Пока никто не видит

Я привык прятаться от других людей, ссылаясь на то, что они слишком плохо думают о тех, кто не похож на них ни ростом, ни силой, ни стилем, ни вкусом. Мне страшно понимать, что я всего-навсего прячусь от своих проблем и из-за этого ситуация только ухудшается. До боли печален тот факт, что в этом мире я - один. *** В Детском доме "Улыбка", как и всегда, неспокойно: мальчишки и парни облачились в ночные пижамы и сейчас, усевшись поудобней на полу, рассказывали друг другу страшилки и небылицы о гоблинах, дрконах и василисках. Те, кто постарше, смеялись над фантазией младших, а сама мелочь воспринимала эти смешки, как оценку их рассказа: если смеются, значит, он не страшный, а, скорее, слишком вычурный и навороченный неправдоподобными сюжетными поворотами. — А рыжий будет что-нибудь рассказывать? - Видимо, звали меня. Я, в отличие от них, сидел на своей кровати и наблюдал за ними, если можно так выразиться, свысока. — Эй! Конопатый! - крикнул мне Серёга - известная дылда нашего дома с ужасным характером. - Расскажи малышне одну из своих жутких, - на это слове он скривился, будто съел незрелый лимон, - историй. Мальчишки от семи до десяти, будто прежде меня не замечавшие, повернули свои головы в мою сторону, один из них даже удивился, что рядом с окном, в самом уголке, кто-то сидит. Несмотря на свою внешность, я оставался призраком комнаты старших. Я мало с кем заговаривал, да и вообще вел замкнутый образ жизни. Наверное, потому, что я стеснялся себя от макушки до пяток. Серый и пара старших ребят, поджав губы, ожидали, когда я к ним спущусь на пол, подползу и сяду вместе с ними. И, устрашающе посмотрев на детей, начну рассказывать о погибшем в прошлом веке дракуле. Я не знал этой истории, и даже не пробовал спуститься к ним. Там я был лишним. Белой вороной с рыжим отблеском оперения. Именно таким я выглядел в их разноцветных глазах. — Вы слышали большое количество страшилок сегодня, которые придумал я, от Серого и Шумова. - прокашлявшись, смущённо сказал я, тут же смутившись хмурого взгляда Сереги. - Признаюсь, ваши истории я не слышал и не слушал, поэтому, если повторюсь с кем-то из них, простите. Я не специально. Трое мелких подползали к моей койке на четвереньках, их примеру последовали и остальные. Старшие остались на своих местах, кроме Серого. Он поднялся на ноги и сел на кровать, которая была соседней с моей, сложил руки на груди и кивнул, разрешая мне продолжить. Из-за этого движения чернильная чёлка съехала на глаза, но на нее он совсем не обращал никакого внимания. — Многие знают, что слёзы - это, формально, очищение нашей души от боли, горечи, а может и счастья. - один мальчик, положил руки на мою койку, опустив на них свою голову рядом с моими ногами. Он смотрел на меня с любопытством. Ради него я был готов продолжить. - Но есть люди, которые не плачут. Именно из-за тьмы, хранящихся в их сердцах, они превращаются в тени. Которых почти никогда не видят и не слышат. Герой этой истории напоминал мне себя. Слова звучали угнетающе и зловеще. Я впервые порадовался тому, что девчонки не увязались за малышней, хотя до этого момента мне было плевать. — Эти черные создания окутывают тех, кто держит свои чувства в глубинах разума. Тьма поглощает всех, кто боится кого-то или чего-то. Она ненавидит тех, кто хочет кому-то мстить. Старшие всё-таки стали с мест и расселись на койки, которые располагались рядом с моей. Мелочь давно окружила ближние места на полу. Мне было весело и одновременно грустно наблюдать за побледневшим мальчуганом. С одной стороны, выглядел он забавно. С другой, я совсем не хотел кого-то пугать и никак не ожидал, что другой мальчишка будет сидеть с открытым ртом и смотреть на меня глазами, мокрыми от слёз. Мне кажется, что он, как юный следователь, понял, о ком я говорю и что значат все мои слова. Серый это тоже понял. Хотя я и не