Сосед соседу - друг. Или нет.

      Диппер, на самом деле, довольно приспособлен к переменам, к резкой смене обстановки и атмосферы, и практически никогда не жалуется.       Пасифику же любой переезд выворачивает наизнанку. Только ты привык к тому, что теперь эта картина висит тут, так через полгода ее снова надо снимать и куда-то тащить, стараясь не запачкать, не порвать, и не сломать рамку. И вечные грузчики, хватающие коробки с платьями так, будто там навоз или камни, Пасифике проще в такие моменты просто уходить и возвращаться уже к самому отъезду.       Переезд — это вообще нервы и куча потраченных денег, коих у Нортвестов, со времен Страннопокалипсиса, с каждым годом становилось все меньше и меньше. В какой-то момент Престон просто решил, что на Пасифику уходит слишком много денег и, выкупив у какого-то то ли наркомана, то ли психа потрепанную однушку, сказал дочери «теперь сама по себе, тебе двадцать три, не маленькая». И Пасифика, обиженная на весь мир, снова пошла упаковывать вещи, прикидывая в голове, что же будет дальше.       Диппер смотрит, как грузчики заносят коробки в соседнюю, прямо через стену квартиру и не знает, радоваться ему, или плакать. С одной стороны, больше не будет подозрительных сборищ и шприцов в подъезде, не будет криков и матов по ночам, а с другой… С другой — ужасно злая и явно неузнающая его Пасифика Нортвест, обдирающая с ногтей голубой лак и нервно постукивающая каблуком по старым доскам коридора. И что она тут забыла? Ладно, он, ему и на чердаке в Хижине было великолепно, и в общаге универа, и тут, учитывая соседей, но Нортвест?       — Так и будешь пялиться? — рявкает на него Пасифика, смерив недовольным взглядом. — Нечего делать — помоги с коробками.       Диппер хмыкает и медленно качается вперед-назад, поднимаясь на носочки и спускаясь на пятки, от чего новые кроссовки скрипят и раздражают Пасифику еще больше.       — В прошлый раз ты о помощи просила повежливее… — улыбается Диппер и подходит ближе. Они не виделись уже несколько лет, но она все так же ниже на целую голову, даже на каблуках, пусть и неожиданно небольших, и у нее все тот же презрительно-изучающий взгляд. Она смотрит на него, пытаясь понять, знакомы ли они, и Диппер, вздыхая, снимает очки в толстой оправе, трет глаза, и прежде чем Пасифика, наконец, понимает, кто перед ней, уходит к своей двери. Перешагивает порог, смотрит театрально-зло, громко и с чувством говорит: «Ты — худшая», и захлопывает дверь.       Пасифика неожиданно для себя улыбается краешками губ, забывая наорать на едва не споткнувшегося грузчика.       ***       Вечером того же дня Диппер стучит ей в дверь.       — Справедливо было бы тебя не впустить, но не хочу прослыть тут очередной психованной соседкой, — буркает Пасифика, пропуская его внутрь. Диппер осматривается — голые стены, минимум мебели и какая-никакая кухонька. Как-то совсем не тянет на особняк.       — Твои родители совсем обанкротились? — с жалостью в голосе спрашивает Диппер, и Пасифику от этого аж передергивает.       — Скорее, отупели, — раздраженно бросает она. — Казино, попытки заработать обманом и шантажом, все как обычно, в их стиле. Если в Гравити Фоллз еще можно было обвести народ вокруг пальца, то стоило нам уехать — начали попадаться люди поумнее. Это, скажем так, их последний мне подарочек, чтобы не тратиться на меня еще несколько лет потом.       — Ясно… — тянет Диппер и понимает, что добавить совершенно нечего, разговор вообще не идет и он вообще не знает, зачем зашел. Просто, наверное, поздороваться, по привычке уже, как к каждому соседу. Мэйбл приучила еще когда подростками были, теперь так и повелось.       — Мэйбл удивится, когда я ей расскажу, кто поселился рядышком… — смеется Диппер, представляя, как долго и громко будет вопить в микрофон ноутбука Мэйбл от этой новости. Они с Пасификой особо близки не были, но и врагами уже назвать было нельзя.       — А она осталась в Калифорнии? — предполагает Пасифика, и Диппер кивает. — Понятно.       Они молчат еще какое-то время, после чего Диппер бросает «ну, я пойду» и уходит, по дороге понимая, в чем проблема — обычно, практически всегда его звали остаться попить кофе и поговорить. Познакомиться, так сказать. Пасифику он знал и так. Глупо было рассчитывать на ламповый вечер с рассказами и воспоминаниями о прошлом.       Наверное, думает он, она устала после переезда.       Пасифика не думает ничего, валясь на кровать прямо в одежде, и отрубается до самого утра.       ***       Жизнь на новом месте кажется Пасифике не такой уж и плохой. Район тихий, дом — тоже, люди из дома испаряются в семь утра, возвращаются где-то в шесть вечера, и даже ничего пока не сверлят. Диппер не надоедает, как надоедала бы Мэйбл, его вообще не видно и не слышно, хотя стена между их спальнями достаточно тонкая и слышимость дикая.       Пасифика ищет работу поприличнее и учится экономить хотя бы на чем-то.       В один из вечеров, правда, понимает, что доэкономилась до смешного и не купила сахар, и понимает это слишком поздно, чтобы бежать в магазин, пусть даже и круглосуточный — темно и прохладно, и надевать сапоги и полушубок, чтобы выбежать за сахаром, а еще и краситься три часа перед этим… Нет уж. Можно попить кофе без сахара.       Растворимый кофе без сахара оказывается настолько горьким, что у Пасифики выступают слезы.       Стук в дверь немного отвлекает от осознания бренности бытия и жестокости жизни, и, хотя Пасифике не очень хочется кого-то видеть, она открывает.       Диппер стоит на пороге с кружкой кофе и виновато улыбается, почесывая затылок.       — Я знаю, что сейчас ты назовешь меня нищим деревенщиной, но сахара не найдется?       Пасифике кажется, что глупее совпадения быть просто не может.       — Да вот я у себя это тоже спрашивала, — трясет пустой сахарницей она, грустно поглядывая на едва тронутую кружку. Холодный кофе тоже вкусный, но все равно горький.       Диппер открывает рот, чтобы что-то сказать, но так молча и уходит, закрывая за собой дверь, и прежде чем Пасифика успевает придумать, какая она теперь в его глазах — возвращается и кладет на тумбочку возле прихожей два маленьких пакетика сахара с эмблемой МакДональдса.       Пасифика не может поверить.       — Сахар из фастфуда, Пайнс? У тебя все настолько плохо?       Он пропускает это мимо ушей.       — Там всегда дают по три штуки к кофе, а мне и двух хватает. Это, скажем так, экстренный запас. Вспомнил о нем, когда о сумку споткнулся. Или ты не принимаешь подачки?       Пасифика помнит, на что он намекает, и подбирает с тумбочки уже весьма потрепанные ношением в сумке пакетики.       — Это называется «делиться», — отвечает она.       Диппер кивает и исчезает так же быстро, как и появляется, но ситуацию он, конечно, спасает. Пасифика забирается с кофе и ноутбуком на кровать и нетерпеливо обновляет страничку, ожидая новой серии любимого сериала, и делая пометку в блокноте, что надо бы как-то поблагодарить.       Через пару минут до нее доходит, что она, кажется, впервые открыла кому-то дверь в тапочках, домашних шортах и без макияжа, и этот кто-то вообще не обратил на это внимание. Или промолчал просто.       ***       На работе у Пасифики появляются первые знакомые и друзья, с которыми можно посидеть в кафе после тяжелого дня или даже пригласить парочку домой, посмотреть что-то. Ей не привыкать к обилию людей рядом, к достаточно громкому звуку от компьютера и прочим прелестям вечеринок.       Дипперу это категорически не нравится. Не нравилось в детстве, когда Мэйбл приводила домой чуть ли не весь класс, не нравится и сейчас, потому что за стеной хихикает кто-то слишком громко, ругается слишком вульгарно, и это почти силой вытряхивает из головы последние мысли. Диппер знает, что пойти стучать сейчас, чтобы они там приглушили звук — идея плохая. А вдруг двери откроет какой-нибудь здоровый накаченный парень и свернет его узлом, не успеет он и слова сказать? Нет, нет-нет-нет, лучше подождать, а потом высказать.       Ждать приходится аж до двух ночи.       Пасифика, зевая, провожает всех на такси к себе, но упасть спать не успевает, натыкаясь на усталый и замученный взгляд Диппера в коридоре.       — Потише никак было? — без сил даже ругаться говорит он, а Пасифика закатывает глаза. Начинается…       — Есть такая штука, как наушники, Пайнс.       — Есть такая штука, как вежливость, Нортвест. А наушники у меня сломались.       Они какое-то время просто смотрят друг на друга, будто решая, закатывать ссору на весь подъезд или не стоит, и в конце концов просто синхронно вздыхают.       — Не шуми так, пожалуйста, больше, — примирительно говорит Диппер, и ему почему-то кажется, что он отчитывает сейчас маленькую девочку, заигравшуюся до темноты. — А я обещаю, что, когда приходить будут ко мне, мы тоже не будем шуметь.       Пасифика фыркает.       — На ботанских вечеринках обычно и так не шумят.       — О, да ты даже не представляешь, как иногда хочется… Могу тебе доказать, если хочешь, — Диппер приподнимает уголки губ, и это больше напоминает хитрую ухмылку, чем просто улыбку. — Если докажу тебе, что на «ботанских» вечеринках бывает громко — прислушаешься ко мне?       Пасифика отмахивается, сонно бросая «да, да, как угодно», и понятия не имеет, на что она подписывается.       ***       Через пару дней Диппер стучит к ней с какой-то коробкой в руках, и Пасифика сначала не понимает, какого, собственно, черта, но Диппер невозмутимо пожимает плечами и говорит, что сейчас будет учить ее играть в «ботанские» игры, явно посложнее бутылочки и или «семи минут в раю». Пасифика в первые пару секунд хочет выставить его за дверь, но что-то в голове говорит, что это будет означать тотальный проигрыш еще до начала битвы, а она, Нортвест, ой как проигрывать не любит. Она приглашает его за обеденный стол, совершенно не задумываясь о том, что гостям надо предложить чаю. Диппер к этому уже привык и только предупреждает, что это на долго.       На кухне витает едва заметный аромат выпечки; Дипперу он кажется очень знакомым, домашним и родным. Кажется, так пахла пекарня в соседнем доме, пока он еще жил в Калифорнии.       Диппер расслабляется. Пасифика же почти с ужасом смотрит на то, как он достает из коробки какие-то карты и цветастые листы с правилами, хотя рисунки на картах кажутся ей довольно-таки неплохими и заманчивыми.       — Что, уже струхнула? — замечает ее замешательство Диппер и, подпирая ладонью щеку, выжидательно и победно на нее смотрит. — Если не хочешь…       — Ой, заткнись уже и объясняй, зануда.       Игра называется Magic: the Gathering, и, если поначалу кажется легкой, подводные камни находят Пасифику сами, и каждый новый ход оказывается хуже предыдущего. Пасифика скрипит зубами, думает, почему она вообще занята этим, а Диппер смотрит слишком нахально, будто говоря «недостаточно ты умная для такого, Нортвест». И это ее бесит даже больше проигрышей.       — Думаю, тебе больше подошла бы колода голубого цвета… — задумчиво говорит Диппер и забирает из ее рук зеленые карты. Черная колода лежит возле него, и Пасифика недоумевает, какая вообще разница. — В голубой больше «контроля». Больше карт, чтобы подчинить, приказать не ходить или изгнать с поля боя. Мне кажется, тебе подойдет это больше, чем выставление армии.       Пасифика грустно усмехается. Так вот, какая она все еще в его глазах. Желающая всем управлять и подчинять себе. Совершено не изменилась.       — А чего больше в твоей черной? — безразлично спрашивает она, перебирая в руках потертые карты.       — Вампиров, зомби и проклятий.       — Кто бы мог подумать.       — Вот уж точно. Продолжим?       Пасифика решает попробовать, хотя бы чтобы стереть с его лица эту самодовольную ухмылочку. И она на самом деле понимает, что он был прав, говоря, что на «ботанских» вечеринках бывает шумно. Разораться от неудачного хода и правда хочется. Они играют до самого вечера, пробуют множество карт, комбинаций, Пасифика не замечает, как пролетает время, и когда это они успели заказать пиццу и уже ее приговорить. Это она что, провела весь день за ботанской игрой с ботаном в очках и в мятой рубашке?       Похоже, так и есть.       — Знаешь, ты даже несколько раз выиграла, поздравляю, — довольно щурит глаза Диппер, отпивая чай из большой сиреневой кружки. Так она все же предложила его. В голове было неожиданно пусто, но ощущения были несомненно приятными и легкими.       — Не надо было меня недооценивать, — улыбается Пасифика, потягиваясь.       Повисает тишина, но уже не тягучая и противная, которую хочется разрушить во что бы то ни стало, а такая, которую приятно слушать и которой наслаждаешься.       Когда чай допит, а карты снова уложены в коробку, Диппер роняет «как-нибудь еще поиграем» и тут же прикусывает язык, со вздохом замечая, что это, наверное, был единственный такой вечер.       Пасифика выпихивает его за дверь чуть ли не пинками.       — Поиграем.       ***       Бывают в жизни такие волшебные моменты, когда не знаешь, это ты такой неудачник, или просто сегодня ноосфера совершенно не в духе и решила подгадить всем на свете. Пасифика, не находя ключа от квартиры в сумочке и карманах, склоняется к варианту номер один и зло бьет дверь кулаком, сползая вниз и прижимаясь к двери спиной. Вряд ли службы взлома замков работают после семи, а лезть в форточку на третьем этаже ни один сосед не согласится. Даже Диппер.       Но сидеть под дверью до утра не хочется совсем, поэтому Пасифика вздыхает, в пятый раз проклинает все на свете и сам свет, и стучит в соседнюю дверь.       За дверью слышится шебуршание и звуки, будто что-то падает на пол, и через две минуты Диппер в полузастегнутой рубашке открывает, пытаясь сфокусировать взгляд на гостье.       — Только не говори, что я отвлекла тебя от свидания, — говорит Пасифика скорее удивленно, чем насмешливо, и Диппер поспешно застегивает остальные пуговицы на синей полосатой рубашке.       — Я задремал… — отмахивается он и шарит по карманам штанов в поисках очков, но они, очевидно, в комнате, а туда идти и искать их там, когда на пороге явно расстроенная Пасифика — бред. — Что-то случилось?       — Ключ, кажется, дома оставила, не могу попасть в квартиру… — стараясь не казаться слишком грустной произносит Пасифика, и тут же понимает, что не знает, зачем постучала. Чтобы он вскрыл замок? Или чтобы она могла у него остаться на ночь? Или чтобы…       — Проходи, — перебивает ее мысли Диппер, делая приглашающий жест.       