На одну ночь

Вылазки на праздники екаев были нечастыми – все-таки враждебная территория – но в подобных охотах глава клана частенько сам принимал участие. Самое интересное в этой охоте, правда, нашел не он. Охрана доложила, что некто помог выбранным для праздничного пира нечисти людям избежать ловушек, чуть не попался сам, но был спасен экзорцистами клана и теперь заперт в машине, потому что они понятия не имеют, с человеком имеют дело или с аякаши. Запечатать его не получилось, но сознание «добыча» потеряла. Сейджи и сам удивился, когда, открыв дверцу машины, обнаружил там старого знакомого. На Нацуме было легкое кимоно, повязка с иероглифом сползла, закрывая сейчас только половину лица. Наверное, его неслабо потрепало попыткой запечатать. Не убило, но какое-то время он еще проваляется в кровати больным, восстанавливаясь. - Отвезите в поместье, - закрывая дверцу машины, распорядился Сейджи спокойно. – Положите в моей комнате. Я хотел бы с ним побеседовать. - Это человек? - Нет. Просто местный екай. Очень сильный екай, - с улыбкой добавил Матоба, отправившись закончить связанные с пиршеством дела. Нацуме ожидал его как награда за прекрасную службу этой ночью. Мальчика положили на футон главы клана, накрыли одеялом, поправили съехавшую повязку. Кота нигде видно не было, хотя Сейджи и был готов наткнуться на него в любой момент. Войдя в комнату, скинул верхнее кимоно, мягко сел на футоне рядом с пленником. Наклонился, провел подушечкой большого пальца по нижней губе Такаши, глядя оценивающе, выжидающе. В комнату просочились двое шики, зависли у стены, ожидая распоряжений. Фантазии, связанные с этим мальчиком были чудовищны, губительны, нереальны, и потому требовали скорейшего воплощения в жизнь, чтобы больше не бредить ночами и не отвлекать от дел клана. На футоне завозились часа через полтора-два – Сейджи не следил за временем. Никакими делами заниматься не мог, да и по ночному времени и после хорошо сделанной работы главе клана полагалось спать, либо развлекаться. - Проснулся? – обернулся к пленнику Матоба. На нем по-прежнему не было верхнего кимоно, но их и так оставалось два, вряд ли Такаши сразу почувствует подвох. – Неужели опекуны отпустили тебя так поздно? Нацуме молчал, больше внимания уделяя нависшему над ним шики. Тот держал руки мальчика прижатыми к футону над головой, черные провалы глаз были прямо напротив лица Такаши. Матоба отогнал неприятное чувство, зародившееся от такого пренебрежения. - Тебя могли съесть, - напомнил Сейджи, поднимая одеяло. Все же кимоно – прекрасная одежда. Бесформенная, просторная, но что может быть сексуальнее сползшей с колена ткани. Нацуме молчал, видимо, все же чувствовал неладное. Вот и славно, значит, можно было с ним не церемониться. - Утром я тебя отпущу. - Почему не сейчас? – впервые подал голос парень, кажется, глядя теперь на Сейджи. Матобу начала раздражать повязка с иероглифом на глазах пленника, он опустился на колени, легким движением снял ее и, залюбовавшись, пропустил удар в бок коленом свободной ноги. Он охнул, отскакивая инстинктивно. Второй удар пришелся в хрупкую маску шики, та треснула, сделав его непригодным, а руки Нацуме свободными. Но снова сигануть в окошко гостю не дали – по углам комнаты располагались еще трое шики, двое из них тут же среагировали, без труда поймали жертву, вернули обратно, опять растянув, и теперь удерживая и ноги тоже. - Я так и знал, что однажды вы попытаетесь это сделать, - рассерженно произнес Нацуме, дернувшись, но вырваться не смог. Матоба вздохнул, возвращая себе лицо. - Ты ошибался. Не попытаюсь. Сделаю. Он жестом отдал приказ своим слугам, те послушно склонились ниже над пленником. Матоба устроился сбоку, наблюдать. Это было так же интересно, как смотреть за приготовлением ужина. Тот шики, что удерживал ноги Нацуме, на мгновение стал совсем аморфным, часть его осталась плотной лентой на лодыжках пленника, а часть заструилась черной змеей, обвилась вокруг правой ноги Такаши – от щиколотки и выше, чуть колыхнув полу светлого кимоно, скрываясь под ней. Нацуме вскрикнул, отвернулся, закусив губу; пришлось снова сделать жест, и тот же шики, будучи аморфной субстанцией, волной своего ставшего змееобразным тела послушно откинул полы кимоно, оттолкнул, стаскивая трусы пленника почти до колен, и вернулся к прерванному занятию – заполз проворной змеей в узкий проход и там расширился, разрабатывая изнутри. В Матобе боролись неоправданная ревность и предвкушение. Нацуме от него отвернулся, не кричал, не просил, только судорожно дергался, когда «змейка» совершала новый толчок внутрь, расширяясь. Он был совершенно не возбужден, в отличие от Сейджи, смазка с члена которого уже проявлялась пятном через два его кимоно. Не удержался, ведь в конце концов это останется между ними двумя – поймал Нацуме за скулы, развернул к себе, в глаза смотреть не стал – впился глубоким, грубым поцелуем, ощущая дрожь этого, казалось, хрупкого тела, прикусил нижнюю губу пленника, так же нетерпеливо, совсем забыв о своем статусе, прошелся руками по бокам. Только бы прошло. Ведь если что-то хочется, нужно один раз сделать это, и больше уже оно не будет таким интересным. Вот и этот мальчик потеряет для него значение после нынешней ночи. Не дожидаясь, пока выскользнет шики, распахнул свое кимоно, накрыл Нацуме собой, снова грубо перехватив его скулы, заставляя смотреть себе в лицо, пока проникал в еще недостаточно растянутый вход. Такаши, закусив губу, болезненно морщился, но сильнее задергался, когда шики переместился на его член, начав плавные движения вверх-вниз, подрачивая, заставляя возбудиться. Оставшийся не у дел шики, казалось, наблюдал своими пустыми глазницами за падением главы клана до остервенелых рваных движений, почти животного рычания, когда тот покусывал шею мальчика, шептал на ухо пошлости, до синяков сжимая ягодицы жертвы. Наверное, Матоба не был бы так груб, если думал повторить это снова, даже против воли. Нацуме уже трясло: от вынужденного возбуждения или от подавляемых слез, а может, сказывались нервы, в конце концов, боль. Такаши успокоился было, когда Сейджи, выйдя после особенно резких толчков, кончил ему на живот, но Матоба только отдышался, перехватил ногу пленника под колено и снова вошел сразу до конца. И снова хуже всего для Нацуме отозвалось собственное удовольствие, когда на живот мучителя попали белесые капельки его спермы. Тогда Такаши всхлипнул, снова отвернулся, болезненно вскрикнул после следующего грубого толчка, впервые крикнул «Хватит!» и тут же прикусил губу, устыдившись. Матоба не торопился, насытившись первым актом и в этом решив воплотить оставшуюся еще тягу. Двигался сильно, медленно, всякий раз стараясь входить на всю длину, получая больше удовольствия от болезненно дергавшегося от этих движений тела под ним. На этот раз кончил внутрь, снова развернув лицо Нацуме к себе, чтобы видеть глаза жертвы в этот момент. Такаши плакал, судорожно сглатывая. Матоба лег рядом на футоне, стараясь отдышаться. Погладил волосы дернувшегося недовольно Нацуме, прикрыл глаза, произнес: - Я обещал. Я отпущу тебя утром. А до утра у нас еще есть время…