пустая дорога, тянущаяся между домами. Давай. — Дороги в центре перекрыты, поедем в обход, — таксист говорит с матерью, специально делает джаз громче. — Давай, давай, — мой шепот растет. Никого. — Мэй, — голос женщины, как моральная пощечина. — Сядь прямо. Разворачиваюсь. Спиной вжимаюсь в сидение. Смотрю вниз. Глаза отекают от боли. Пальцы рук дрожат, могу… Могу уловить это незаметное движение кончиков. Молчу. Одолевает тошнота. Не могу вдохнуть полной грудью, а мне требуется больше кислорода, ведь паника возвращается в тело. Мне плохо. Но не могу поднять головы. Перед глазами все расплывается, в ушах эхо, словно меня бросают в воду. Бросают, не умеющую плавать. Оставляют тонуть. Идти ко дну. Я не могу дышать. Сердце в груди ускоряет ритм. Виски сдавливает пульсация. Вся картинка происходящего искажается. Мне не хватает воздуха, от этого начинаю чмокать сухими губами, как рыба. Но не могу закричать. Каждый человек имеет право на моральное, душевное спасение. Вдох. Пальцами сжимаю шею, вонзая ногти. В голове безумно крутится, кричит, бьется о стенки черепа: «Давай». Просто, давай же. Вдох. Не могу. Не могу глотнуть воздуха, не могу протянуть руку к матери, не могу пошевелиться. Темнота. В глазах. Она так нежно касается моего сознания, накрывает, словно теплое одеяло, согревая и маня меня глубже. В себя. И я открываю губы. Воздух не поступает. Легкие сдавлены. Тону. Иду вниз. В холод. Вдох. Резкое давление на тормоз. Слышу, как выругался таксист, как вскрикнула моя мать. Улавливаю знакомый визг колес впереди. От внезапного торможения я бьюсь лбом о спинку сидения впереди. Вскидываю голову, затуманенным взглядом уставившись в сторону лобового стекла. Судорожный, хриплый выдох. Я снова могу дышать.