сомневался насчет него. Он всегда понимал меня с полуслова. Единственный здесь, с кем я мог свободно разговаривать. — Чернота вашей души медленно убивает вас самих же. Кинжалом прорезает внутренности каждого, кто не слушает правду. На этих словах я закончил страшилку. Мальчик, лежащий подле моих ног, смотрел куда-то в пустоту. Комнату поглотила тишина двадцати двух человек. Не было слышно вздохов, всхлипов, криков, шорохов. Кажется, все думали. Думали над смыслом и, видимо, все видели в чем-то себя. Тишь прервала воспитательница мелочи, которая с каким-то удовлетворением кричала на них за то, что в позднее время они не спят, на нас за то, что мы им позволили "прятаться от наказаний" именно в нашей комнате. Дети, еле переплетая ногами, ушли. Воспитатель погасил у нас свет. Все распределились по койкам и спокойно начали посапывать. Я, угнетенный страшилкой, спустил ноги на пол, взял свои костыли и попытался уйти незаметным из комнаты. Палки, помогающие мне ходить, отстукивали свою песню, из-за чего другие цокали, закрывались одеялами и подушками и пытались храпом заглушить этот звук. Я смирился с этим. С тем, что не умею плакать при ком-то другом. Именно поэтому я уходил в укромный уголок дома, чтобы... Просто. Побыть. Одному. Ночью рыжик с глазами цвета поля и прожилками в виде люпинов превращался в тень. В ту, которая всегда искала место, чтобы спрятаться от всех и вся. И чтобы просто рыдать. Хлюпать носом из-за никчемности жизни и из-за того, что ты, в отличие от других, живешь с одной настоящей ногой. Протез для меня казался ужасным. В общем-то, так и было. Он не приносил пользы, просто давал другим повод поиздеваться и попридумывать не столько обидные, сколько противные мне прозвища. Я глупо сидел на холодном полу, распрямив ноги и смотрел в черноту вокруг меня. Фонарика под рукой не было и я запнулся о свой же кроссовок. Вставать не хотелось. Слёзы сами скатывались по щекам, размывая веснушки на моем лице. Я никчемный. Склеенный. Жалкий. Большинство меня знают, но в разговорах никогда не упоминают. Почему? Почему именно я был обречён попасть сюда с одной ногой и неизвестным прошлым за спиной? Почему так все несправедливо? Даже здесь, дети, не имеющие родителей, улыбались, веселились, играли, танцевали. А я не мог. Просто не мог себя пересилить и стать счастливым. — Будешь сидеть тут и дальше или всё-таки перестанешь быть размазней? - голос друга пронесся надо мной, проникая в душу, разрывая внутренности с противным скрежетом. — Серёга. - позвал я тихо, шмыгнув носом. — Ты такой счастливый. Он молчал. Видимо, заспанными глазами уставился на мой силуэт и перерабатывал полученную информацию. — И в чем же? - недоверчиво спросил Серый. — Ты умеешь улыбаться. Это звучало глупо, по-детски. И ужасно напоминало какую-то детскую сказку с примесью фэнтези. — Рыжий. - пропел он. — А ты точно уверен, что читать Анну Коренину по вечерам это полезно и способствует успокоения нервов, а не наоборот? Он пытался меня подбодрить. Знал же, что я всегда маюсь ерундой на подобии этой. Он единственный знал, что и я умею плакать. Но слёзы появляются только тогда, когда никого рядом нет. И вот сейчас они чудесным образом пропали. — Книги помогают создавать мир, который помогает уйти отсюда. - хрипло прошептал я и тут же закашлял. Серый зевнул и взъерошил рукой мои волосы. — Когда-нибудь мы все найдем свое место в жизни. - сказал он и отправился обратно в комнату. Я остался сидеть на полу, сжимая в руке костыль. Больше плакать не хотелось. Больше не хотелось вообще ничего. Поднявшись, я со стуком палок-помощниц отправился вслед за Серым. Благодаря его словам я почувствовал себя лучше. Остановившись перед дверью с неровной восьмеркой, я закрыл глаза. Пока никто не видит я могу представить себя двуногим счастливым человеком, который умеет улыбаться. Пока никто не видит я могу почувствовать себя нужным.