В квартире Диппера, ожидаемо, беспорядок, но не настолько критичный, как могла представлять себе Пасифика. На столе с компьютером — множество чашек, на каждом стуле по несколько скинутых мятых рубашек, на полу — чертежи, формулы и тексты на иностранных языках. Диппер не просит извинить его за бардак, но все равно немного смущенно потирает переносицу, и Пасифике думается, что это даже немного мило.       — Если ты не против, — говорит он, — то я могу без особого труда вскрыть замок.       — Откуда такие навыки? — Пасифика скидывает сумочку на тумбочку в прихожей и проходит в кухню, садясь на один из двух имеющихся там стульев. — Опыт домушника?       — Лучше, — смеется Диппер, нажимая кнопку на чайнике. — Несколько месяцев под присмотром дяди Стэна, и вскрытие замков — меньшее, чему научишься. Мы с Мэйбл знаем даже как деньги рисовать, только в жизни это мало помогает. Можешь передохнуть, а я пока поищу инструменты…       Пасифика кивает и лениво осматривает интерьер кухни. Ощущение было, что с того дня, как он въехал сюда, ничего не изменилось. Она, конечно, не знает, как оно было раньше, но почему-то кажется, что не особо он и стремился обживать это место. Никаких тебе уютных вязаных подставочек под чашки, цветных прихваток и прочего, а ведь имея близнеца типа Мэйбл этого наверняка было бы с избытком.       Но Пасифика не спрашивает. Диппер не спрашивал ничего, приходя к ней, игнорировал еще недоделанный ремонт и совершенно не обращал внимания на пыль на тумбочках. Какое им дело вообще до квартир друг друга? Они просто старые друзья. Или даже знакомые просто, общающиеся когда-то в детстве.       — А не давала запасные ключи друзьям? — раздается за дверью кухни, и Пасифика хмыкает, щелкая ногтем по грязной от кофе кружке.       — Нет. Кому мне их давать? — вздыхает она, вслушиваясь в звуки падения всякой мелочевки с полок. Дзынь, дзынь, дзынь. Хорошо, если на пол, а не на голову.       — Ну, тем, с кем ты тусишь… — кряхтит Диппер, копаясь в кладовке в поисках инструментов и перебирая давно забытый там хлам. — Или кому-то с работы… Подругам, парню своему…       Пасифика опирается щекой на ладонь и водит пальцем по кружке, соскрябывая налипший на внешнюю стенку кофе, совершенно не заботится о слезшем лаке и смотрит куда-то в никуда.       Оставить ключи кому-то было бы для нее верхом доверия. Никто из тех, с кем можно выпить после работы до такого уровня еще не дошел. И не дойдет, кажется.       — Нет, им не отдавала, — просто говорит Пасифика, ничего не объясняя и не оправдываясь. Из кладовки раздается обрадованное «нашел!», и Пасифика расслабленно выдыхает. Наконец-то.       Вскрытие замка занимает у Диппера меньше пары минут, и она задумывается на секунду, а не подрабатывает ли он где-то таким образом, но вспоминает Стэна и хмыкает. Вот уж да, это семейное.       — Прошу, — изображает дворецкого Диппер, жестом приглашая ее в ее же квартиру. Пасифика кривит губы, но все равно говорит «спасибо», а Диппер гордо подкидывает в руке отмычки. Экий молодец.       Пасифика кидает взгляд на запасную связку ключей у порога, смотрит на Диппера и тянет к ключам руку, но мысли и неуверенность не дают ей до них дотянуться.       «Да зачем ты ему, ты ему даже не друг».       И она сжимает пальцы в кулак, закусывая губу.       — Если что, — говорит Диппер, уходя, — зови, помогу по старой дружбе.       Пасифика закрывает за ним дверь и сползает по ней вниз.       Слишком добрый идиот.       ***       Пасифика просыпается от навязчивого стука за стеной, ворочается и не выдерживает, когда стук становится еще громче. Встает и, забыв даже про тапочки, зло шагает к соседней двери, куда стучит не меньше шести раз, пока ей не открывают. Открывают и смотрят так удивлено, будто она вломилась среди ночи.       — Что за концерт, Пайнс? — рыкает она с порога, а Диппер только фыркает ей в ответ. — Решил весь дом перебудить?       — Сейчас полдень, — пожимает плечами Диппер, постукивая по стене кулаком и вслушиваясь в звук. — Дом уже давно не спит. Только, наверное, ты.       Пасифика открывает рот, чтобы возмутиться, но скоро осознает его слова и смотрит на часы в его прихожей.       И правда полдень.       Это она проспала все на свете. Хорошо, что выходной.       Стыдно становится моментально, и она мнется на входе, не зная, как лучше всего сказать, что она не хотела орать, а просто поздно уснула и заспалась, и при этом не выставить все так, чтобы показаться последней стервой. Варианты не идут в голову.       — А что ты делаешь? — наконец, спрашивает она, когда Диппер отодвигает ее, задумавшуюся, в сторону и стучит по двери несколько раз.       — Эксперимент. Какой звук издают предметы разной плотности, если по ним постучать. А чтобы не было скучно, повторяю при этом азбуку Морзе.       Диппер стучит то быстро, то медленно, смотрит на сонно-не понимающую ничего Пасифику и усмехается.       — «Доброе утро», говорю. Когда нас с Мэйбл расселили по комнатам, мы так по ночам общались иногда, на зло родителям. Весело было. Чтобы не забыть — тренируюсь.       Пасифика закатывает глаза.       Как ему это подходит. Такой ботаник.       Почему-то даже по утрам (ладно, уже в полдень) выглядящий уставшим.       Диппер снова стучит, теперь уже по столу, и Пасифика снова не понимает.       — Это было «уходи, я занят»? — предполагает она, и Диппер смеется.       — Это было «хочешь кофе»?       Пасифика смотрит на него, и солнечные зайчики от его очков пускают блики ей в глаза. Она щурится, улыбается и думает, почему бы и нет. Она давно не пила с кем-то простой кофе. С кем-то — только вино, обязательно дорогое и из правильных бокалов. А кофе утром из розовой с котом кружки (Мэйбл подарила, не иначе) — никогда, кажется.       Диппер рассказывает ей истории о том, как они еще раз приезжали в Гравити Фоллз, как там дела, как он вообще оказался в этом доме и как там Мэйбл, и Пасифика ловит себя на мысли, что ей нравится его слушать.       Нравится он.       От неожиданного осознания этого Пасифика едва не роняет кружку.       Как? Когда это случилось?       Какого, простите, хрена?       — Пасифика? — водит ладонью перед ее лицом Диппер, возвращая в реальность, и Пасифика вздрагивает, отставляет кофе и смотрит на него особенно серьезно.       — Как бы ты отреагировал, если бы я сказала, что ты мне нравишься? — спрашивает Пасифика и понимает, как же убого это прозвучало.       «Нравишься»? Детский сад какой-то.       — Обрадовался бы, — ляпает Диппер и тут же закрывает рот ладонью, смотря на нее как-то неловко-испуганно, будто что-то страшное сказал и обидное. — Эм… В смысле…       — Не отвечай, — тихо просит его Пасифика.       И уходит к себе, чувствуя на себе тяжелый взгляд.       Вечером того же дня стук повторяется. Только теперь в одном месте, и с одинаковым ритмом. Не просто стук, понимает она. Азбука Морзе.       Она игнорирует это достаточно долго, пока оно не начинает одновременно раздражать и вызывать дикое любопытство. Она вслушивается и записывает тире и точки на листок, находит в интернете значение.       На часах полночь.       Она накидывает халат, берет запасную пару ключей от квартиры и стучит в соседнюю дверь второй раз в день.       ***       В блокноте, оставленном на кровати, остается «- -*-- -- -* * - --- ***- *».       «Ты мне тоже».