Солнце

      Солнце светит, пожалуй, даже слишком ярко, ослепляя своими теплыми лучами, заставляя сощурить глаза. Узкие тропинки размыло потоками ручьев, теперь комья вязкой грязи облепляют ботинки, и очистить их не выйдет о редкие пучки молодой ядовито-зеленой травки. На ветвях деревьев начали набухать почки, поблескивающие вязко и смолисто мелкими колеблющимися искорками. В воздухе, влажном, прохладном, витает свежий запах середины весны. На небе ни облачка, высь — нежно-голубая, чистая и невинная — не нависает, простирается над городом совсем далеко. У дороги, у подножия подстриженных кустов распускаются первые цветы.       Витя выходит на забетонированную дорожку и с силой топает ногами, силясь стряхнуть грязь с обуви. Большая часть склизких комков опадает, и Голунов, воодушевленно вскинув голову, движется по направлению к резным воротам. Ему всего семь, но дорогу до ближайшей церкви он знает так же хорошо, как и каждый угол собственной комнаты. Сад за оградой всегда ухожен, газоны засеяны и совсем не походят на клочки зелени снаружи. Кажется, что и птицы здесь поют более звонко и задорно, солнце светит ярче, отражаясь от золоченого креста на верхушке купола.       Вверх, вниз, вправо, влево, поклон — привычные жесты перед входом. Витя толкает тяжелую резную дверь и заходит внутрь. Каждому здесь знакомо его лицо, монахини, продающие свечи и иконки, приветливо улыбаются и кивают мальчику, и он отвечает им тем же. Покупать свечи ему не нужно: запас пока не истощен, и три длинных и тонких восковых цилиндрика лежат в глубоком кармане брюк. Голунов подходит к иконе Богоматери, зажигает одну из свечей о другую, уже давно оплывающую в маленькой подставочке, умело устанавливает, и все повторяется точь-в-точь так же, как и каждое воскресенье, и любой другой день недели. Мальчик, расслабившись и соединив ладони, спрашивает у безмолвной иконы, как у нее дела, хорошо ли папе в раю, среди ангелов. Просит помощи. Не прошло даже года школы, а его уже невзлюбили все одноклассники до единого. Витю не волнуют вопросы, кроме двух. За что? И помогут ли ему Господь и Святые? На второй вопрос он знает ответ — помогут. Ведь он верит, светло, искренне!       На выходе солнце нещадно палит в спину. ***       Солнце, пускающее все более холодные лучи, через каждые несколько секунд то открывает свой лик, то прячется за быстро бегущими пушистыми облаками. Пожелтевшие листья срываются с деревьев порывистым ветром, летят далеко-далеко, убегают по земле за ограду, покрывают потускневшие газоны около церквушки. Мелкие лужицы по краям тронуты корочкой тонкого льда. Светлые волосы Вити ерошит пробирающим до костей воздушным потоком.       Мальчику уже одиннадцать. Новая школа, новые знакомства и умножившиеся втрое, а то и впятеро проблемы. Голунов слегка прихрамывает после вчерашней драки. Резные ворота неприветливо скрипят и обжигают руку леденящим металлом. Вверх, вниз, вправо, влево, поклон. У иконы Богородицы на глаза наворачиваются слезы.       Господи, помоги, дай хоть какой-нибудь знак.       Незнакомый поп раздраженно спрашивает, почему он ревет, как девчонка. Витя, смущенно стирая влажные дорожки, рассказывает о своей беде, молит о помощи, совете. Но в ответ слышит роковые слова. Сам виноват, грешник, которому нет места в раю, который будет вечно гореть в адском огне. Глотая едкие слова, так и просящиеся сорваться с языка, мальчик уходит восвояси.       Господь услышит каждого, кто к нему обратится за помощью. В любом месте, в любое время, в любой формулировке. Он стоит на коленях у окна и просит знака. И произносит слова, навсегда изменившие его жизнь.       "...Никогда не произнесу имя твое...".       В тот же вечер шайка одноклассников нападает на него из-за угла магазина, отбирает деньги, избивает так, что мальчик не в силах подняться. В конце концов, он доходит до дома.       Почему? Он же так просил, верил...       "Ну что ж, сынок... Делай выводы". ***       Солнце скрыто плотной пеленой свинцово-серых туч. Не Витя, но Влад проходит мимо призывно раскрытых резных ворот церкви, презрительно косится на увенчанное крестом здание. Клятва необратима. И новый уже человек, Влад Кадони, криво усмехается следующему по пятам призраку родного отца.