О подкроватных монстрах

Джону Мэндрейку не спалось. Перед его внутренним взором то и дело возникало угрюмое лицо замученной и явно не выспавшейся госпожи Пайпер. Она весь день непрестанно зевала и была чрезмерно рассеянной, так что, когда девушка, наверное, в сотый раз за этот чертов день перепутала бумаги Мэндрейку, пришлось признать, что поработать сегодня не выйдет.  — Идите домой и выспитесь, — довольно сухо посоветовал он Ребекке, собирая в кучу бумаги и впихивая их ей в руки, — поговорим обо всем этом завтра, а сегодня я Вам даю выходной.  — Я не могу спать, — испугано прошептала она, ее глаза стали медленно расширяться становясь подозрительно похожими на новехонькие монетки.  — Это еще почему? — удивленно приподнял бровь Джон. Он окинул девушку скептическим взглядом и замер, дожидаясь ответа.  — Я боюсь, — поведала госпожа Пайпер шепотом, все еще пребывая в состоянии полнейшего ужаса.  — Чего? — озадаченно спросил мистер Мэндрейк, потирая переносицу. Он был явно растерян, хоть и старался не подавать виду: уж как-то не входило в его компетенцию успокаивать испуганных непонятно чем девушек.  — Подкроватного монстра, — отозвалась Ребекка, смущенно пряча взгляд. Ей действительно было не по себе от того, что верила в истории, рассказанные не так давно одним простолюдином, с которым ей пришлось иметь дело по долгу службы, но еще более неловко было признаваться в подобном шефу.  — Какой еще подкроватный монстр? В жизни не слышал ничего нелепее! — Джон Мэндрейк покачал головой. — Вы хорошо себя чувствуете? Нет, Вам определенно нужен выходной, — с этими словами он вручил госпоже Пайпер небольшую бумажку и проводил ее до выхода. Спорить с ним девушка не решилась, однако вид у нее был такой, будто ее вели на казнь, от чего нехорошие мысли прокрались в голову юного министра. Нет, Джон Мэндрейк не боялся подкроватных монстров, он даже не верил в них, но зато верил Натаниэль. Именно поэтому он все никак не мог уснуть. Юноше чудилось, что он слышит сопение под кроватью, даже казалось, будто чье-то дыхание шевелило края простыни. От страха он не решался даже пошевелиться, потому так и лежал некоторое время, прислушиваясь. Джон Мэндрейк был словно натянутая струна. Каждый нерв, каждая клеточка его тела были напряжены до предела. Апогея нервозности он достиг как раз в тот момент, когда из-под кровати послышался истошный душераздирающий вой. Натаниэль вздрогнул. Мучимый страхом и любопытством он сел на край кровати, аккуратно нагнулся и заглянул под нее. В темноте юноша увидел два светящихся золотых глаза с вертикальными зрачками. Ему показалось, будто там виднелись еще и жуткие клыки, рога, куча щупалец и острый, как бритва хвост. Натаниэль не мог поручиться, но он был почти уверен, что разглядел это все до того, как закричал. Юноша кричал так громко, что патрулировавшие площадь полицейские наверняка услышали его, но Натаниэля это нисколечко не волновало. Он отполз подальше от края кровати и сжал в руках простынь, стараясь унять дрожь.  — Чего ты так орешь? Тебя, наверное, даже в Ином Месте слышно, — проворчало нечто вылезая из-под кровати. На проверку, однако, это нечто оказалось ни кем иным, как египетским мальчиком, причем безо всяких рог, хвостов или лишних конечностей.  — Ты… Ты… — заикаясь от гнева и страха прошипел Джон. Его голос неожиданно осип, а в горле пересохло, поэтому на большее юный министр был неспособен.  — Невероятен? Да, пожалуй ты прав, — египтянин широко усмехнулся, поправляя тунику. Он явно пользовался положением, впрочем как и всегда.  — Ты злокозненный демон! — взревел Джон Мэндрейк, когда первый шок прошел и к нему снова вернулся дар речи, от ярости у него даже заходили желваки.  — Говорят, много нервничать вредно для здоровья, — с видом философа изрек Бартимеус, косясь на трясущегося уже не от страха, а от злости Джона. — У тебя вон на нервной почве температура видно поднялась. Так знобить может лишь при сильном жаре, — джинн положил свою ладонь на его лоб. Разумеется, ничего он не почувствовал да и не сильно был уверен в том, что люди делают именно так. Однако, он все же поцокал, копируя манеру какого-нибудь добродушного доктора. Ему сейчас для полноты образа не хватало, пожалуй, белого халата, бороды и очков. — Вот говорил же я тебе, что работа твоя до добра не доведет, — Бартимеус потряс в воздухе рукой, словно стараясь сбить с нее жар; так обычно трясут градусник, но эта мелочь ускользнула от внимательного джинна, именно поэтому его спектакль потерпел фиаско, еще как следует не начавшись.  — Ты!.. — Джон Мэндрейк даже побагровел от злости. — Да как ты смеешь… Но джинн не дал ему закончить, бесцеремонно оборвав яростную тираду:  — Не ты ли, малыш Натти, приказал мне стеречь твою нежную тушку и беречь истинное имя ото всяких духов, коих пришлют по твою душу? — ослепительно улыбнувшись, спросил Бартимеус. — Правда, если ты отменяешь свой приказ, то я могу и уйти. Но стоило ему сделать вид, что он и правда уходит, как Джон вскочил с постели, окончательно растеряв все свое самообладание:  — Стоять! Во первых, не смей меня так больше называть. Во вторых, я не отменяю своего приказа: ты по-прежнему обязан стеречь меня и мое истинное имя и беречь нас от демонов, которые посмеют сюда пробраться, — он еще не успел договорить, как Бартимеус резко развернулся.  — Да? Вот и славно! — с этими словами египтянин полез обратно под кровать.  — Ты снова не дал мне договорить! — возмутился Джон, — ты не имеешь права сидеть под кроватью, — прошипел он, гневно сжимая и разжимая кулаки. Джинн приподнял бровь, всем своим видом стараясь показать, что он искренне не понимает, что стукнуло в голову этому надменному выскочке Мэндрейку:  — Ну почему же? Раз уж мне выпала сомнительная честь хранить тебя и твое имя, разве я не имею право на удобный наблюдательный пункт?  — Все твои права зависят целиком и полностью от моих желаний, — нахально заявил юноша, гордо вздернув подбородок, — а я не хочу, чтобы ты сидел у меня под кроватью, поэтому такого права у тебя нет, — с этими словами он забрался в кровать и укрылся чуть ли не с головой, потому что страх все еще бился в груди бойкой пташкой и ждал момента, когда можно будет вылезти наружу. Птолемей в полном недоумении завис в воздухе, сидя по-турецки. Он внимательно разглядывал комок одеяла, лежащий на кровати. Комок возмущенно сопел, наконец перестав дрожать, и бубнил себе под нос какую-то чушь про то, что Бартимеус — жуткий демон, которого надо непременно поставить на место. В общем, ничего интересного он не говорил. Несомненно, джинн мог ему ответить и несколько раз порывался это сделать, но юный министр выглядел сейчас настолько жалко, что спорить с ним было как-то неспортивно. Время близилось к полуночи, когда Бартимеусу совершенно наскучила однообразная болтовня комка одеяла да и само его общество сделалось просто невыносимым. Он мягко опустился на пол и стал барабанить пальцами по паркету, прожигая спину Джона Мэндрейка взглядом. Точнее, вероятнее всего это была спина, ибо определить, где у бесформенной кучки что находится, оказалось довольно затруднительно.  — Прекрати, — раздался из недр комка злобный голос. Со стороны это выглядело довольно комично, поэтому джинн коротко хохотнул и поскреб по паркету ногтями, создавая ужасно противный скрип. — Я сказал: «Прекрати!» — Джон Мэндрейк снова сидел на кровати, вперя гневный взгляд в Птолемея, изображавшего полнейшую невинность. Ему бы сейчас нимб да перьевые крылья, и вылитый ангел. Ну, до тех пор пока рога не прорежутся и остроконечный хвост не отрастет.  — Что опять неугодно Вашей светлости? — спросил Бартимеус с издевкой в голосе. Он почти физически чувствовал страх Джона. Джинну было совершенно непонятно, чего вдруг испугался этот не самый трусливый малый, но он понял, что мистер Мэндрейк так злится, именно желая скрыть тот первобытный ужас, что испытывал.  — Я запрещаю тебе стучать, скрипеть и смотреть на меня, — безапелляционно заявил юноша. Джинн даже моргнул от удивления:  — Это еще с какой стати? Джон Мэндрейк задумался, но видно ничего достойного не пришло ему на ум, поэтому он просто огрызнулся:  — Я не обязан перед тобой отчитываться. Это ты мой раб, а не я твой.  — А кто чью тушку спасал? — не остался в долгу Бартимеус. Он хитро прищурился и начал медленно загибать пальцы, перечисляя все случаи, когда так или иначе спас жизнь Джона. Натаниэль смутился, когда эти самые случаи (и пальцы) перевалили за второй десяток. Он потупил взгляд, снова лег и зарылся в одеяло. — То-то же, — добавил джинн, словно заканчивая нравоучение.  — И все равно выполняй приказ, — пробубнил комок одеяла. — Спать мешаешь. Бартимеус вздохнул: все-таки иногда Натаниэль вел себя как ребенок. Не многим случалось видеть эти случайные пробуждения ребячества, точнее никто, кроме него их и не видел, но юноша все равно переживал по этому поводу, ибо его репутация… Джинн плюнул, так мерзко звучало это слово, но еще более мерзко было наблюдать за тем, как вполне нормальный ребенок превратился в невесть что и трясся над этим созданным образом, будто это было смыслом всей его жизни. А если дела действительно обстояли так, то смысл у его жизни был явно какой-то неправильный, по крайней мере, с точки зрения Бартимеуса. Он как-то грустно посмотрел на сжавшийся комочек одеяла, вздохнул и повернулся к нему спиной. Птолемей снова висел в воздухе, сантиметрах в пятидесяти над полом, и со скуки ковырял обои, когда из-под кровати донесся писк. Противненький такой. Как будто аппарат какой-то заело. Бартимеус обернулся на звук, но не увидел ничего, кроме разъяренного лица Джона.  — Я же тебе уже говорил! — без предисловий начал он.  — А это и не я, — джинн развел руками, словно говоря: «Видишь? Я чист».  — А кто же тогда? — озадаченно спросил юноша, в упор глядя на Бартимеуса. Последний в ответ лишь пожал плечами. Джон Мэндрейк уже собирался было заглянуть под кровать, но джинн схватил его в охапку и оттащил в дальний угол комнаты, несмотря на бурные протесты. После чего Бартимеус запустил под кровать Конвульсии и от туда вылетел маленький, дергающийся паучок, бывший таковым лишь на первых двух планах. На более высоких планах бытия он был довольно уродлив по человеческим меркам, а если взять стандарты джиннов, то едва ли тянул на троечку. На очень слабую троечку, между прочим. Паучок, наконец переставший биться в конвульсиях, оказался довольно-таки слабым джинном, наверное, и пищал он ранее как раз поэтому. Видно, надеялся доконать и без того нервного мистера Мэндрейка и выведать его истинное имя. Однако, несмотря на это уворачивался он вполне неплохо, поэтому двух Взрывов избежать ему таки удалось. Один из них пробил дыру в стене возле кровати, несколько обуглив обои вокруг да и саму кровать. Другой выбил окно и напрочь спалил шторы, оставив запах гарева. Третьему Взрыву наконец удалось попасть в цель, от чего в стороны полетели клочки сущности.  — Ты разворотил мне всю комнату! — возмутился Джон Мэндрейк, критически осматривая оную, когда остатки сущности развеялись.  — Ты, наверное, хотел сказать, что я блестяще выполнил твой приказ, — поправил его Бартимеус. — А комната… Ну, строить лучше надо. Вот раньше строили… На века! Никакими Взрывами не проймешь. А это что? — Джинн махнул рукой на стену, в которой зияла дыра. — Ну кто так строит? — Он раздосадованно покачал головой.  — Ах, я кажется знаю, кто мне будет делать следующий ремонт и заделывать эту дырку, — протянул мистер Мэндрейк. Подтекст был ясен до невозможного, но Бартимеус не был бы Бартимеусом, если бы сдался так просто.  — И кто же? — спросил он, заглядывая через плечо Джона в образовавшееся в стене отверстие. Вид из него открывался не самый живописный, но это Бартимеус и получше пейзажи видывал, Джону же сравнивать было особо не с чем. — Неужели ты знаешь, кто послал это недоразумение и намерен заставить его возместить ущерб? — продолжил с усмешкой Рехит.  — Нет, не знаю, но мне это и не нужно, — Джон Мэндрейк обернулся и посмотрел в золотистые глаза Бартимеуса, — я знаю замечательного строителя, который любит хвастаться, что приложил руку к известным строениям. Вот он мне все и отстроит.  — И кто же этот несчастный? — довольно ехидно поинтересовался джинн, намереваясь играть свою роль до конца.  — Ты, — как бы невзначай бросил Джон, проходя мимо. Он скрылся за дверью, а вернулся уже с кружкой дымящегося кофе.  — А ты спать больше не будешь? — будто бы удивленно спросил Птолемей, вертя в руках одеяло.  — Да ты что, издеваешься? — вопросом на вопрос ответил юноша, бросив короткий взгляд на все ту же дыру. — Рассвет уже. — Джон Мэндрейк поставил кружку на комод и быстро привел себя в надлежащий вид. Теперь он снова был министром: от страха, приследовавшего его всю ночь не осталось и следа. Юноша снова взял в руки кружку и осторожно присел на край кровати, словно боясь, что она вот-вот развалится. Правда, нельзя сказать, что подобные опасения не были обоснованными. — А теперь объясни мне, как демон пробрался мимо тебя, — холодно произнес Джон, делая глоток. Не то чтобы кофе сильно его бодрил, но он был в данной ситуации единственным выходом.  — А он мимо меня и не проходил, — ответил Бартимеус с таким видом, словно объяснял прописную истину. — Неужели так сложно понять, что у тебя под кроватью куча различных щелей и трещин. Чего думаешь, я там сидел? Ответить мистер Мэндрейк не успел, потому что под кроватью что-то закопошилось и с шуршанием стало выползать наружу. Бартимеус и Натаниэль переглянулись. Однако, если у первого во взгляде читалось веселье, то вторым снова овладел страх. Джинн отреагировал моментально: он снова оттащил юношу в дальний угол, расплескав по пути кофе на его дорогой министерский костюм, что вызвало целую кучу претензий; аккуратно задвинул Ната себе за спину, чтобы мальчишка не закрывал обзор; сменил облик и приготовился к прыжку. Все это произошло так быстро, что нечто еще не успело выползти, а когда это таки произошло, пустынный кот напрыгнул на него и проглотил от греха подальше, ибо еще нескольких Взрывов комната точно не выдержала бы, а восстанавливать ее из пепла и пыли Бартимеусу очень уж не хотелось.  — У тебя там что врата Птолемея открылись? — съехидничал джинн, поглаживая только что набитое брюхо. Он снова был в облике египтянина, когда заметил что-то бумажное на полу, поднял, повертел в руках и кинул Джону со словами: — Кажется это тебе. Видимо, я только что съел посыльного беса. Юноша промолчал не потому, что не мог ничего ответить, просто он был слишком занят изучением министерского письма. Джон Мэндрейк вздохнул, явно не обрадованный текстом сообщения, и ушел по каким-то срочным делам, приказав джинну вернуть комнате прежнее состояние. Бартимеус еще успел услышать, как Джон грозился устроить дежурным фолиотам «сладкую жизнь» до того, как тот ушел, однако на их судьбу ему было совершенно плевать. Куда больше джинна беспокоил грядущий ремонт. События сегодняшней ночи убедили Джона Мэндрейка в его правоте относительно существования подкроватных монстров. Теперь он мог еще увереннее сказать, что это все измышления простолюдинов и не более, а волшебнику не пристало обращать внимание на подобные бредни. И все бы ничего, но эти же события заставили Натаниэля гораздо сильнее верить глупым историям про чудовищ из-под кровати.